А Письмо За окном, как обычно, туман, тускло светит фонарь возле дома. Дорогой мистер Ганс-Христиан! Я пишу, не надеясь на помощь. Сколько мы не видались – лет сто? Непреклонное время сурово. Я – тот самый дворец... нет, картон: красота превратилась в уродство – шпиль оторван и нет лебедей, порвались. И стекло еле живо – много трещин. Мне больно глядеть на себя в пятнах грязи и жира. Я не знаю дальнейшей судьбы оловянных солдат из коробки. Все ушли – на войну, может быть: не играли в трусливых и робких. Ни один не вернулся домой. Он стоит – беззащитный и гулкий. Жить без игр и надежды не смог даже тролль в деревянной шкатулке. Тишиной унесло вечный шум – топот, смех и звонки у парадной... Я не знаю, зачем я пишу – вы ведь тоже ушли безвозвратно. -------------- Б Буратинное В любой деревянной болванке чудак Буратино всё чинит-починит любимые карандаши, Рисует на тонкой коре завиточки скрижалей… Мы от кукловода сегодняшней ночью сбежали. Со взглядом стеклянным Мальвиночка-воображала, ругает, что путаю время и все падежи. Смотри, золотые монеты: одна, две и три... И ни в падежи, ни в приставки, ни в части их речи – не верю, хоть косвенно жизнь нашу делают легче. Здесь даже в былиночке серого олова – вечность… Но ты не поймёшь, хоть стекляшки до дырок затри. Знакомое слово, условно на слоги руби, начни рифмовать, говорят, что поэты бессмертны. Пора к черепахе... Закат начинается медный. Она показала наш мир, он другой – трансцендентный, где самое важное – в области первой любви. Он сам изумлялся на свет обретённой души, на сердце, листком, по-весеннему треснувшей почки. Он в будущем, может, расставит бессмертные точки, что нынче корявы. И сбиты акценты не очень... Когда обнаружит слова и найдёт падежи. |