Виктор Деревянченко 2018

Повесть "КЛАДБИЩЕ ПАРОВОЗОВ"

Глава "Путешествие "Чёрного Бизона" через Тихий океан" (полная версия 60

тыс.зн.)

 

"Капитан в своём роде изобретатель и творец правильных решений в трудных

условиях… "

К.С. Бадигин

"С паровозами через Тихий океан" (записки капитана)

 

Рождение Чёрного Бизона

 

Он родился под знаком Тельца в Соединённых Штатах Америки в начале мая

1944 года.

Его появления на свет, как и рождения таких же, как он братьев-близнецов, с

нетерпением ожидали Президент Франклин Рузвельт в Белом доме и Маршал

Иосиф Сталин в Кремле, в надежде на то, что те повлияют на исход Второй

мировой войны в пользу союзников.

Его родителями по праву считались и русские и американцы, а прародителем,

несомненно, был Маттиас Уильям Балдуин, построивший в 1832 году свой

первый паровоз Old Ironsides «Старая железяка».

«Крестным отцом» новорожденного стал паровозных дел мастер Джеймс

Буффало, большой добрый и трудолюбивый человек. Однажды вечером он

принёс из дома бронзовую фигуру бизона, аккуратно распилил её вдоль на

половинки и закрепил их в качестве личной эмблемы на кабине паровоза, в

которого он вложил часть своей души. Считая неуместным золотистый блеск

фигурок во фронтовых условиях, мастер закрасил их чёрной краской.

Предвидя нелёгкую судьбу своего детища, вдохнув в него жизнь, Джеймс

нарёк его Чёрным Бизоном. Так было принято со времён Балдуина – давать

имена паровозам.

С нетерпением Чёрный Бизон ждал своих первых шагов по земле. Ему ещё

предстояло пробежать бесчисленные километры дорог, перед ним

открывались необозримые просторы, но первые несколько метров он должен

прокатиться здесь. Он происходил из семейства декаподов . Его десять

ведущих колёс, покрашенных и блестевших, словно начищенные сапоги

новобранца, застоялись на рельсах и просились в путь.

Поздно вечером после смены казалось, что все ушли из цеха. Но внутри

Чёрного Бизона, там, где в потёмках уже бродила, привыкая к железу, его

душа, кто-то ещё возился в небольшом ящичке на раме возле паровой

машины. Чёрный Бизон постепенно осознавал себя отдельным от других

механизмов одушевлённым существом, он понимал человеческую речь, был

готов вступить в разговор с незнакомым собеседником, копающимся в его

нутре. Тут человек спрыгнул на бетонный пол и выглянул из-за ярко-красных

колёс, окаймлённых полоской белого цвета. Оказалось, что это Джеймс

Буффало, задержался после работы, чтобы втайне от всех спрятать в

паровозе свой привет русским машинистам. Он положил в ящичек с

принадлежностями завёрнутую в звёздно-полосатый американский флаг

плоскую бутылку виски. Джеймс сделал это намеренно так, чтобы только

опытный добросовестный и дотошный помощник машиниста знал о месте

хранения этих принадлежностей и мог их найти.

– Ну вот, дружище Чёрный Бизон, – Джеймс похлопал «малыша» по

глянцевитому боку, – я думаю, что этот сюрприз будет приятным для твоего

экипажа, теперь ты посвящён в тайну, береги её. А я отправляюсь на войну!

Утром следующего дня машинист Дэвид Уилсон поднялся в кабину,

придирчиво изучил показания приборов, внимательно наблюдал, как его

помощник Энтони Харрис бросал уголь в открытую топку. Вода в котле

кипела, паровоз дышал, выбрасывая вместе с дымом клубы пара.

– Дилон, вы заправили машину песком?

– Да, мистер Уилсон, я проверил – самый лучший кварц из Невады – сухой и

сыпучий, им можно заправлять песочные часы! – бодро отвечал кочегар

Дилон Оцеола.

– Я рад, Дилон! Попрошу вас наблюдать работу тормозов.

– Сию секунду, мистер Уилсон!.

Ди ловко выпрыгнул из кабины, не опираясь на ступеньки лесенки, и стал

смотреть на тормоза. Машинист опустил рычаг, воздух ворвался в цилиндры,

поршни двинулись и прижали тормозные колодки к ободам колёс, на рельсы

перед колёсами посыпался песок.

– Всё в порядке, мистер Уилсон, отличное прилегание, я уверен, они

остановят не только локомотив, но удержат на склоне весь состав.

В стеклянной конторке главного инженера Джона Джервиса собрались

паровозные экипажи, среди них были и опытные убелённые сединами

машинисты, и молодые крепкие их помощники, а также сильные и

сноровистые кочегары.

Хозяин кабинета, обращаясь ко всем, объяснил причину созыва столь

представительного собрания:

– Господа! Коллеги! Как вам известно, Правительство Соединённых Штатов

оказывает помощь Советской России в её борьбе против нацистской Германии

на европейском континенте. Мы качественно выполняем заказ Правительства

и готовы отправить 18 паровозов с тендерами в Портленд (штат Орегон), где

их погрузят на пароходы и морем доставят во Владивосток. Нам установлен

срок отправки – 10 мая.

 

* * *

 

Новое назначение капитана Бадигина

 

Константин Сергеевич Бадигин – легендарный капитан, писатель,

исследователь Арктики, за заслуги отмеченный званием Героя Советского

Союза, летом 1943 года прибыл во Владивосток для нового назначения.

Начальник Дальневосточного пароходства Василий Фёдорович Федотов был

немногословен:

– Вам поручается ответственное государственное задание – принять

командование теплоходом "Клара Цеткин" и организовать доставку паровозов

по ленд-лизу из США во Владивосток.

– Что за судно? – поинтересовался Бадигин.

– Теплоход по нашим меркам ещё совсем свежий – построен в Ленинграде в

1933 году для перевозки лесных грузов, грузоподъёмность до шести тысяч

тонн. Судно однопалубное, с баком, средней надстройкой и ютом.

– Кто им командовал? – вопросы Бадигина были по делу и предельно

короткими.

– Константин Сергеевич, тут есть маленький нюанс, я надеюсь, что он не

станет Вам помехой в выполнении задания – бывший капитан Никифоров

назначен к Вам старшим помощником.

– По какой причине он понижен в должности?

– Его назначение не связано с понижением в должности, на судне не могут

быть два капитана.

– А почему ему не поручили выполнение этого задания?

– Масштаб задачи не тот, с которым он обычно справлялся, руководство

уверено в Вас и в том, что Никифоров будет содействовать вашему

скорейшему вхождению в коллектив и овладению ситуацией на судне. Кроме

того ему предстоит ещё восстанавливать корпус судна после аварии.

– Где будем восстанавливаться?

– Я распоряжусь, чтобы ваше судно ремонтировали в Совгавани.

– Разрешите идти, – Бадигин встал, в готовности приступить к выполнению

поручений.

– Задержитесь на минуту, Константин Сергеевич, – Василий Фёдорович

движением руки дал понять, что разговор ещё не окончен, – к Вам есть одна

просьба – необходимо пристроить в хорошие руки одного парнишку. Его отец-

политработник погиб на фронте, мать умерла недавно, так что обком просит

Вас поучаствовать в судьбе этого парня.

В словах начальника пароходства чувствовались сердечность, забота и

печаль.

– Что же, Василий Фёдорович, я думаю, место найдётся.

На следующий день небольшого росточка мальчик вошёл в каюту капитана.

– Ученик Назаров прибыл в ваше распоряжение, – отчеканил он и вручил

направление отдела кадров.

Капитан принял документы, вызвал помполита Рычкова.

– Сергей Васильевич, позаботьтесь, пожалуйста, о размещении ученика

Назарова, определите его в боцманскую палубную команду, пусть боцман

потихоньку, без нажима, начнёт приучать его к флотским традициям.

Женька Назаров оказался проворным и смекалистым мальчишкой. Спустя

неделю он был в курсе дел всего экипажа, знал всех в лицо, по должности и

по фамилии. Знал, кто и в какой каюте располагается, быстро приспособился

к палубным работам, тем не менее, особого пристрастия к ним не проявлял.

Через некоторое время сблизился с кухней, но не с тряпкой в руках, а вдруг

изъявил желание учиться поварскому делу. Судовой кок обрадовался

нежданному помощнику и тут же поручил мальчишке чистить картошку.

Женьке урок показался неинтересным и трудным, и он опять отправился на

палубу в боцманскую команду.

Ввиду того, что новый капитан судна был младше по возрасту и менее

опытным в работе на капитанском мостике, Константин Сергеевич не стал

обсуждать со старпомом Никифоровым причины аварии и сосредоточился на

ремонте судна.

В Совгавани теплоход подлатали отнюдь не по первому разряду –

начальством был обещан капитальный ремонт на американской верфи.

В рейс на Америку Никифоров не пошёл, на должность старпома был

назначен Пётр Николаевич Василевский.

10 декабря 1943 года начальник пароходства напутствовал капитана

Бадигина:

– Будь осторожен. Не суйся в проливы в тумане.

Во Владивостоке, когда судно стояло уже на рейде, на лоцманском катере на

борт прибыли два пассажира - журналист Юрий Москаль и техник Павел

Карлов.

До конца рейса капитану Бадигину так и не удалось выяснить, в какой газете

спецкором работает Юрий. Он был профессионально назойлив, крутился

рядом и досаждал капитану расспросами. В его командировочном

предписании было указано право отправки радиограмм. Лишь через

продолжительное время Константину Сергеевичу стало известно, что газета

его называлась "Дзержинец" и висела она на стене в коридоре

Дальневосточного Управления НКВД.

Второй представился специалистом по паровозам. В Америке он

действительно много лазил по трюмам и паровозам, но так и не смог

объяснить, почему паровоз называется декаподом.

При плавании из Владивостока к западному берегу США теплоход "Клара

Цеткин" пересёк Японское, Охотское и Берингово моря, прошёл проливы

Лаперуза, Первый Курильский и Унимак, миновал северную часть Тихого

океана. Все эти моря изобиловали во время перехода туманами, сильными

ветрами и штормами. Тихий океан не баловал мореплавателей погодой.

С января по апрель теплоход "Клара Цеткин" ремонтировался и

переоборудовался для перевозки паровозов на верфях Портленда.

 

Журналист Юрий Москаль поднялся с капитаном Константином Бадигиным на

мостик теплохода.

– Константин Сергеевич, Вы довольны ремонтом? Выдержит ли наша "Клара"

переход во Владивосток с таким тяжёлым и опасным грузом?

– Я уверен – выдержит. Могу сказать, что в этот трудный период я особенно

полюбил своё судно. Для моряков корабль, на котором они работают, словно

живое любимое существо. Они ухаживают за ним, держат его в чистоте и

порядке, привязываются к нему, как к своему родному детищу. Маленькое

судно или большое, современное или устаревшее, оно все равно дорого и

близко. У наилучших моряков России – поморов были приметы на этот счёт.

– Вы верите в приметы, Константин Сергеевич! Не ожидал от Вас, ей богу!

– Юрий Николаевич, следует отличать приметы от суеверий. Ведь прогноз

погоды мы часто узнаём по приметам. И в отношении машины, её состояния,

исправности, готовности, мощности тоже можно узнать по звукам, стукам,

гулу и тому подобным приметам. Люди, продолжительное время живущие в

машинах, как моряки, например, не допускают в отношении их каких-либо

плохих слов. Не дай бог в сердцах ругнуть своё судно, если оно плохо

разворачивается, рыскает во время хода. Судно может обидеться - и тогда

прощай спокойное плавание. Обращение с судном должно быть только

ласковое.

– И ещё важен момент удачи. В жизни фартит не всем и не каждому,–

добавил к сказанному капитан Бадигин.

 

* * *

 

Утром на причал к судну прибыл высокий пожилой мужчина с седыми,

коротко остриженными волосами. Это был мистер Менли Гаррис, президент и

владелец моторной корпорации в Сан-Франциско.

Капитан пригласил гостя на судно.

– Господин капитан, сколько штормовых дней приходится на переход из

Портленда во Владивосток? – спросил Гаррис.

– На пути сюда мы не встретили ни одного спокойного дня. Но это было

зимой, в июне может быть совсем по-иному.

– Я буду крепить паровозы на вашем теплоходе и хочу знать условия, в

которых они поплывут к вам на родину.

– Как вы их будете крепить?

– Будьте спокойны, капитан, крепление будет жёстким. Я придумал

оригинальный способ. Растяжками будут круглые двухдюймовые штанги. Я

закреплю паровозы так, что в шторм, при крене в тридцать и даже в тридцать

пять градусов, они не шелохнутся. Вот, посмотрите…

Менли Гаррис вынул из портфеля несколько чертежей на плотной бумаге и

показал капитану. Американец наблюдал, как подробно и внимательно

капитан изучает чертежи.

Бадигин прикидывал и так и сяк: вроде все продумано основательно.

– Как будто бы все хорошо, мистер Гаррис, всё же я ещё подумаю над вашими

расчётами. Ведь если крепления хотя бы одного паровоза ослабнут, и он

начнёт "играть" в штормовую погоду, вряд ли удастся спасти судно от гибели.

Мистер Гаррис, замешкавшись и стараясь не глядеть в глаза Бадигину сказал:

“В таком случае, вы продержитесь на плаву, капитан, ровно сорок две

секунды – советую не снимать спасательного жилета ни днём, ни ночью”.

 

* * *

 

Прибытие Чёрного Бизона в порт

 

Ворота порта открылись перед Чёрным Бизоном, и он вкатился в ещё

неведомое ему новое пространство, в котором не было ничего статичного,

застывшего на месте. Всё вокруг находилось в неустанном движении:

крутилось, поднималось ввысь, опускалось в бездонные трюмы,

перемещалось горизонтально. И всё это издавало звуки – трубные мелодии

судов, резкие звонки кранов, дребезжащие гудки автомобилей, скрежет

рельсов и командные крики людей: "Вира! Майна!" В сопровождении этого

многоголосья в воздухе, удерживаемые стрелами-руками, проносились тысячи

огромных ящиков, тюков, железных труб и других грузов.

В этом, кажущемся беспорядочным и случайным, расположении складов,

зданий, насыпных гор, цистерн, бухт джутовых канатов, контейнеров и

машин, непрерывно двигались погрузчики - электрокары и маневренные

паровозики. Машинисты портовых паровозов немилосердно звонили на ходу

сигнальными колоколами, создавая атмосферу торопливости и тревожности,

сбивая людей с толку – куда спешить? Толи в церковь, толи на пожар?

По левую сторону от въездных путей у причалов стояли привязанные к

чугунным тумбам-кнехтам огромные железные посудины. Они были похожи

на слонов, теснящихся и толкающихся в изгороди.

– Ого-го-го! Наших прибыло! Салют паровозам от пароходов! – зычно

прогудел один из них. В его голосе слышались родственные басистые ноты

торжествующего приветствия.

Машинист Дэвид Уилсон потянул ручку паровозного гудка и Чёрный Бизон

голосом, полным молодого задора и радости приветствовал водоплавающих

сородичей:

– Угу-гу-гу! Мы с тобой одной стали - ты и я!

 

– Этого лидера с буйволом на борту будем грузить на бак. Во Владивостоке он

первым уйдёт на запад. Зелёный паровоз ждут в МИДе для курьерского

поезда с дипломатической миссией. Его поставим на корму, – распорядился

капитан Бадигин.

Чёрному Бизону показалось обидным сравнение его с буйволом, но радость от

осознания того, что он будет плыть на свежем воздухе, а не в душном и

тёмном трюме, взяла верх над его огорчением.

Также он был рад за свою добрую попутчицу и стремительную соперницу,

лакированную и сияющую, словно зелёная лужайка в лучах солнечного света,

Энолу Грин – такое имя было у курьерского локомотива.

– Тендеры к этим паровозам грузить в трюм последними, с таким расчётом,

чтобы первыми их выгрузить – продолжал отдавать распоряжения капитан.

Портовый кран оторвал Чёрного Бизона от рельсов с причала и начал

поднимать его над землёй. Ощущение несвободного полёта весьма не

понравилось Чёрному Бизону. Он хотел бы взлететь над рекой и кораблями,

промчаться над портом и городом, выпуская пар и дым, гудком оповещая: "Я

лечу-у!"

– Майна! – крикнул человек в каске и повернул вниз большой палец в

потёртой рукавице, показывая крановщику место, приготовленное для

паровоза.

В действительности его полёт был коротким и, как цирковой бычок на

верёвочках, Чёрный Бизон спустился на бак – так, оказывается, именуется

носовая часть парохода.

– Как зовут тебя, морской бродяга? – спросил Чёрный Бизон, точно опускаясь

на палубные рельсы.

– Я "Клара Цеткин"! Раньше я была лесовозом, а теперь я паровозовоз, –

качнувшись и присев в воде, ответила стальная посудина.

Оказавшись опять на привычных рельсах Чёрный Бизон не испытал чувства

неподвижности – рельсы с паровозом покачивались вместе с судном.

Отсутствие надёжной опоры волновало Чёрного Бизона.

Наконец, трюмы и палубы теплохода были совершенно загружены.

Предстояло самое сложное – крепление паровозов.

Гора различных штанг, шайб, гаек, креплений и тросов, находившаяся у

борта судна на причале, растаяла как снежный ком по весне. Полторы тысячи

металлических изделий массой в несколько тонн ушло на крепление

паровозов. Рессоры паровозов и тендеров были накрепко заклинены

дубовыми клиньями – этим предотвращалось раскачивание и вибрация

тяжеловесов.

Менли Гаррис денно и нощно находился на судне, контролировал приварку

рычагов, проверял все штанги и гайки.

– В порт Владивосток придёте благополучно, капитан, – не уставал он

повторять, – паровозы зафиксированы накрепко.

"Клара Цеткин" нетерпеливо ожидала у причала момента, когда матросы

швартовочной команды, наконец-то, сбросят причальные канаты с кнехтов, и

она отчалит от берега и направится в море.

16 мая Капитан Бадигин, сделав последние визиты портовому начальству,

возвращался на борт теплохода.

Широким шагом он направлялся к своему судну и, бросив взгляд на борт

корабля, внезапно остановился. Он убыл с судна на приливе, а когда

вернулся при отливе, то немного испугался. Нагруженное судно опустилось

ниже ватерлинии, над причалом поднималась лишь судовая труба и

сухопарники паровозов. При перевозке леса это казалось естественным, а вот

когда над палубой возвышались паровозы, дёргало нервы.

– Отдать швартовы! Курс на Владивосток!

 

* * *

 

А в это время…

 

Шифровка. Ахилл – Центру: "Образец грунта, полученный из Невады с места

предполагаемого испытания атомного оружия, упакован в паровозе "Зубр".

Груз отправляется 10 мая из Портленда на судне "Клара Цеткин". Необходимо

соблюдать осторожность при обращении с образцом, возможно заражение

радиоактивными элементами".

 

Шифровка. ЦРУ – командующему подводными силами США на Тихом океане

вице-адмиралу Чарльзу Локвуду: "В связи с большой вероятностью утечки

сведений высочайшей секретности, принять все меры к обнаружению,

преследованию и потоплению теплохода "Клара Цеткин", отправившегося 16

мая из Портленда. Акцию провести под видом атаки японской подводной

лодки".

 

* * *

 

Начало перехода

 

Теплоход шёл в мутной воде по узкому и извилистому фарватеру реки

Колумбия и направлялся к выходу в Тихий океан.

Чёрный Бизон был внимательным ко всему, что происходило вокруг,

наблюдал за тем, что происходило на судне и впереди по курсу. Движение

без применения собственных усилий начало забавлять его. Он вслушался в

звуки вокруг себя и внезапно распознал слова, обращённые к нему лично:

– Герой, родившийся под знаком Тельца, ты слышишь, как бьётся моё

железное сердце?

– Говорил мой создатель Джеймс Буффало, что у меня не будет проблем с

особами противоположного пола, но, наверное, он был не прав. Моё сердце

остановилось, когда я оказался здесь, зажатый в твоих тисках, в твоих

объятьях, в твоей власти.

Где-то позади шлёпал пароход-либерти "Одесса", гружёный под завязку

продовольствием и военным снаряжением. Прозвище "либерти" такие суда

получили с лёгкой руки Президента Рузвельта, который участвовал в

церемонии спуска на воду первенца, SS Patrick Henry, и сказал в

приветственной речи следующие слова "дайте мне свободу, или дайте мне

умереть". Liberty – свобода. Наши моряки ласково прозвали их "либертосами".

Пока шли по реке над судном кружили птицы. Галдя и не умолкая, они

провожали теплоход до самого океана. Большие белокрылые чайки

совершенно не опасались людей, словно знали, что с незапамятных времён у

мореходов всех держав существует старинная традиция не обижать чаек.

Морская птица отличается зоркостью и смышлёностью - за гайкой в руке она

не спикирует, но стоит только протянуть ладонь с рыбёшкой или хлебушком,

она среагирует моментом, подлетит близко и схватит лакомый кусочек с руки

моряка.

Прошли трудный бар реки Колумбии. Люди неосведомлённые думают, что бар

– это заведение такого рода, где можно выпить, отдохнуть и поговорить с

барменом у барной стойки. И только моряки знают, что бар – это подводная

отмель в месте впадения реки в море, образовавшаяся в результате наносов,

а также устойчивая высокая волна, отгораживающая устье реки от моря.

Собственно эта волна и есть прототип барной стойки.

И отмель и волна таят опасности, так как подвержены изменениям. Опытный

капитан Бадигин, однажды войдя в эту реку, уверенно вывел караван из

Колумбии в океан.

До Владивостока оставалось 4 700 миль и более двадцати суток пути, надо

было проходить более двухсот миль в сутки.

Вечер, пустеет палуба. "Чёрному Бизону", стоящему на баке, словно

вперёдсмотрящий, становится грустно и одиноко.

 

Тревожным, необычайно восхитительным и удивительным выглядит

небосклон после заката – рубиновый, весь в серебристых прозрачных перьях,

словно кто-то расчесал его огромным гребешком.

Над морем витает вечерний бриз. Как хорошо пахнет ветер!

Земли не видать, но ветер приносит ароматы весенних цветов, прошлогоднего

прелого сена, ветер пахнет жизнью и радостью, а не кончиной и печалью.

– Гляди, парень, как вяжется простой беседочный узел, – послышался голос,

это суровый боцман натаскивает молодого моряка, – сперва тянешь кончик

фала вот сюда, затем туда... Ну-ка, повнимательнее, покрепче вяжи узел,

салага.

На здоровущих руках боцмана Маркова наколки: корабли, якоря, цепи. А под

тельником настоящая картинная галерея, где сосуществуют и как-то

уживаются Иосиф Сталин, Владимир Ленин, распятый Иисус Христос, а также

пятиглавый храм с крестами и невиданные морские чудища.

Сопит худющий большеглазый парнишка, познаёт морскую науку, вяжет узел.

– Старайся, салабон, мы тебя откормим, – в голосе боцмана звучит теплота и

ласка.

– Боцман, какой конец на судне самый короткий? – окликает вышедший

покурить втормех Недотёсов – Ну-ка?

– Булинь, банан ты зелёный! Тоже мне – проверяльщик нашёлся! Ты вот мне,

Михаил, лучше скажи, мазутная твоя башка, – есть у машины душа или нет,

бывают живые механизмы или не бывают? Вот, к примеру, этот паровоз – он

живой или безжизненный?

– Эк, ты куда загнул, Павел Михайлович! Сугубо по моему мнению, это как к

машине подойти. Вот бывает так – всё! хана! заклинило! Ни кувалда не

помогает, ни крепкое народное слово не берёт. Тогда надо выдохнуть, взять

маслёночку, оглядеться по сторонам, осенить себя крестным знамением и

сказать ему – тому, стал-быть, что отказывается работать: "Мы с тобой живы,

пока мы вместе, кончай, мол, придуриваться, не то хлебнём морской водички,

на дно пойдём, испустим дух – будем неживые, а ты заржавишь!" И ласково

так рукой погладить, масличка капнуть в разные места. Слово даю – часто

помогает! Но если неживая железяка, то, как мертвеца – не поднять, не

оживить. А паровозы и пароходы, они, брат, как живые – у них всё как у нас:

органы движения, машина – как наше сердце, фонари, чтобы видеть и

свисток, чтобы сказать. Я бы с ним подружился, да вот без моря уже не

представляю себе жизни, попривык!

– Что тебе с того моря? – боцман, стараясь понять втормеха, заинтересованно

поглядел на Недотёсова.

– Понимаешь, Павел Михайлович, приятно смотреть на море с берега,

чувствуя земную твердь под ногами. Но, совсем иные эмоции завладевают

мною, когда море вокруг, а суши нет даже на горизонте. Только небо и море,

куда ни глянь. Моря больше, чем земли. В тоже время море агрессивно и

безжалостно по отношению к человеку. Это не его стихия, но почему-то

человек так любит море, вот в чём вопрос?

– Ну, ты философ, Миша!

 

После выхода в Тихий океан, суда ходко следовали в направлении Алеутских

островов – к проливу Унимак, в порт Акутан. Где-то справа на востоке в

дымке скрылись вершины Береговых Хребтов, неторопливо проплыли вдоль

борта острова Королевы Шарлотты и показался в виду остров Кадьяк. Тёплое

попутное Аляскинское океаническое течение способствовало быстрому

продвижению каравана вдоль американского берега.

 

И хотя караван состоял из двух довольно больших судов "Клара Цеткин" и

"Одесса", союзники не выделили для их охраны никакого военного конвоя

даже вблизи американского берега.

 

* * *

 

А в это время…

 

Шифровка. Командование подводными силами США в Тихом океане –

командиру подводной лодки SS-44: "Из Портленда 16 мая в направлении

Акутана и далее в Петропавловск-Камчатский следует теплоход "Клара

Цеткин". Принять все меры к скрытному обнаружению и уничтожению

транспорта под видом атаки японской субмарины до входа его в советские

территориальные воды".

 

* * *

 

Бойцы невидимого фронта

 

Павел Карлов решил осмотреться на палубе и в трюмах теплохода. Начал с

бака, на котором стоял, прикреплённый к рельсам новенький паровоз,

который пробежал свой путь от завода до порта, испытал свою силу во главе

поезда, он был уже не новичок на железной дороге. Паровоз Павлу

понравился, на его кабине были закреплены чёрные металлические силуэты

каких-то быков – с большой головой, массивной заросшей шерстью грудью и

высокой холкой.

– Что за быки, то ли волы, то ли зубры? А может быть, это как раз то, что мне

надо? – и Карлов залез под котёл паровоза, отыскивая потайное место, где

может быть спрятана закладка.

За несколько дней Павел осмотрел все десять паровозов на палубе и восемь в

трюме теплохода, в том числе тендеры. Они были похожи как братья-

близнецы. Только один из них отличался своей эмблемой на кабине

машиниста – это был Чёрный Бизон.

Павел пытался представить, как выглядит закладка – коробка, банка,

бутылка, содержимое которых походило бы на грунт или песок.

– Песок! Вот, что надо искать, ведь Невада - это пустыня, – вспомнил он своё

путешествие через Каракумы от форта Шевченко на Каспии до Ашхабада.

– Юрий Николаевич, а где в паровозе может быть песок? – спросил он у

Москаля.

– Павел, я не понял кто из нас журналист, а кто паровозных дел мастер! Ты

чего ко мне с вопросами пристаёшь? Ну, сам посуди, откуда в паровозе

песок? Всё блестит, всё смазано, везде вода, пар, уголь и дрова.

– Юрий Николаевич, а Вы в детстве с горки на санках спускались? Бывало

такое, что полозья на кочку песчаную наезжали? Вот я и думаю, что где-то в

тормозах искать надо. Так это опять, что ли, все паровозы проверять?

– Ты, лейтенант подумай и отсортируй те, какие из них чем-то отличаются!

– Так вот, товарищ майор, о чём в шифровке сообщалось: образец грунта

упакован в паровозе "Зубр". А бык, буйвол, зубр и бизон – это всё одно и то

же.

Павел Карлов опять залез под кабину Чёрного Бизона и начал искать

хранилище тормозного песка.

– И чего это он ко мне пристал? – заподозрил Чёрный Бизон и хлопнул

клапаном тормозной системы.

Из трубки возле ведущего колеса просыпалась струйка песка, образовав

небольшую песчаную горку на рельсе.

– Ух, ты! Ой, да молодец, бычок! – похвалил Карлов паровоз и смёл песок в

заранее приготовленную свинцовую банку с крышкой.

– Павел, ты о радиации что-нибудь слышал? Ну-ка спрячь эту банку

подальше от нашей каюты.

– Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности – в отсутствие посторонних

лейтенант госбезопасности Павел Карлов соблюдал субординацию.

 

Шифровка. Карл – Центру: "Карл у Клары украл кораллы".

Донесение означало, что проба грунта из Невады найдена и будет доставлена

во Владивосток в начале июня теплоходом "Клара Цеткин".

 

* * *

 

Вдоль берегов Америки

 

Чёрный Бизон, принайтованный к палубе, словно рулевой к штурвалу во

время урагана, вполне мог бы исполнять обязанности вперёдсмотрящего. Это

было бы возможным, если бы хоть кто-то из экипажа "Клары Цеткин" мог бы

общаться с такими одушевлёнными машинами как он.

Однако, только втормех Недотёсов, выходивший после своей вахты на бак

покурить, обращал на него внимание и даже пытался рассуждать о тяжёлой

жизни машин, об их противоречивой судьбе, которая, с одной стороны,

давала им возможность путешествовать по планете, а с другой, делала их

неприкаянными бродягами, блуждающими по миру и не имеющими своего

родного места, которое обязательно должно быть у всех, обретающихся на

белом свете.

– Эх, Бизон, – как-то заговорил с паровозом втормех, – впереди у тебя жизнь,

полная приключений, главное – не утонуть, добраться до берега, там ждёт

тебя твоя бесконечная железная дорога!

Чёрному Бизону захотелось в ответ сказать несколько тёплых слов этому

человеку, но он смог только клацнуть клапаном паровозного гудка, что,

впрочем, не осталось незамеченным вторым механиком Недотёсовым.

Судно ночью забирало севернее – ближе к Алеутским островам. Внутри у

Чёрного Бизона за ночь всё остывало, сырело, покрывалось конденсатом,

который за прохладный день не успевал испариться и создать хоть какое-то

мало-мальски давление в котле или трубах паровой машины. Чёрному Бизону

становилось холодно, он чувствовал себя брошенным и одиноким.

Восход возникал сзади по ходу теплохода, и Энола Грин с юта могла

любоваться началом дня. Она видела, как тускнеют и гаснут звёзды и новый

день набирает силу, приближая судно к цели путешествия. Далее солнце

озаряло левый борт судна и бок паровоза, стоящего на баке. Экипаж

приоткрывал иллюминаторы, чтобы хоть как-то согреться весенним

солнышком и проветрить каюты.

И только после полудня солнышко перемещалось в носовую часть, освещая

клюзы с якорями, плавно спускалось к горизонту, прямо по курсу касалось

своим раскалённым краем холодного моря, отчего над ним появлялось марево

– дрожащая, переливающаяся и волнующаяся атмосфера смешивала

солнечные лучи и восходящие пары у поверхности океана.

Затем солнце поглощалось океаном, и зажигались созвездия, ставшие за

время путешествия узнаваемыми.

Чёрный Бизон, всякий раз наблюдая закат, хотел подняться над морем и

помчаться к тому месту, где солнце ложится спать. Ему хотелось запечатлеть

эту красивейшую картину, запомнить её и держать в себе, как тёплое

воспоминание.

– А знаешь ли ты, Бизон, что тебе предстоит очень длительная дорога на

запад, за этим светилом? Ты всегда будешь за ним гнаться, но никогда не

догонишь! – задумчиво произнёс Недотёсов.

– О чём это вы, Михаил Иванович, – вдруг рядом втормех услышал голос

капитана Бадигина.

– Я про то, Константин Сергеевич, что и нам, и этому паровозу, и всей нашей

армии надо быстрее топать на запад. Чем меньше закатов мы увидим, тем

раньше выбьем фашистов с нашей земли.

– В правильном направлении размышляете, Михаил Иванович! Наши войска

уже к государственной границе вышли, сейчас, правда, затишье на фронтах.

Последние газеты американские мы в апреле читали. А сводки

Софинформбюро всего, что делается на фронтах, не сообщают.

– А как вы думаете, Константин Сергеевич, мы только до границы немцев

гнать будем или дальше шагнём в Европу?

– Я так думаю, что нельзя нам останавливаться на границе, надо братьям-

славянам и другим народам помочь от этой фашистской заразы освободиться,

чтобы Советскую власть аж до Атлантики установить!

– Кабы не надорваться нам, товарищ капитан, свои беды выправлять надо,

вона, сколько немец разорил, нам бы кто помог!

– Вы Михаил Иванович эти настроения оставьте при себе, вот паровоз этот

нам Америка дала, и танками и самолётами они нам помогают.

– Лучше бы они второй фронт быстрее открыли, танки - это железо, а люди

всё наши гибнут. А взаправду говорят, товарищ капитан, что за все эти

паровозы и другую помощь нам ещё долго платить американцам придётся?

– Я, Михаил Иванович, подробностей соглашения о ленд-лизе не знаю, не

наше это дело, пусть дипломаты разбираются. А наша задача – побыстрее да

в целости всё это на Родину доставить!

– Ясно-понятно, уважаемый командир, да вот кто кому помогает, и кто кому

должен, это ещё вопрос! – и втормех, кивнув капитану, отправился в каюту.

Чёрный Бизон, оставшись без собеседника, сосредоточился на созерцании

моря. В попутном направлении немного правее по курсу в волнах он заметил

фонтан – брызги и клубы пара поднимались над пенными вершинами волн.

Чёрный Бизон силился понять – что это находится в воде, почему оно дышит

паром, какой сигнал хочет нам подать?

Над волной в очередной раз показался паровой фонтан, а затем огромный

двойной плавник неторопливо вывернулся из воды, с силой хлопнул по волне

и исчез.

– Это морское животное, обитающее в глубинах океана, – догадался Чёрный

Бизон, оно у себя дома, но какой всё-таки сигнал пытается это существо

передать нам? Потом он уяснил, что это существо называется кит.

На переходе до Акутана, когда остров Кадьяк остался позади, вахтенный

сигнальщик обнаружил в тумане парусную яхту, была объявлена боевая

тревога. Яхта вела себя спокойно, не стремилась удалиться, исчезнуть из

виду или спрятаться в ближайших шхерах.

Капитан Бадигин поднялся на мостик, направил бинокль в сторону парусника,

к борту которого была привязана байдарка.

– Это китобои, местные островные жители, – сказал капитан, не дожидаясь

назойливого вопроса Юрия Москаля, как всегда находившегося где-то

поблизости. – Юрий Николаевич, Вы меня преследуете, следите за мной, или

охраняете?

– Ну что Вы, Константин Сергеевич! Я хочу быть рядом, чтобы узнавать

новости из первых уст, а не переспрашивать после, слушая небылицы

экипажа. Вы ведь опытный полярник и многое знаете о жизни северных

народов. Вот расскажите, пожалуйста, как можно с байдарки поймать кита? –

в голосе Москаля чувствовались непритворные искренность и интерес.

– Алеуты китов не ловят, в таком случае они назывались бы китоловами.

Охота на кита, как коллективная, так и индивидуальная, ведётся следующим

способом. Увидев в море кита, охотник в байдарке осторожно приближается к

нему сзади как можно ближе, кидает копье, наконечник которого смазан

растительным ядом — аконитом и одним духом отплывает прочь. Раненый кит

через два-три дня умирает, и тело его выбрасывает на ближайший берег.

Охота на гиганта моря требует большой смелости, ловкости и умения, поэтому

китобои являются самыми почётными людьми в селении.

Жизненно значимая деятельность, пульс алеутского бытия – это морской

промысел. В этом деле племя развивает свои силы, способности и

обнаруживает смелость и мужество. В апреле с островов выходит в море

более 300 байдар. Все они разделяются на партии, по пятнадцати, двадцати и

тридцати лодок в каждой. Несмотря на бури и волнения, они уходят далеко в

море. Тут каждая партия раскидывается прямой линией, оставляя от одной

лодки до другой значительное расстояние.

Эта яхта с байдаркой следует путём раненого или убитого кита – Аляскинское

течение и южный ветер гонят его к Алеутским островам, им важно, чтобы

кита выбросило на отмель, а не унесло проливом в Берингово море.

Яхта ещё некоторое время была различима, затем ушла мористее и пропала

из виду.

 

* * *

 

Поединок с подводной лодкой

 

Туман постепенно рассеивался и пролив Унимак был пройден караваном при

видимости обоих берегов. Берингово море встретило корабли лёгкой зыбью и

безоблачным небом, что позволило без проблем войти в порт Акутан.

Небольшой порт и военно-морская база встретили наши корабли сонливостью

и совсем другим, более медленным ритмом жизни, чем на материке. Впрочем,

это не помешало экипажам "Клары Цеткин" и "Одессы" быстро

пришвартоваться и принять шланги с берега. Либертос был пароходом,

поэтому нуждался в дозаправке водой и углем, а теплоходу добавили в танки

солярки и чистой водички.

Выйдя из Акутана, взяли курс на Петропавловск-Камчатский. С каждым

оборотом винтов родной берег был всё ближе и ближе.

Подходил к концу тринадцатый день перехода по маршруту Портленд –

Владивосток.

Шторм начинался постепенно.

Солнце ещё не окунулось в горизонт, но тёмные тучи создавали сумерки. В

небе хороводил грозовой ветер. Он сбивал облака в тучи, делал их гуще и

темнее, а потом запускал по кругу.

Чёрный Бизон с тревогой взирал на эту круговерть. Вот облако, показавшееся

ему знакомым, в который уже раз обогнуло корабль с правого борта. Чёрному

Бизону даже почудилось, что он вместе с судном вращается в этом вихре.

Ещё, случалось, слышны были птичьи голоса в вышине темнеющего неба, это

серокрылые чайки с островов, надеясь поживиться рыбой из выбираемого

рыбаками трала, с недовольным криком облетали сухогруз и гадили на

палубу.

Предчувствуя непогоду, птицы первыми устремились к берегу.

И уже беспокойно задвигалась и покатилась книзу стрелка барометра, а глаза

сигнальщика ещё с надеждой впиваются в горизонт – авось, пронесёт!

И боцман Павел Михайлович Марков, не дожидаясь шторма, громоподобно

вызвал свою команду на палубу, заставляя, в который раз, обследовать

крепление люков и брезентов на трюмах, проверять закрытие

иллюминаторов. Но главная боцманская забота – крепёж паровозов на

палубе. Он осматривает и проверяет натяжение найтовых цепей и тросов,

подкручивая винтовой натяжитель с крюком – хотя бы ещё на один оборот,

застопорить гайкой, чтобы не ослабела, не отвинтилась во время шторма.

Металлические крепления – полосы, сделанные американцами, на ветру

начинали дрожать и петь. Их песнь была похожа на трепещущий

вибрирующий звук двуручной пилы, с которой подвыпивший деревенский

плотник изображает сольный концерт в сопровождении симфонического

оркестра. В роли оркестра выступает начавшийся шторм.

Приближалась штормовая ночь.

Неожиданно в миле левее по курсу из сумеречной тяжёлой волны высунулось

и осталось на поверхности нечто, напоминающее око неведомого морского

чудовища. Оно поворачивалось, своим взглядом ощупывало горизонт и

остановило свой взор на судне, будто силясь прочесть имя на борту.

Появление этого объекта не осталось незамеченным. Чёрный Бизон

пригляделся и увидел, что вслед за поворотливым оком всплыла чёрная

стальная башня, на которой отблёскивали белые символы SS-44.

 

– Да это чудовище похоже на кита, только железного, – подумалось Чёрному

Бизону, – эге-ге-гей! Мы с тобой одной стали – ты и я! – послал он

позитивный ликующий сигнал всплывающей подводной лодке.

Ответа не последовало.

По всей видимости, вахтенный сигнальщик ещё никак не отреагировал на

появление в секторе наблюдения неизвестной субмарины.

Боцман уже готов был отправиться с бака на ют, и проверить другие

паровозы на палубе, как Чёрный Бизон вдруг хлопнул форточкой в кабине

машиниста.

– Что за чертовщина, – недовольно буркнул боцман и повернулся к паровозу.

– Расчалился весь груз с таким волнением, – вон даже пружина на форточке

ослабла, – вслух размышлял Павел Михайлович.

Чтобы закрыть форточку, ему надо было подняться по лесенке к двери

паровозной кабины, захлопнуть её и закрепить зажимом.

Поднявшись на пару ступеней, боцман бросил взгляд на темнеющий горизонт

и рассмотрел силуэт подводной лодки.

– Тревога! – закричал боцман.

– Торпедная атака! – вторил ему вахтенный сигнальщик.

Из недр подлодки выскочили матросы и подбежали к палубному орудию,

некоторое время они копошились возле пушки, видимо заряжали её.

Капитан Бадигин, стараясь уклониться от торпедной атаки, и предоставить

своему кормовому орудию лучшие условия для стрельбы дал команду:

– Орудие к бою! Право руля!

В этот момент с подводной лодки прозвучал выстрел. Снаряд разорвался на

баке, повредив крепёжную металлическую полосу, которой "Чёрный Бизон"

был пристёгнут к палубе. Осколок снаряда попал в боцмана, ранив его и

русалку, вытатуированную на левом плече.

На корме теплохода стояла полуавтоматическая 76-мм пушка с достаточным

запасом снарядов. Пушка была прикрыта для маскировки брезентом и

деревянными щитами. На мостике торчали стволы ещё двух скорострельных

пушек и четырёх крупнокалиберных пулемётов.

– Бронебойным, два выстрела – заряжай! Огонь! – дал приказ командор

орудийному расчёту.

К этому времени теплоход уже поворачивался кормой к атакующей лодке,

прозвучал ответный выстрел, который вызвал панику на палубе субмарины,

оставив орудие, матросы спрятались в рубку. Второй снаряд, выпущенный с

кормы "Клары Цеткин" поднял фонтан воды у рубки подлодки.

Субмарина стала погружаться, от носового торпедного отсека в направлении

судна пошла видимая пузырящаяся полоса.

– Право руля, задний ход! – скомандовал капитан Бадигин.

Торпеда вдоль левого борта, чуть не задев форштевень, прошла мимо и ушла

дальше в направлении парохода-либерти "Одесса".

– Прощай паровозный дух, ничего личного, я на службе, – Чёрный Бизон

уловил негативный сигнал субмарины, исчезающей в свинцовых волнах

океана.

– Любопытно, какому дьяволу ты служишь, мерзкая рыба-лопата? – задался

вопросом Чёрный Бизон.

– Сильнейшему флоту мира…– донеслось из глубины.

Командир подводной лодки, спустился в рубку и заслушал доклад акустика:

"Сэр, взрыв торпеды, есть попадание!"

 

* * *

 

Шифровка. Командир подводной лодки SS-44 – Командующему подводными

силами США в Тихом океане: "В 19:30 произвёл всплытие и атаку теплохода

"Клара Цеткин", ответным орудийным огнём получил пробоину правого борта,

предпринял торпедную атаку из подводного положения, акустиком отмечено

попадание торпеды".

Шифровка. Командующий подводными силами США в Тихом океане –

командующему воздушными силами США в Тихом океане: "Прошу

организовать поиск признаков потопления теплохода "Клара Цеткин" в

указанных координатах. В связи с особой важностью акции в отношении

данной цели санкционированы любые действия".

 

* * *

 

Покрепче, парень, вяжи узлы!

 

Вдруг Чёрный Бизон взволновался, ощутив, что судно, до сих пор мёртвой

хваткой удерживавшее его в своих объятьях, неожиданно ослабило их.

Железная полоса его крепления болталась, позвякивая о палубу.

– Полундра! Палубная команда, ко мне! – взревел боцман, от боли прикусив

губу.

На его призыв первым примчался ученик Женька Назаров.

– Видишь, юнга, у паровоза крепление лопнуло, быстро беги к

подшкиперской и тащи сюда трос, надень перчатки, побереги руки.

Мальчишка исполнил приказание быстро, из ящика достал и размотал конец

троса.

– Давай, парень, покрепче вяжи узлы, – боцман здоровой правой рукой как

мог, помогал Назарову.

Подбежали другие моряки, которым боцман показал лопнувшую стальную

полосу и объяснил, что для начала нужно быстро тросом временно закрепить

паровоз на палубе, а потом специальными цепными найтовами затянуть

понадёжней.

– Уф, – вздохнул Чёрный Бизон, – а я так боялся оторваться от палубы!

На мостике "Клары Цеткин" получено сообщение от капитана парохода-

либерти "Одесса": "В результате взрыва предположительно торпеды в трюме

№5 получил пробоину в левом борту. После заведения пластыря остаюсь на

плаву. Следую в бухту Ахомтен для устранения повреждений. Прошу

сопровождать до Камчатки".

– Вот тебе, бабушка, и тринадцатый день, как не верить в приметы?! –

вздохнул капитан Бадигин.

Ветер сильнее, волны выше, качка размашистей.

Уже на камбузе упала с плиты кастрюля с макаронами по-флотски.

Уже замкнуло от попавшей воды светильник у лебёдки, и лампочка

взорвалась, рассыпавшись искрами.

Уже волна через открытый люк иллюминатора залила кубрик юнг на первой

палубе.

– Что же ты забывчивый такой? – голос Павла Михайловича гремел над

притихшим и опустившим плечи старшим юнгой, – а ну, марш в кубрик и

тряпками всё осушить!

Мореплаватели умоляют морского бога прекратить свои развлечения. Судно

качает и с борта на борт, и с носа на корму.

Капитан Бадигин удерживает судно курсом на волну. Боковая качка опаснее

для судна и груза, а идти наискосок волне – измучится экипаж от болтанки во

всех направлениях. При этом он присматривает за израненным пароходом-

либерти "Одесса".

 

Вахтенный штурман записал в судовой журнал: "Жестокий шторм, 11 баллов.

Зыбь до 9 баллов". А ветер все крепчает. Теперь речь идёт о том, чтобы

сохранить корабль от крушения.

Чёрный Бизон хлебнул солёной воды по самые фонари.

Слившись в единое целое с судном, он ощущал удары океанских волн,

дрожание корпуса, надрывные усилия машины.

Шторм разгулялся в полную силу, и не было конца волнам, как будто кто-то

включил гигантскую машину, бесконечно воспроизводящую эти колебания

моря – вверх-вниз.

Старпом Пётр Николаевич проверил запасы воды и продуктов в спасательных

шлюпках, хотя все понимали, что спустить их безопасно в условиях урагана

не будет возможности. Так прошла ночь в Беринговом море.

Наутро ветер стал стихать, видимость улучшилась, слева угадывались

Андреяновские острова Алеутской гряды. Стали видимы берега, и мысы

отчётливо распознаются.

Как гром среди ясного неба появился самолёт "Дуглас". Экипаж поднят по

боевой тревоге. Аэроплан сделал круг над судном и улетел. Спустя двадцать

минут возник опять. Повторно сыграли боевую тревогу, каждый занял своё

место у скорострельных пушек и пулемётов. Вахтенные на мостике усердно

обыскивали биноклями каждый уголок неба и моря. Взор штурмана держал

под наблюдением барашки волн – не появится ли снова перископ.

Океанская зыбь была беспощаднее шторма. Она издевалась над судном.

При ясной видимости и безоблачном небе волны вздымали корабль к небесам

и бросали его в пучину. "Клара Цеткин" устремлялась носом вниз, обнажая

крутящийся гребной винт над гребнем волны, падала в пропасть, зарывалась

в волну, рассекая её надвое, разбивая на брызги и водяную пыль.

Чёрному Бизону досталось больше всех. Он окунался в океан по самую

паровозную трубу и, как живой, старался задержать дыхание, затем делал

шумный выдох, когда волна сваливалась с него на палубу и катилась дальше

– к рубке теплохода. В кабине паровоза промокло всё: брезенты, сухие дрова

в топке, предусмотрительно оставленные его первым экипажем, и какие-то

бумаги за стеклом рундука.

– Не отпускай меня, мореходная машина, я боюсь утонуть, – заклинал Чёрный

Бизон.

– Держись, герой, рождённый под знаком Тельца, держись в моих объятьях, –

отвечало ему судно – паровозовоз.

 

На четырнадцатый день путешествия в полдень караван пересёк 180-й

меридиан - международную линию перемены дат, таким образом, из 30 мая

суда незаметно для себя шагнули в 31 мая 1944 года, к полудню они были в

западном полушарии.

В каюту капитана Бадигина вошёл Юрий Москаль.

– Константин Сергеевич, у Вас есть соображения о том, почему к нашему

теплоходу такое внимание американского военного флота и авиации? Как-то

это мало похоже на охрану и заботу о целостности груза.

– Юрий Николаевич, а может быть, Вы мне это лучше объясните. Откройте

ваши карты.

– Я не уполномочен вести с Вами разговор на эту тему, могу единственно

сказать, что они не уймутся и, по всей видимости, намерены идти до конца.

– Так какие они преследуют цели? Почему они так поступают?

– Вернее всего, это связано с грузом, перевозимым на судне. Это всё. Будьте

предельно осмотрительны у японских берегов, это подходящее место для

провокации, чтобы свалить вину на японцев.

 

* * *

 

А в это время…

 

Шифровка. Юлий – Центру: "Предлагаю Карла и часть кораллов Клары

отправить авиацией из бухты Русская в Петропавловск".

Донесение означало, что часть пробы грунта из Невады следует обезопасить

от возможной гибели в море и доставить самолётом сначала в Петропавловск,

затем во Владивосток. Таким образом, закладка может быть доставлена

раньше прибытия теплохода.

Шифровка. Командующий воздушными силами США в Тихом океане –

командующему подводными силами США в Тихом океане: "Потопление

теплохода "Клара Цеткин" в указанных координатах не подтверждаю. По

данным авиаразведки "Одесса" с видимыми повреждениями и "Клара Цеткин"

направляются к берегам Камчатки. Действовать в отношении каравана силами

авиации не представилось возможным".

 

* * *

 

Бухта Ахомтен

 

Полуостров Камчатка контурами берегов похож на рыбу, прикреплённую

хвостом к Чукотке и головой указывающую на Курильские острова. С запада

полуостров омывается Охотским морем, с востока Беринговым морем и Тихим

океаном. Южная оконечность полуострова - мыс Лопатка. Берега Камчатки

изрезаны бухтами, заливами, выступающими мысами.

Под защитой Камчатки караван прошёл спокойно и безопасно на удалении 10

- 12 миль от берега. Ветер умеренный и зыбь в два-три раза меньше, чем в

Беринговом море.

Штурман определился по мысам Камчатский и Африка, и суда легли курсом

на юго-запад вдоль побережья Камчатки – к Авачинскому заливу и южнее в

бухту Ахомтен. Такое ительменское наименование бухта имела до 1952 года,

когда она была переименована в бухту Русская.

Бухта фьордного типа очертаниями водной поверхности напоминает женский

сапог, ну, совсем как итальянский Апеннинский полуостров, который тоже

имеет характерную форму сапога, благодаря чему является едва ли не самым

узнаваемым на географической карте объектом. Только там сапог - на суше, а

здесь сапог в воде. В каблук и носок этого сапога вливаются быстрые чистые

и рыбные речки.

Мореходы с давних пор использовали бухту как место временного отстоя

судов во время неблагоприятных для плавания условий. Также суда здесь

пополняли запасы пресной воды. По рассказам моряков эта вода долго

хранилась и сохраняла свои прекрасные вкусовые качества.

 

Первым в бухту самостоятельно, отказавшись от помощи буксира, вошёл

пароход "Одесса". За ним, следуя на небольшом удалении – теплоход "Клара

Цеткин".

– К проходу узкости судно приготовить! Так держать – капитан Бадигин

внимательно следит за курсом на компасе и действиями рулевого.

Крутые обрывистые к воде склоны сопок встречают теплоход с обеих сторон.

Да, эти обветренные ветрами скалы можно было сравнивать с загрубевшими

скулами капитана, его мужественным монументальным лицом, строгим

взглядом, выправкой, и твёрдостью характера, который проявлялся в

противостоянии испытаниям, подготовленным для него природой и судьбой.

Чёрный Бизон впервые за долгое время так близко увидел и почувствовал

земную твердь – надёжную и желанную. Вот только железной дороги в

гостеприимной бухте не было.

Здесь располагался военно-лоцманский пост, задачей которого была

проводка судов через минные заграждения в Петропавловск-Камчатский и

обратно.

Бросили якорь на рейде, остановились. Свободные от вахты моряки

выбрались на свежий воздух.

"Одесса" представляла тягостное зрелище.

Пробоина была в 5-м трюме, это спасло судно, она была дальше от обычного

места, по которому ломались либерти. И на палубе груза не было. Размеры

пробоины порядка 35 квадратных метров, грузовик "студебеккер",

загруженный с верхом, свободно туда зашёл бы. Взрывом вырвало все

брезенты, лючины, трюм был распахнут.

 

Вода поступала — океан дышит, в трюме как прибойная волна, она выносит

лёгкий груз. В этом трюме среди тяжёлого груза военного снаряжения между

ящиками было забито: покрышки автомашин, каучук тюками, ящики с

консервами, мешки с рисом и так далее. На подходе к Ахомтен шли малым

ходом, погода совершенно успокоилась. За бортом оставались, конечно,

следы, понемногу вымывало мешки с рисом, сухое молоко..."

Константин Сергеевич рассматривал пострадавшее судно и думал о том, что

ему сильно повезло. Везенье его заключалось в принятии правильных

решений в трудных боевых условиях и решительных быстрых действиях

экипажа теплохода. Случись попадание торпеды в "Клару Цеткин" – не

хватило бы и отмеренных мистером Гаррисоном сорока двух секунд. Капитан

Бадигин не стал носить спасательный жилет днём и ночью. Он готов быть с

экипажем до конца, чтобы разделить его судьбу.

К борту теплохода на небольшом катерке причалил начальник 3-го военно-

лоцманского поста Михаил Васильевич Стукалин.

– Рад приветствовать Вас, Константин Сергеевич, в нашем тихом медвежьем

углу. Я получил радио – завтра на рассвете из Петропавловска за вашим

больным пассажиром прилетит гидросамолёт. Быть может, мы сейчас ему чем-

нибудь сможем помочь? – в голосе лоцмана чувствовалась искренняя

озабоченность.

– Спасибо за заботу, Михаил Васильевич, мы дождёмся самолёта, у него

инфекционная болезнь, следует поостеречься, чтобы не заболеть, и никого

больше с ним не отправлять – и капитан взглянул на Юрия Москаля, который

одобрительно кивнул, прикрыв глаза.

– Капитан, я приглашаю Вас и капитана "Одессы" на берег, вряд ли у Вас

будет ещё такая возможность встретиться и пообщаться в таком безмятежном

месте.

– Лоцман, я принимаю Ваше приглашение.

Капитан отдал старшему помощнику Петру Николаевичу Василевскому

необходимые распоряжения и спустился в лоцманский катер.

 

* * *

 

Ночь. Штиль. Вода как зеркало.

Чёрный Бизон чутко дремлет в объятьях теплохода.

В бухте Ахомтен было цветение морских светлячков и водорослей, и

водораздатчик Витька Родин на шлюпке звёздной ночью вёз капитана с

берега на теплоход. Задержался капитан в гостях у лоцмана, нашлись общие

темы для продолжительного разговора.

Водоросли светились, фосфоресцировали в тёмной воде как звёзды.

Поверхность бухты покрылась синими искрами и вспышками. Тёмная морская

вода стала подобна неведомому звёздному небу, оброненному к бортам

лодки. Мириады звёзд, сотни созвездий плавали под водой. Они то

погружались, потухая, то разгорались, всплывая на поверхность воды. Глаз

различал два света: неподвижный, медленно качавшийся в воде, и другой

свет – весь в движении рассекающий воду быстрыми фиолетовыми

вспышками.

Позади, словно в дымке, виден подсвеченный лучами керосиновой лампы

оконный крест лоцманского дома. Лодка раздвигает яркие огоньки на воде, а

над головой плывут блистающие звёзды и Луна, словно начищенная

добросовестным матросом судовая рында. Возникло чувство, что капитан

плывёт по Вселенной, а лодочник Витька – его проводник между мирами.

 

На борту теплохода у трапа в ожидании капитана стоят Москаль и Карлов.

– Юрий Николаевич! Глядите – потрясающая картина! – воскликнул Павел, –

лишь однажды подобные ощущения я испытывал дома на озере. До войны.

Август – время звездопада.

Через озеро низкие мостки. Ни ветерка, ни волны. Совершенный штиль,

воздух недвижим, вода замерла, как литое зеркало. Звёзды над головой и под

ногами. И начинается звездопад – дары кометы, открытой 16 июля 1862 года

астрономом Свифтом Туттлем. Врываясь в земную атмосферу, метеоры ярко

вспыхивают. Считается что бездна, расчерчивая небо, посылает знаки и

сигналы, читать которые могут только избранные. В древности персеиды

считались предвестниками вселенских катастроф. Красота этого

астрономического явления поражает воображение. Метеорный дождь –

настоящий подарок для романтиков, можно загадывать желания непрерывно!

– Ну, ты астроном и романтик, лейтенант! – удивлённый живописным

рассказом Павла, майор улыбнулся в темноте.

– Это ещё не всё, товарищ майор госбезопасности, – оглянувшись через

плечо на палубу, не услышал ли кто, продолжил Карлов. – Самое интересное

в озере. Яркие метеоры с горящими шлейфами падают с неба и тут же,

отражаясь в воде, вылетают из озера как праздничный салют. Ощущение - я

человек Вселенной, я в космосе, рядом любимая, мы в центре мира, мир

вокруг нас!

– Размечтался! До мира ещё дожить нужно, салюты после победы смотреть

будем! Ты закладку когда проверял? – с напускной строгостью Москаль

прекратил юношеские воспоминания лейтенанта.

– Море и небо неразлучны, они дополняют друг друга, главное не потерять

ориентиры и чувство земного притяжения, – всё-таки вставил свою

философическую строку в разговор и виртуальный журналистский репортаж

Юрий Москаль.

Настолько тиха и спокойна бывает ночь только в родимой гавани.

В тиши рассветных сумерек стал слышен звук, подобный писку назойливого

комара. Он приближался, становясь всё громче и неотступнее. Вахтенный

сигнальщик насторожился – это не был звук судового механизма, источник

его находился над морем и стремительно приближался.

– Воздух! – выдохнул матрос, и громче доложил: "Наблюдаю самолёт над

морем, пеленг 45, удаление 40 кабельтовых!"

Этого доклада с нетерпением ждала вахтенная служба, капитан и пассажиры

теплохода, один из которых был якобы болен ужасной заразной болезнью.

Гидроплан американского производства "Каталина" PBN-1, сделав круг над

стоянкой судов, будто водоплавающая птица плюхнулся в штилевую воду

бухты Ахомтен, и стал приближаться к теплоходу, от которого уже отошла

шлюпка. В ней с болезненной гримасой на лице, которая угадывалась под

марлевой повязкой, и вещевым мешком в руках сидел Павел Карлов. Вскоре

пассажир пересел в самолёт и тот был таков!

У капитана Бадигина больше не было ни причин, ни желания оставаться в

этой гостеприимной бухте.

– Судно к походу и бою приготовить! С якоря сниматься!

Команды исполнялись экипажем точно и сноровисто.

– Курс 45! К проходу узкости судно приготовить! Так держать! – позади

теплохода образовался кипенный клокочущий бурун, и судно медленно

двинулось на выход из бухты.

А навстречу теплоходу вставала солнце сегодняшнего дня.

Чёрный Бизон уже повидал много рассветов, среди них не было одинаковых,

однообразных, похожих точь в точь – все они были разными.

Восход в бухте Ахомтен в этот раз был уникальным – единственный раз в году

солнце, поднимаясь из-за горизонта, увеличивалось и своими краями

прикасалось к береговым скалам, точно старалось преградить кораблям

выход в океан. Изумительное зрелище!

 

* * *

 

Шотландская юбка вместо штанов

 

Внимание капитана Бадигина привлёк шум и громкий разговор в коридоре у

каюты юнг. Он услышал грубые слова в адрес дневальной, женщины слабой и

беззащитной. Капитан узнал голос ученика Назарова. Это было не впервой.

Посетив Америку и освоившись на судне, юнга начал вызывающе вести себя

по отношению к товарищам и, особенно, к этой безобидной женщине, которая

годилась ему в бабушки. Ещё когда судно проходило Берингово море, она

первый раз подошла к капитану с жалобой на Назарова.

– Бранится непристойными словами, ничего ему не скажи – всхлипывая,

лепетала дневальная. – Нету сил сносить оскорбления!

Капитан вызвал Назарова. Тот пришёл подтянутый, печатая шаг, и

отрапортовал:

– Ученик Назаров по вашему приказанию явился.

– Являются черти во сне, а моряки прибывают! – голос капитана не сулил

ничего хорошего.

– Вот что, ученик Назаров, – строго сказал Константин Сергеевич, – зачем

материшься в столовой? Дневальная жаловалась на тебя.

Недолгие нравоучения капитана на этическую тему Назаров воспринимал

молча, глядя командиру в глаза.

– Я предупреждал тебя, чтобы ты не ругался в столовой? Юнга промолчал.

– Отвечай, предупреждал или нет?

– Предупреждали, товарищ капитан.

– А ты меня ослушался и продолжал ругаться.

Назаров молчал, вероятно, соображая, чем могут закончиться такие слова

командира.

– Ну, так вот, раз ты не подчиняешься капитану, снимай штаны и надевай вот

это. – Капитан извлёк из шкафчика клетчатую юбку. – То, что я не имею

права простить юнге, смогу простить девчонке.

– Юбку не нацеплю, товарищ капитан.

– Наденешь, если я сказал. Ну!

– Не надену.

Назаров рассержено противился. И все же с него сняли штаны, и надели

юбку. Лишь только юбка была надета, он понял бесполезность дальнейшего

сопротивления и примирился, тем более что его штаны капитан спрятал в

свой шкаф.

В те военные времена на судах Морфлота действовали воинские уставы, и

нарушения дисциплины были непозволительны и наказуемы. Неисполнение

приказа капитана считалось тягчайшим проступком. Капитан не мог себе

позволить оставить без внимания поведение ученика Назарова, тем более что

о первой воспитательной беседе с ним было известно экипажу.

Оказалось, шотландская юбка сыграла свою роль. Это было, что называется,

попадание в яблочко. Знатоки объяснили нарушителю, что капитан ещё по-

божески обошёлся с ним, так как юбка эта мужская, в стране Шотландии её

носят все мужики.

Назаров перестал выражаться плохими словами, просил прощения у

дневальной, и ежедневно вечером прибывал к капитану, слёзно прося

извинить его, отменить наказание и вернуть звание юнги. Капитан выдержал

десять суток. Получая обратно штаны, Назаров был предупреждён, что если

он неприлично будет вести себя и дальше, то наденет юбку на всю стоянку во

Владивостоке. Повторять подобный непедагогический воспитательный приём

больше не довелось.

 

* * *

 

В Охотском море

 

Из бухты Ахомтен под берегом при хорошей видимости спустились к мысу

Лопатка – южному краю Камчатки.

Первый Курильский пролив отделяет юг Камчатского полуострова от

Курильских островов, находившихся под властью японцев, получивших эти

острова и южную часть Сахалина в 1905 году по итогам русско-японской

войны.

Плавание в этом районе представляет опасность. Пролив полностью

контролируется японскими военными с острова Шумшу и, несмотря на

существование советско-японского пакта о нейтралитете, Япония своими

кораблями задерживает и досматривает суда, идущие под советским флагом.

Кроме того, известны случаи потопления наших транспортов японскими

подводными лодками, представлявшими главную опасность для нашего

теплохода, как и для остальных судов дальневосточного пароходства.

Субмарины имели возможность скрытно занять любую, удобную для

торпедной атаки, позицию поблизости от пролива, ведь транспортам всё

равно через него приходится идти. Что мог экипаж судна противопоставить

этим пиратам?

В первую очередь, на судне было организовано беспрерывное и самое

внимательное наблюдение за морем и воздухом. В случаях своевременного

обнаружения подлодки, судно успешно могло увернуться от торпеды. В

тёмное время и в условиях ограниченной видимости днём обстоятельства

принимали другой оборот – не в нашу пользу.

Капитан Бадигин решил "с ходу" входить в пролив, опираясь на счисления,

предварительно полученные при хорошей видимости.

Как это нередко случается, при подходе к Первому Курильскому проливу

погода изменилась. Из Охотского моря через пролив надвигался туман и густо

накрывал близлежащие берега.

Туман - давний недруг мореплавателей. Нет ничего хуже в море, чем туман.

Паршивее, наверное, только шторм во мгле.

Моряки разглядели его издалека – громадная молочного цвета завеса,

возникшая из воды и стремящаяся пристегнуться к облакам, приближалась к

нам и пыталась охватить со всех сторон. Судну никак не уклониться от этих

объятий, приходится нырять в эту неизвестность, надеясь на

радиопеленгатор, слух вперёдсмотрящих, опыт штурмана и личную

капитанскую удачу.

При прохождении пролива капитан определил задачи:

– Старшему помощнику на мостике вглядываться в туман и прислушиваться к

морю - не слышны ли прибрежные буруны, вахтенному помощнику у эхолота

делать промеры глубины и отмечать показания лота, старшему радисту

определять пеленги по радиомаяку.

Сам капитан занялся прокладкой курса по карте.

Капитан приказывает:

– Для обеспечения безопасности и предотвращения столкновения с

возможными встречными кораблями включить судовые сирены.

С равными промежутками через две-три минуты резкими сигналами они

тщатся развеять промозглую пелену, присоединяют свой голос к

равномерному гулу работающих двигателей, предупреждая встречные суда.

Таким образом, судно также обнаруживает себя и подставляется под торпеды.

Пролив прошли благополучно ближе к камчатскому берегу.

Охотское море в этот раз было на редкость спокойным, едва различимая зыбь

от северо-запада. Каждый час теплоход проходит двенадцать миль. Всем

хороши дизельные теплоходы, а вот сигналов встречного судна не услышишь

– в отличие от пароходов, не в меру громко работает двигатель. По команде

иногда останавливали машину, прислушивались. Потом снова давали ход и

шли дальше.

Чёрный Бизон не впервые очутился в тумане. Ему тоже хотелось своим

громким паровозным гудком подавать сигналы, чтобы помочь теплоходу без

столкновений преодолеть этот мутный сырой воздух.

Туман сужает жизненное пространство до предела: руку протяни – не

увидишь. С капитанского мостика невозможно различить, что делается на

баке или на корме.

С туманом приходят души моряков, усопших без покаяния – они бродят

вокруг и тревожат живых – сон не идёт, сколько ни ворочайся с боку на бок.

С ним приходят мрачные мысли – а вдруг и вправду весь мир исчез и за мглой

ничего нет из того, что было?

Ночью проглянулись звёзды и штурман определился с положением судна.

Сделано это было как нельзя вовремя – до пролива Лаперуза оставалось

несколько миль.

 

* * *

 

Изобретатель и творец правильных решений

 

Константин Бадигин вспомнил, как при расставании начальник пароходства

наставлял его:

– Константин, будь осторожен. Не суйся в проливы в туман!

Прав, конечно, прав, был Василий Фёдорович Федотов. Как много времени

прошло с того разговора. Но как же не идти в пролив из-за тумана – так

можно неделями стоять, всё равно наживёшь неприятности.

Рейс идёт к завершению и каждая благополучно пройденная миля

приближает к родному причалу. Дорог каждый день и каждый час.

Но всё-таки жизнь экипажа и теплоход дороже – так думал капитан Бадигин,

рассчитывая в тумане Охотского моря следующий ход перед проливом,

названным в честь французского мореплавателя Жана Франсуа де Лаперуза,

открывшего пролив в августе 1787 года.

Этот пролив между островами Сахалин и Хоккайдо при плавании с востока на

запад представляет немало трудностей. Длина более пятидесяти миль,

ширина в самой узкой части двадцать три мили, средняя глубина примерно

сорок метров. Судоходство по проливу Лаперуза сопряжено с большими

сложностями и требует от капитанов и штурманов немалого опыта.

У японцев в проливе интенсивное движение различного рода судов, и

приходится опасаться столкновения. Обстановка усугубляется наличием

течений, способных снести судно с курса в любую сторону на значительное

расстояние.

В проливе находится остров Камень Опасности – скала в семи с половиной

милях к юго-востоку от сахалинского мыса Крильон. Таким образом, северная

часть пролива практически вдвое теснее южной, прилежащей к острову

Хоккайдо.

Оснований для колебаний и сомнений в выборе того или иного решения у

капитана Бадигина было предостаточно.

– Ждать у моря погоды, беречь людей, корабль и грузы – сдерживали его

разум, совесть и ответственность.

– Рискни, ведь ты же герой, ты же опытный, не в таких переделках бывал,

надо ввязаться в бой, а там посмотрим! – шептали ему в оба уха его

собственное честолюбие, самонадеянность, и сидевшее в нём упрямство, –

принимать решение только тебе и никому другому.

По-видимому, помимо его воли, мозг сам по себе искал оптимальное решение.

Капитан в своём роде изобретатель и творец правильных решений в трудных

условиях, только на изобретательство ему отпускается очень мало времени.

Константин Бадигин поднялся будто глыба, как айсберг застыл перед столом,

прижал линейку к карте и красным карандашом решительно начертил курс

вдоль острова Хоккайдо и обозначил место поворота в Японское море.

Капитан повёл своё судно на заклание морским богам. Но не на "авось", а

руководствуясь своей интуицией, которая его не подводила.

– Вахтенному помощнику показания лага считывать каждую минуту, поворот

в Японское море через двенадцать миль. Старшему помощнику выставить на

оба борта наблюдателей – слушать сивучей и прибрежные буруны.

Прошёл час утомительного ожидания. Туман. "Клара Цеткин", подавая

сигналы, настойчиво идёт вперёд по курсу, проложенному капитаном, судно

тоже делает своё дело, которое кроме него никто не сделает. Наступило

время, когда теплоход должен был находиться на подходе к самой узкой

части пролива.

Капитан присел на диванчик в штурманской рубке, согревшись, задремал. Но

голова капитана продолжала трудиться, слушать щелчки лага и

специфический звук репитера – повторителя информации о курсе,

поступающего с гирокомпаса.

– На лаге восемьдесят три и пять десятых. Константин Сергеевич, – спросил

вахтенный штурман, – разрешите поворачивать?

Капитан взбодрился и заново взвесил варианты плавания. Местоположение

судна достоверно неизвестно, очевидно, что нет никаких причин отменять

ранее принятое решение. Но какое-то внутреннее чувство подсказало: надо

пройти ещё одну милю.

– Держать курс, не поворачивать. Пройдём ещё милю, – скомандовал

капитан. – Когда будет на лаге восемьдесят четыре и пять десятых,

поворачивайте.

Капитан вдруг испытал облегчение, будто гора свалилась с плеч.

 

* * *

 

Прибытие во Владивосток

 

6 июня в Японском море по радио услышали новость об открытии Второго

фронта – союзники высадили многочисленный десант в Нормандии.

Ликованию экипажа не было предела.

Где-то там, на французском побережье, по грудь в воде, под огнём

противника стремился к берегу бывший паровозных дел мастер, сержант

морской пехоты США Джеймс Буффало.

И вот, наконец-то, 7 июня – день прибытия в родную гавань!

Владивосток встречает моряков и теплоход солнечным днём, голубым ясным

небом.

Всякий раз вновь происходят встречи, они не повторяются и не забываются.

После стольких испытаний, многих дней невзгод и тяжёлого моряцкого труда

на горизонте проявляются очертания родного берега, узнаваемые маяки,

контуры портовых сооружений, входные ворота и знакомые причалы.

Подходят катера – лоцманы, таможня, пограничники, кому-то будничная

повседневная работа, а экипажу праздник встречи с Родиной.

На мостике руководит лоцман, идём вдоль причалов, прямо по носу у

воинской пристани стоят на якорях несколько боевых кораблей.

Капитана пронизывает озноб – он чувствует, что пора стопорить ход,

тяжелогружёное судно с большой инерцией буквально рядом с эсминцами.

Капитан Бадигин рвёт ручку телеграфа.

– Стоп машина! Полный назад!

Вахтенный механик Недотёсов в машине по интонации голоса капитана и

существу поданных команд мгновенно сообразил, что дело пахнет

столкновением и даёт дизелю назад самые большие обороты.

Миноносцы приближаются, вырастают на глазах.

Капитан про себя, как мольбу, повторяет "Миленький, остановись, миленький,

не подведи, родименький, отблагодарю…". Капитан нежно гладит поручень

мостика. И тут же обещает теплоходу, что даст приказ подкрасить мачты и

кран-балки, чтобы судно красивее было. Неужели не отработает машина?

Втормех Михаил Недотёсов внизу с замиранием сердца слушает машину,

ощущает уменьшение скорости и тоже заклинает: "Клара, родимая,

остановись, такой хороший день. Не огорчай!.." Машинист ладошкой крепко

приложился к корпусу двигателя: "Покрашу, ей богу, покрашу серебрянкой".

Чёрному Бизону кажется, что орудия на русских миноносцах сейчас же

выстрелят в него и пробьют дыру в паровом котле – так безостановочно,

стремительно и угрожающе они приближаются. Он налегает на тормоза,

сыплет песок на рельсы, чтобы избежать столкновения с красной звездой на

борту боевого корабля, и приговаривает: "Моя морская подруга, послушай

доброго совета – надо сделать остановку у этого вокзала, я выхожу!"

– Мой юный друг, рождённый под знаком Тельца, не сыпь мне песок на

палубу, а мы сделаем вот так! – услышал Чёрный Бизон обращённые к нему

слова.

Машина отработала на ноль, теплоход остановился и, лихо развернувшись

вправо, встал у причала. Швартовая команда сработала как никогда быстро –

любые качания судна были устранены моментом.

Пронесло. Капитан с лоцманом, не говоря ни слова, взглянули друг другу в

глаза, выдохнули. Мысли у них одни и те же. Повезло. Всем. Абсолютно всем

сегодня чрезвычайно повезло.

 

* * *

 

Задания выполнены

 

На причале толпятся люди, военный оркестр играет марши. Суета.

Начальство ждёт американского консула – должен приехать.

С борта теплохода Юрий Москаль среди толпы высматривает Карлова. А вот и

он. Успел-таки на самолёте. Рядом с ним какой-то чин в очках, шляпе и

кожаном пальто.

Закончена процедура оформления, команде разрешён сход на берег,

береговым можно зайти на судно.

Начался митинг. Отзвучали гимны союзников. Выступает консул США.

Москаль сошёл на причал и не спеша вкруговую зашёл Карлову за спину.

– Задание выполнил? Успел?

– Да, выполнил. Только анализ пробы показал отсутствие присутствия.

– Что? Это как?

– Нет там ничего интересного, простой песок.

– В нашем деле отсутствие результата – тоже результат.

– Это так, только приказано весь песок с этого паровоза с

предосторожностями собрать, упаковать и отправить по назначению для

проверки. Даже людей в спецобмундировании выделили.

– Ну, что же, приступай к работе. Митинг заканчивается.

Павел Карлов, в сопровождении важного очкарика и двух солдат с

противогазами, поднялся на борт теплохода и направился к знакомому

паровозу с силуэтом чёрного бизона на кабине машиниста. Тормозной песок с

него выгрузили до последней песчинки.

 

Паровозы у капитана Бадигина принимал генерал-железнодорожник,

неустанно повторявший:

– Для нас твои паровозы, Константин Сергеевич, дороже хлеба. На них мы и

хлеб привезем и прочее, что немцам не по сердцу. Доставлять на фронт много

приходится. Вот завершим войну, мы тебе присвоим звание "Почётного

железнодорожника".

 

Каждый паровоз, выгруженный с теплохода и поставленный на рельсы, через

два часа оживал и мог самостоятельно двигаться на запад.

Чёрный Бизон встал на незнакомый ему путь. Он был готов к новым

приключениям и путешествиям по этой огромной стране, которую американцы

называют Россией.

Государственное задание, порученное капитану Бадигину и экипажу "Клары

Цеткин", было выполнено. Впереди предстояли новые рейсы за паровозами

по известному маршруту.