Элеонора устала и слегка продрогла - с гор опускалась прохлада, и смолисто-пряный аромат струился по лицу, окутывая волосы невидимой шалью. Как ящерка в песок - змееобразными движениями - девушка погрузилась в толщу чайного листа.

 

Килийские пираты в коротких туниках, обнявшись за плечи, скользяще-тянущим шагом кружили вокруг мачты словно сороконожка, укусившая себя за хвост - быстрее, еще быстрее. Обитые серебром весла лежали по бортам, и галера летела под золотым парусом, ускоряя ход в такт танцорам. Она тонула в зарослях понтийских рододендронов, растущих вдоль берега ручья, то растворяясь в желтых цветах, то вспархивая златогрудой птицей посреди нежно-лиловых.

 

Вдали показался Самшитовый водопад. Холодные зеленоватые струи, сливаясь, тянулись сплошной стеной, снова расходились, искрились и падали, взрываясь россыпью живых драгоценных камней. Жирные листья самшита, дрожа, роняли капли и перешептывались с водопадом.

 

Вперед, вперед - всевидящее око галеры, разрисованное макияжем, как у актера из травести-шоу, вело пиратов к неминуемой гибели. На носу судна невозмутимо сидел Цезарь, держа в руках свиток папируса и кисть. Он дописывал поэму "Путь", и Элеонора, не удержавшись, заглянула через его плечо.

 

 

- Ну и что ты валяешься, кукла? - Элеонору больно и обидно ударили по ноге и дернули за руку. - Она отдыхает, а чай горит!

Элеонора открыла глаза, поднялась и отряхнулась. На неё зло смотрел щуплый парень в тельняшке. Редкие усики топорщились, как у крысы. Двое его друзей стояли чуть поодаль и перемигивались.

- Дурак!

- Это я дурак? Не будь ты бабой - давно по роже получила!

- А ну, попробуй!

Глаза парня дико завращались.

- Хватит вам! - Широкая спина Гали, мастера спорта по гребле, отгородила Элю от собеседника. - Иди, давай! Остынь! - И она легонечко толкнула его в грудь пальцами.

- Мы тут вкалываем... А такие как она... Из-за них и вся страна.. Эх.. вашу мать... и за Единую Россию! - Он горько махнул рукой и взялся за совковую лопату.

- Ну и что ты нарываешься? - зашептала Галя подруге. - Ему в Чечне голову прострелили. Герой. Орденоносец. Врежет, как делать нечего, и ничего ему не будет. Тебе оно надо?

- Ага! Они час лопатами поработают, а потом засядут в преферанс играть. Герои труда! А нам и первокурсникам отдуваться.

Эля протянула правую ладонь и показала кровавый волдырь.

- И спать хочу!

 

Галя ковырнула лопатой. Чай горел. Поднятые с глубины листья порыжели и обдавали сладким горячим паром - обварить руку можно. Эля спрыгнула с пандуса, где под навесом был раскидан чайный лист, и запрокинула голову вверх - в черничное небо. Слезы закатились обратно. Ночное небо манило, затягивало, и Эля пожалела, что не может оттолкнуться крылом от облака и упасть в бездну. А ещё лучше, была бы под рукой такая кнопочка, переключатель - "щёлк", - и законы гравитации меняют своё направление.

- Иди сюда! - позвала Галя. - Работа есть другая. - И она кивнула в сторону небольшого костра.

- О-кей!

- Завтра пойдем на Самшитовые водопады?

- Обязательно. Вот только я высплюсь.

- Эгоистка. - Галя задумалась. - А верно все с кладом?

- Год назад нашли отрывки из поэмы Цезаря. Но никто ещё не догадался, что писал он о побережье Дагомыса, где пираты и спрятали свои сокровища.

 

Сомнамбулической походкой Эля поплелась к костру. На красных колотых кирпичах, покрытых сажей и копотью, стоял такой же чумазый чайник. Желтые языки пламени лизали его эмалированные бирюзовые бока в металлических проплешинах. Чайник ворчал и фыркал в ответ. Вокруг костра сидело трое местных рабочих и мастер. Замусоленные дырявые футболки в разводах пота и пятнах соли, рабочие куртки. Эля, взопревшая и помятая, с черными обводами вокруг глаз, выглядела не лучше.

- Ну, пусть глотнет. Иначе свалится, гадать не надо, - сказал один из рабочих.

- Пусть! - поддержали другие. - Залпом!

Алюминиевая кружка, посеревшая от мелких царапин, очутилась в руках у девушки. Радужная пленка гуляла по поверхности ароматной, обжигающей жидкости, похожей на чернила. От жуткой горечи едва не вывернуло наизнанку. Сердце часто забилось между пятками и горлом, а голова превратилась в звенящий хрустальный шар.

- И ладно! - сказал мастер. - Поступаешь ты в распоряжение нашего смазчика. Звать его дядя Ёся, Иов Антонович Кошман.

К Эле неслышно подошел высокий худой старик, похожий на Дона Кихота. Он неодобрительно посмотрел на возлежавшую вокруг чайника компанию. Эля взяла масленку с длинным носиком и жеваную тряпку, и они отправились в цех.

 

Черные роллеры, похожие на гигантских пузатых личинок, крутились вокруг своей невидимых осей - паутинок, урчали и лязгали. Тусклые лампы едва освещали их линялые бока. Словно укротитель дядя Ёся по плечи погружался в механизмы, что-то подкручивал гаечным ключом, изредка оборачиваясь за масленкой.

- Все торопятся, бегут, - а чай не терпит суеты, не терпит равнодушия, - раздавался его приглушенный голос. - Он берет лучшее от земли и от неба. Люди проходят, приходят новые, а природа вещей пребывает в веках. А люди...

Дядя Ёся вынырнул из недр шестеренок, держа в одной руке чайник, в другой - котенка:

- ...кипятят воду и топят пакетики, как котят. И жизнь у них такая, никчемная.

От этой сцены Элю закачало, она присела на пол, закрыв глаза, и незаметно уснула.

 

Вечером следующего дня стройотряд покидал Дагомыс. Дребезжащий автобус нес студентов к железнодорожной станции, а перед глазами Эли всплывали картины встречи с экзотическим стариком.

Дядя Ёся? - фыкнула Галя. - Опять твои фантазии! - И она протянула подруге брошюру из чайного домика.