В этом доме всё не так. Не так, как должно быть и не так, как это

представляют другие. Но зато здесь так же, как было тридцать лет назад и

будет ещё долго, пока будет жива тётя Валя. А потом... И потом всё будет

так же, потому что вряд ли что изменится в этом забытом Богом доме на

окраине города и потому что он никому не нужен, кроме меня.

В этом доме не принято говорить о искусстве и литературе, о истории и

политике и вообще ни о чём , что может интересовать общественность.

Здесь больше молчат, а если и начинается разговор, то обычно с

обсуждения того, кто сколько выпил вчера, кто с кем передрался, кто

сколько раз ходил в ларёк за бутылкой и кто кого встретил возле ларька.

Так было всегда и ничего не изменилось.

Не изменилась и тётя Валя. В той же зелёной юбке , которую я помню с

детства, кофточке неопределённого цвета и глаза - такие же грустные, как

и до того, когда убили Лену, так и после.

Лена - моя подружка. Звонкоголосая белокурая девчушка, с которой мы

дружили в детстве. Я уже не помню, откуда она взялась в моей жизни и

поэтому мне кажется, что она была постоянно. И осталась - навсегда...

Её убили. Кто и зачем - неизвестно до сих пор, просто в далёком

девяносто четвёртом году нашей доблестной милиции не было до этого

никакого дела, а сейчас уже - тем более.

Тётя Валя - её мать. Несчастная пьющая женщина, до которой тоже нет

никому дела. Кроме меня.

Я люблю сюда приходить. Здесь - не так, как везде. Когда я вхожу сюда,

то вся моя бурно кипящая жизнь с её насущными проблемами теряется за

порогом этого дома и я остаюсь один на один с моим детством и юностью,

которые отражаются в глазах тёти Вали. Мы просто сидим, много курим, я

рассказываю ей о своей жизни, а она, как обычно, тяжело вздыхает и

молчит, периодически глядя то на меня, то в окно. О чём она думает, я не

знаю. Может быть, о скоротечности жизни, в которой ничего нельзя

изменить...