Моей любимой маме посвящается - Миша, а ты ножи заточил? – тетя Сара поправляет платок тыльной стороной руки. Сегодня тетя Сара печет не лепешки, а хлеб. Пышные и румянные караваи со сладко пахнущей коркой непривычно смотрятся на пестром узбекском дастархане*. Разделив тесто на несколько частей, она расставляет его в маленьких металических мисках на приступке возле тандыра* во дворе. Нагреваясь теплом, тесто быстро поднимается и уже скоро приветливо выглядывает из-под лягана-крышки. В тесной кухоньке темно и прохладно. Хорошо утрамбованный земляной пол чисто выметен и полит. Вдоль стены стоят большие кастрюли с молоком и стеклянные банки с самодельным топленным маслом, завязанные чистенькой тряпочкой вместо крышек. У входа, справа, на листе жести, стоит двухфитильная керосинка со старой сковородкой. Рядом - тарелка с яйцами, на случай, если нагрянут гости. На стене развешена нехитрая кухонная утварь. Зажмурившись от яркого света, тетя Сара выходит во двор. Утренняя прохлада пахнет мокрой пылью. Солнце поднимается над домом, освещая нежную листву урючного дерева, шатром накрывшим двор. Сидя на топчане, дядя Малик или Миша, как его зовет тетя Сара, курит самокрутку, оглядывая двор здоровым глазом. Второй глаз закрыт узкой черной повязкой, из-под которой видны грубые шрамы от ожога, стягивающие лицо. Большой и молчаливый, он напоминает таежного медведя. Дядя Малик - один из немногих мужчин в кишлаке, вернувшихся с войны, покалеченным, но живым. Будучи тяжело ранен в бою под Сталинградом, он без сознания пролежал под телами умерших товарищей, пока его не нашла поисковая собака. Потерявшего память, еле живого, его увезли в Сибирь на лечение. После перенесенных ран и тяжелой контузии – он почти не слышал и не видел, его комиссовали. Так бы и остался он жить в Сибири, если бы не встретились ему земляки, узнавшие его и забравшие домой в Узбекистан. Домой дядя Малик приехал не один, а с тетей Сарой, которую встретил и полюбил в Сибири. Теперь в их семье спокойно уживались узбекские традиции, смешавшись с сибирскими, исконно русскими. Дружно растили двух сыновей, разных, как день и ночь. Старший сын - Карим, от первой жены, темноволосый, с ярким взглядом черных глаз, степенный и молчаливый, как отец. Второй же, Василий, приемный, со светлыми пшеничными волосами и голубыми глазами – балагур и весельчак. - Миша! – тетя Сара, ополоснув руки, вытирает их о передник. – Вы скоро начинаете? Дядя Малик задумчиво смотрит в листву урюка, выпускает кольцо дыма и молча кивает в ответ. - Ой, хорошо! – засуетилась тетя Сара, - тогда и я ставлю. Она ставит тазы с тестом на угли в тандыре, утопив их в заранее сделанные лунки. Плотно накрыв каждую миску ляганом*, она присыпает их горячими углями. Разложенное таким образом тесто выпекается в ароматные караваи. Аппетитный запах хлеба манит детей со всей округи. Стайками залетая в открытые ворота, они собираются на топчане и, притихнув, как зайцы, терпеливо ждут. Сегодня особый день для них и они понимают важность этого момента: тетя Сара печет караваи, а дядя Малик режет кабана, которого откармливали почти целый год. Заскучав от ожидания, дети заводят тихие игры: кто-то рассказывает истории, остальные же, рассевшись в круг, слушают, затаив дыхание. Кроме своих, узбекских детей, в кишлаке живут дети беженцев с Украины и России. Много беженцев после войны уехало - вернулись в родные места, но многие остались - ехать было некуда. Рассказчик, увлекшись, мешает узбекские, украинские, татарские и русские слова, жестикулируя и наглядно демонстрируя особо интересные места. С утра до вечера эта шумная босоногая компания с пыльными испачканными мордашками то бегает по кишлаку , играя в «войнушку», то сидит в местном саду и дружно жует зеленый урюк и незрелые яблоки, болтая о своих, детских, фантазиях. Война объединила все национальности, сделав языки понятными, а традиции – общими. Во двор заходит Муслима-опа, старшая сестра дяди Малика. Она каждый день приходит проведать брата, а заодно, поговорить о делах и посоветоваться. Дети, увидев ее, сразу притихли. Присев на край топчана, Муслима-опа обмахивает себя широким вышитым рукавом платья, как веером. - Уфффф, как жарко...Малик, вы здесь? – негромко, нараспев, зовет она брата. Из кухни выглядывает разрумяненная жаром печи тетя Сара. Вытирая руки о фартук, она спешит поприветствовать родственницу. - Муслима-опа , как вы, как ваше здоровье? – похлопав по плечу, тетя Сара заглядывает ей в лицо. Изгиб брови Муслимы-опы, накрашенный усьмой*, надламывается, выражая безмерное страдание. - Ой, Сара-жоним, не спрашивай. Старею я, сил совсем нет. Вот, к вам еле пришла! – она еще сильнее начинает обмахиваться рукавом, – а где Малик? – острый взгляд ее далеко не старых глаз осматривает двор. - Так, может, в дом зайдете? - тетя Сара окидывает взглядом детскую компанию, - Там у нас прохладнее, а здесь шумно, не отдохнете! Малик сейчас подойдет, я его позову. Кряхтя, Муслима-опа направляется в сторону дома. Тетя Сара жестом подзывает рассказчика с топчана и, показывая в сад, просит позвать дядю Малика. В саду, среди фруктовых деревьев, дядя Малик с несколькими мужчинами, свежует тушу кабана. Отрезанные ломти сала лежат рядом, в тазу, отливая розовым цветом. Выслушав мальчика, дядя Малик, прихрамывая, идет в сторону дома. Передав таз с салом и свиной вырезкой тете Саре, он чисто моет руки и заходит в прохладу дома. Солнечный свет почти не проходит сквозь маленькие оконца комнаты, поэтому здесь темно и прохладно. На полу уже расстелен дастархан с лепешками и наватом*. Мягкие курпачи разложены вокруг дастархана вместе с круглыми подушками для удобства гостей. Дядя Малик заходит в комнату, прижав руку к груди в обычном приветствии: - Ассалом алайкум*, Муслима-опа. Как ваши дела, как здоровье? – он опускается на курпачу возле дастархана и, примяв подушку рукой, удобно устраивается возле сестры. Янтарный чай, заваренный с настоящей заваркой по случаю прихода гостьи, разлит по маленьким пиалам. Дядя Малик ломает лепешку, раскладывает кусочки по дастархану, а сверху кладет наколотый на мелкие кусочки нават. Начинается неспешный разговор, во время которого обсуждаются разные житейские и бытовые вопросы. Дядя Малик – агроном, единственный мужчина на всю улицу. Муслима-опа – одна из старейшин – знает проблемы каждой семьи, живущей в кишлаке. У них есть о чем поговорить... Во дворе тем временем начинается настоящее пиршество. Когда хлеб выпекается, тетя Сара вытаскивает его из тандыра. Нарезает еще горячие караваи на толстые ломти и на каждый кладет дрожащий, как желе, кусок сала, щедро посыпая все это крупной солью. Пока дети уплетают хлеб с салом, тетя Сара жарит вырезку, заливая мелкие кусочки мяса яйцами. Запах яичницы, пожаренной на свиных шкварках, подгоняет детвору, которая быстро съедает бутерброды и глотает слюнки в ожидании следующего блюда. Очередной каравай вмиг разлетается вприкуску с яичницей со свиной вырезкой. Разговоров не слышно, все аппетитно жуют серый горячий хлеб, макая куски в остатки масла на блюде. Закончив есть, каждый получает по ломтю каравая на дорожку. Некоторые убегают играть, а те, кто постарше, остаются на топчане. Они знают, что, если задержаться, то можно получить кусочек сладкого навата. Рассосешь сахар, а на языке остается маленький кусочек грецкого ореха, который можно долго жевать, наслаждаясь его маслянистым вкусом и терпкой кожуркой, смешанной со сладостью. Запах жаренной свинины проникает в комнату. Муслима-опа закрывает нос широким рукавом платья. Дочь бывшего бая, она свято чтит мусульманские традиции, не приветствуя никаких отступлений. - Малик, ты будешь гореть в аду за свои поступки! Мусульманин не может держать свинью, да еще и резать ее. Аллах покарает тебя за это! Дядя Малик усмехается и молча продолжает колоть нават на маленькие кусочки. Рядом крутится один из мальчишек, норовя ухватить сладость с дастархана. Дядя Малик поднимает мальчишку на руках и показывает сестре: - Опа, посмотрите на него: он же, как пушинка, легкий! У него в костях ничего нет. Они – пустые! А должны быть заполнены силой и здоровьем! - он отпускает мальчика и, захватив горсть наколотого навата, щедро высыпает ему на ладошку. Когда тот, радостный, убегает на улицу, дядя Малик продолжает: - Те, кто должен заботиться о нем и кормить его, лежат мертые в чужой земле. А кто будет кормить ребенка? Если мне суждено гореть в аду за это– пусть так оно и будет. И нет на земле такой веры, которая запретит мне растить их здоровыми и сытыми, не важно, моих ли, соседских ли... Он снимает повязку с глаза и вытирает скупую слезу, выкатившуюся из пустой глазницы. Тетя Сара заносит горячий чайник и свежевыпеченный каравай. Муслима-опа, опустив глаза, молча пьет чай. Из остатков теста тетя Сара выпекает маленькие лепешки, кульчи, и раздает детям. Кто-то из них, уже побывав в соседском саду, набирает фруктов. Довольные и сытые, дети собираются на берегу небольшой речки. Болтая ногами в прохладной воде, они бросают кульчи в воду вверх по течению. Весело журча, поток приносит кульчи обратно. Выловив свой кусок и обкусав размоченный край, дети снова бросают хлеб в воду. «Хола, хола кульча бер, холам айтди: «утин тер!», утин тердим бир кучок, кульча пишти бир учок!*» Лепешки твердые, из грубой муки, не прокусить, а размоченные в горной воде, становятся мягкими и сладкими на вкус. Растущая в воде пудина, то есть мята, мягко и ласково щекочет детские пятки. Несмотря на разный возраст детей, в компании нет ни ссор, ни обид, только тихий и спокойный разговор.... Повзрослев, каждый из них будет вспоминать свое детство, хоть и трудное, послевоенное, но с благодарностью. С благодарностью к тете Саре и дяде Малику, сумевших вырастить их, как собственных детей, здоровыми и крепкими, научив дружить по-настоящему, быть родственниками без кровных связей, быть справедливыми и добрыми. До сих пор эти дети, став уже взрослыми, отмечают все мусульманские и христианские праздники, готовя плов по четвергам и выпекая куличи на пасху. - Чужих детей не бывает! - говорили тетя Сара и дядя Малик, - Мы все – одной веры! ------------ *Тандыр – печь-жаровня в Средней Азии, сделанная из глины *Ляган – большая тарелка, блюдо *Кишлак – поселок *Опа – вежливое обращение к женщине старшей по возрасту *Усьма – растение, применяемое для подкрашивания глаз и бровей *Дастархан - скатерть *Нават – традиционный кристаллизованный сахар, готовящийся из виноградного сока *Стеганные вручную одеяла из ваты *Здравствуйте *Тетя, тетя, дай кульчу, а в ответ: «Принеси дров», я принес охапку дров, и кульчей напекли полный тандыр! |