В кафе эпохи пандемии народу почти не было. У окна сидела интересная дама неопределённого возраста, которая изящно держала наманикюренными пальчиками чашечку кофе. Её тёмно-медные волосы отливали каштановыми, где-то кофейными с рыжим, переходящими чуть ли не в красный отливами. Изредка она поглядывала на часы – явно ждала кого-то. Элегантный возраст не мешал её удивительной красоте.

Неподалёку две девчонки лет десяти-одиннадцати ели мороженое и поглядывали на красивую даму, перешёптываясь.

– Говорю же, это она, Валерия Райз. Я все фильмы с её участием смотрела. Она ещё в прошлом веке начинала сниматься, - рыжая девчонка была уверена в своей правоте.

– Да нет, Ленка, просто похожа. Она и на твою маму даже чем-то похожа. Ей уже лет шестьдесят должно быть, а эта явно моложе. И чего такой знаменитости в нашем микрорайоне делать? - возражала подруга.

В это время к даме подошёл импозантный седовласый пожилой человек, щёлкнул каблуками и поцеловал ей ручку.

– А вот мы сейчас и узнаем, она это или нет. Похоже, мой дед хорошо с ней знаком, – Ленка была удивлена таким знакомством не меньше подруги.

Девчонки продолжали наблюдать за странной парой. Наконец Ленка не выдержала и подошла к столику у окна.

– Здравствуйте! Привет, дед. Извините, но у нас с подружкой спор возник. Вы Валерия Райз?

– Да, малыш, – покровительственно взглянула на Ленку дама, – Не думала, что меня узнаёт столь юное поколение.

– Да что вы, я все фильмы с вашим участием смотрела! Вы же ещё в прошлом веке снимались, должны быть старше, – Ленка была столь непосредственна, что актриса улыбнулась.

– Лена, всё выяснила и иди доедать мороженое, – вмешался дед, который явно был недоволен внучкой.

Ленка обиженно поджала губы, но ослушаться деда в присутствии такой знаменитости не посмела.

– А седина тебе идёт, - произнесла Валерия, глядя на своего визави снизу-вверх. – Долго будешь стоять? Присаживайся.

– Ждал приглашения.

Он присел, заказал бутылку сухого вина, фрукты.

– Я понимаю, тебе надо с чего-то начать разговор, Лера. Давай к делу. Зачем звала?

– Я хочу видеть дочь.

– Странно, не прошло и сорока лет. Ты, наверное, забыла, что у тебя нет дочери.

– Олег, давай забудем то, что уже прошло, и начнём жизнь с чистого листа.

Мужчина откровенно разглядывал Валерию. Пожалуй, она сильно изменилась. Это далеко не та рыжая растерянная девочка, которая рыдала у него на плече. Совсем не та. Царственная осанка, уверенность в глазах, грация пантеры в движениях. Тогда, сорок лет назад, ему не верилось, что из неё получится что-то путное. И был очень удивлён, когда впервые увидел фильм с её участием. Сейчас эта женщина как бы сошла с экрана. Она вела себя, как небожительница. Напрасно он испугался, что в рыжей девчонке Ленке Валерия признает себя в детстве. Похоже, она даже не обратила внимание, что девочка назвала его дедом.

– Понимаешь, Лера, жизнь – это не тетрадка: черновик не понравился, перевернём страницу, и пиши заново. И мы не вдвоём с тобой в социуме.

– Олежа, - перебила его Валерия, - как говорится, будь проще, и люди к тебе потянутся. Не надо этих заумных слов. Знаю же, что Кати больше нет. Я тоже в данный момент свободна. Мне надоела столичная жизнь. Я вышла на пенсию и решила вернуться на родину. Старая любовь не ржавеет. Разве нет? Думаешь незаметно, как ты меня глазами ешь.

Олег отвёл взгляд.

– Оставь эти банальности, Лера. Я всегда любил Катю. И только Катю. Ты не любовь, ты страсть, порочная страсть. Бывшая порочная страсть. Нас уже сорок лет ничего не связывает.

– Не скажи… У нас очень прочная связь. Общая дочь.

– Позволь повторить, у тебя нет дочери. Её мать Катя и по жизни, и по документам.

Валерия, в который раз прокрутила в памяти тот июльский день, когда притащила плетёную корзинку, позаимствованную у тётки, с пищащим комочком, завёрнутым в старое розовое одеяльце. Коляски у неё не было. В принципе, у неё ничего не было, кроме страстного желания стать знаменитой актрисой. И ещё заветный адрес родного отца в столице, где она собиралась окончить школу, а потом поступить не куда-нибудь, а во ВГИК. Корзинка с младенцем и документами была оставлена около двери в квартиру Олега. Главное, она знала, что там девочку не обидят, малышка будет желанной и любимой, несмотря ни на что. Она горько плакала, сама прекрасно понимая – это слёзы кукушки. В записке, что оставила рядом с бутылочкой, значилось: «Её зовут Аврора», потому что имени у новорожденной ещё не было.

– Так обстоятельства сложились… Да ты и сам знаешь, что мне некуда больше было деть малышку, а в жёны ты меня взять не захотел. Не в Дом малютки же девочку было отдавать… У тебя была Катя. Кстати, ты, наверное, не в курсе, но это Катя придумала, что я буду рожать под её именем.

Олег и не догадывался. Он наоборот боялся, что, Катя не простит измену. А она, оказывается, всё знала. И пошла на это, потому что собственных детей иметь не могла. Никогда бы не подумал, что Катя может принять столь ответственное решение за его спиной. Валерия не лгала, явно. А то-то жена ему слова по поводу внебрачной дочери за всю жизнь не сказала.

– Может, она тебе и денег дала?

– А на что бы я в столицу рванула? Но деньги – не главное. Мне надо было быть уверенной, что с девочкой всё будет хорошо. Мы договорились, я не буду появляться. И я сдержала слово, данное Кате. А теперь Кати нет. Но тебе я такого слова не давала. Ты забыл? Мне было пятнадцать, когда ты лишил меня девственности. Я могла тебя посадить, но молчала, как партизан на допросе. Ни одна живая душа в посёлке не узнала, что отец ребёнка – это заезжий аспирант. В чём ты меня можешь упрекнуть? Я хочу видеть Аврору.

– Катя стала мамой девочки, и Катя дала ей имя. Не Аврора. Возможно, Катя боялась, что ты не сдержишь слова.

– Не вынуждай делать анализ ДНК. Просто представь меня для начала родственницей дальней, что ли. Наверное, сердце подскажет. Родная кровь разве не даст себя знать?

Валерия скорее не спрашивала, а утверждала. Олег усмехнулся. Ни сердце, ни кровь ничего не подскажут. Всё это сказки. Проверено. Дочь стала сценаристом. И как-то по её сценарию снимали фильм с Валерией в главной роли. Как Катя тогда испугалась за сердце и кровь. Все два месяца, что Рита была на съёмках, жена ходила бледная, не переставала названивать дочери. А Рита приехала недовольная съёмками.

– Мама, представляешь, эта Валерия Райз просто невозможная. Всё ей не так, видите ли роли её мало, пришлось сценарий на ходу менять. Подумаешь, королева. Все ей должны как будто. Актриса, конечно, она хорошая. Но характер! Мы с ней постоянно на ножах были.

Не подсказало сердце кукушки, что Рита Королёва (по мужу) не кто иная, как её кровная дочь. Катя тогда так радовалась, что не назвала девочку Авророй. Да и Ритка, дочка, ничего не почувствовала.

Олег посмотрел на Валерию. Хороша чертовка! Время её не очень потрепало. Что-то заныло в паху, видимо, память о той преступной страсти. Он не был верующим, но несколько раз ходил в церковь, пытался грех замолить. Исповедался. Батюшка утешил, мол, искупил грех-то тем, что дочь хорошую воспитал, что жене отрада была. И девочка та, с которой согрешил, в люди вышла, не сломалась.

Кукушка кукушкой Лерка оказалась. А хотя, что делать ей было? Тётка сразу сказала, что с ребёнком домой не пустит. Надо же, за его спиной переговоры вели с Катей. А кто бы Лерке помог тогда? Он отстранился. Бросила дочку и рванула в Москву к папаше своему, который тоже не очень-то дочь признавал. Но характер – кремень. Добилась. Мысли, как кузнечики, скакали в голове Олега. Не знал он, как поступить ему сейчас. Сказать сорокалетней дочери, что мать её совсем не та, которая вырастила и воспитала, которую не так давно она оплакала. Это невозможно. Но Лерка упрямая, если уж решила, то вряд ли остановится.

– Что молчишь, Олежа? Ты меня знаешь, я не отступлю.

– Лера, зачем тебе это? Сорок лет – большой срок. Девочка выросла, сходила замуж, родила дочь, получила профессию. У неё была прекрасная семья. Не трогай её.

– Олежа, кто тебе дал право лишать дочь матери? Я ещё многое могу ей дать.

– Сама подумай, Лера, нужно ли это ей, взрослой женщине. Она самодостаточна.

– А как ты думаешь мне жить, зная, что у меня есть дочь, и даже не взглянуть на неё. Я сорок лет ждала.

Олег решился:

– Знаешь ты её, знакомы вы с ней. Только ни сердце, ни кровь вам ничего не подсказали. Потому что жизнь – это не индийское кино.

Валерия застыла. Рука, державшая бокал с вином, дёрнулась. Она уставилась на собеседника немигающим удивлённо-распахнутым взглядом. А глаза точь-в точь Риткины. И волосы. «Похожи-то как, с ума сойти! – подумал Олег. – Как я раньше не замечал? Хотя откуда. Лерку лишь на экране видел последнее время, а как она выглядела тогда, уже и подзабыл».

Валерия не могла слова вымолвить. Как? Она же всю жизнь верила, что сердце матери подскажет, если доведётся с дочкой встретиться. Своё слово, данное Кате, держала. Но всё равно представляла, как живёт её дочь в семье Олега, придумывала жизнь, которую ведёт дочка, все сорок лет мысленно называя её Авророй.

– Олег, – встряхнулась Валерия, – тебе всё равно придётся раскрыть все наши тайны. По завещанию всё моё имущество будет принадлежать дочери, а для этого я должна оформить свою волю у нотариуса. Я бы хотела, чтобы дочь жила в Испании, там пустует мой дом. У меня есть квартира в Москве. Здесь я тоже купила домик у моря. Ты же понимаешь, что я её найду, но, наверное, лучше будет, если ты сам меня представишь.

Олег не знал, что делать. Имел ли он право в память о Кате лишать дочь материальных благ? Плачут ли кукушки, подкидывая своих детёнышей в чужое гнездо? Эта плакала. Он видел слёзы, застывшие в глазах, в тот день, когда предложил ей дать денег на аборт. Сейчас ей удавалось скрыть наболевшее. А может, лучший выход – жениться на ней сейчас? Она же этого хотела тогда, возможно, и теперь.

Валерия тоже думала о кукушках. Все эти сорок лет она не переставала любить ту девочку, которую придумала себе сама, когда та шевелилась в её животе. Валерия стала известной актрисой, четыре раза была замужем. Но детей больше не было. Ей казалось, что если родит, то предаст ту свою дочь, которую лишила своей материнской любви. С мужчинами расставалась легко, возможно, первый урок оставил след на всю жизнь. Кате дала слово и держала его, потому что именно Катя воспитывала её дочь, любила как родную. Валерия не лезла в их жизнь, боялась не сдержать слово. Но теперь Кати нет на этом свете. Значит, она должна отдать всю нерастраченную любовь той девочке, которая давно стала взрослой.

Олег уже один раз сунул голову в песок, как страус. Катя тогда решила за него. А сейчас надо было что-то решать ему самому. Но он не мог. Всё было неправильно с той самой первой ночи на сеновале с пятнадцатилетней зеленоглазой девчонкой. И вдруг внутри у него как будто стало расти какое-то инородное тело, было трудно дышать. Он ловил ртом воздух.

– Олег, что с тобой? – в ужасе закричала Лера.

Он не мог ответить. Боль заглушала всё остальное.

Валерия лихорадочно стала набирать на телефоне 112, пальцы не слушались, как будто это были не утончённые наманикюренные пальчики, а сардельки. Наконец ей удалось дозвониться, и она закричала в трубку:

– Скорая! Тут человеку плохо. Сердце, наверное.

Она назвала адрес кафе и все данные Олега. Подбежала Ленка.

– Что случилось? Деда, что с тобой? Только не умирай, пожалуйста, – набрала номер матери и, рыдая, прокричала в трубку: – Мама, приходи быстрее в наше кафе, тут деду плохо. Валерия Райз ему «скорую» вызвала.

Олег не мог понять, что с ним происходит: всё тело распирало, как будто кто-то кол вонзил и поворачивает его внутри, шевельнуться не мог. Но при этом в сознании возникали картинки: сеновал, аппетитная девчонка, к которой его так тянуло, как никогда ни к кому больше в жизни не тянуло. Казалось, что исчезнет картинка, и всё земное закончится. Потом он увидел людей в белых халатах, его подключали к проводам, что-то спрашивали, делали уколы. И вдруг он увидел, как три головки в обрамлении волос цвета меди разных оттенков склонились к его лицу. Ему стало намного легче дышать. И как сквозь вату, услышал:

– Не переживайте. Это не инфаркт, всего лишь межрёберная невралгия. Больно, но не смертельно. Видимо, перенервничал сильно. Мы сделали ему обезболивающий укол, сейчас всё пройдёт. Пару дней постельного режима. И ваша забота.

«Видимо, сама судьба решила проблему, – с облегчением вздохнул Олег, боль отпускала. – Они сами сейчас договорятся. Золотые красавицы мои…» Ему стало спокойно, как будто сам решил сложную задачу.