Начиналось третье лето войны. Тёплой и короткой была прошедшая ночь. И вот за горизонтом несмело забрезжил рассвет, наполняя весь мир удивительными красками и звуками. По небу разлилась нежно-голубая дымка, перетекая в розовую на восходе. Ласковый тёплый ветерок неслышно пробежал по макушкам деревьев, разбудив птиц. Несмело залилась трелью первая, потом защебетала вторая, третья птаха. Какое счастье слушать раннюю утреннюю тишину, постепенно наполняющуюся дневными звуками – шелестом молодой листвы, шумом воды на небольшом речном перекате. Душа замирала от этих звуков, и так не хотелось, чтобы к ним присоединялись какие либо другие звуки. Василий, вдыхая запах сосновых лап, которыми была выстлана траншея, потянулся в блаженстве и прижался к Людмиле, обняв её. - Не спишь? – спросила она, поворачиваясь к Василию. - Не сплю, - прошептал он. – Наслаждаюсь твоим запахом волос, пением птиц, тишиной. Василий скользнул рукой вниз, к пополневшей за последний месяц талии Людмилы. Даже через грубую военную гимнастёрку и штаны, в которые облачила война его любимую, Василий ощущал её округлые бёдра, чуть выпирающий живот, который ещё раз говорили о том, что их теперь трое! Какое счастье – лежать вот так рядом, чувствовать друг друга, любить до боли в сердце и знать – где-то там, под всеми этими грубыми одеждами, трепетно бьётся маленькое сердечко – сердечко твоего сына или дочки… - Как спали? Дрался? – ещё нежнее обнял он Людмилу. - Почему «дрался»? Может быть «дралась»! – игриво ответила она. - Нет «дрался»! - Нет «дралась»! Они оба тихо рассмеялись. Всё равно кто будет – мальчик или девочка. Ведь это первенец! - Вчера всё рассказал командиру. Он, конечно, негодовал, но пообещал, что через два дня пойдёт машина в тыл с ранеными, заберёт тебя. Решай, куда поедешь – к моей маме или к своей? - Конечно к своей! – без колебаний ответила Людмила. - Ну, смотри, тебе виднее. А ты ей писала про… нас? - Нет, приеду – обниму её, свою мамочку, всё расскажу. Представляю, как она обрадуется! Тебя ждать будем. Ведь войне совсем скоро конец! - Она-то обрадуется. А вот командир не очень обрадовался... Сказал, что я лишил роту лучшей медсестры. Теперь ему придётся замену тебе искать. Но похвалил, что мы не афишировали свои отношения. Мол, нечего своё счастье выпячивать, когда кругом столько беды… - Давай разбегаться, а то скоро все уже на ногах будут, - прошептала Людмила, целуя Василия. - Давай, давай, - нехотя ответил тот. И вдруг, пронзив раннее утро зловещим свистом, почти рядом с ними разорвался снаряд. Сразу же все забегали, засуетились. Где-то совсем рядом разорвался ещё один снаряд, раздались стоны, крики. Разве можно приготовиться к бою? Он всегда начинается неожиданно, даже если к нему и готовишься. А когда всё начинается внезапно… Людмила, надев через плечо медицинскую сумку и зажав уши ладонями, пригнувшись, побежала на стон. После разрыва очередного снаряда она упала на землю и уже поползла к раненому солдату. Василий, проводив её взглядом, схватил автомат. - Только бы всё обошлось, только бы всё обошлось, - как молитву, не переставая, шептал он. Как дождь сыпались снаряды противника, как гром гремели взрывы, брызгами осколков рассыпаясь по опушке леса. Уже через несколько минут отовсюду слышались стоны, крики. - Сестричка, сестричка, ты где? Отстреливаясь, Василий то и дело наблюдал за Людмилой. Вот она потащила через поляну здоровенного Виктора, а вот – Сашку, он совсем не двигался… - Господи, ей же нельзя, надо было раньше командиру рассказать… Так кто же думал, что сегодня бой будет? Людмила, не переставая, таскала раненых в медицинскую палатку. Там, не успевая обрабатывать бойцам раны, трудилась ещё одна медсестра, хирург уже готовился к первой операции… И вдруг Василия как будто обожгло. Он вздрогнул, схватился за плечо. Сквозь пальцы полилась теплая кровь, заливая гимнастёрку. « Чёрт, как некстати, замены мне, видимо, не будет. Надо держаться из последних сил» - подумал Василий. Людмила сразу же услышала, что автомат Василия замолчал. Быстрее пули она оказалась около любимого. - Васенька, милый, что? Дай посмотрю! – с такой любовью и тревогой в голосе прошептала она, что сердце Василия сжалось от счастья – любит! А рана – ерунда, заживёт! - Ничего страшного, совсем немного задело, кость цела – до свадьбы заживёт! – с улыбкой и слезами на глазах проговорила она. – Сейчас перевяжу, родненький! Сделав перевязку, она поправила сумку и опять поползла к раненым, которых было всё больше и больше. - Нате, получайте, - кричал Василий, строча из автомата. Всё смешалось на опушке леса – земля, люди, трава, деревья. Казалось, конца и края этому не будет. От оглушительных разрывов снарядов в голове стоял какой-то звон. Василий оглянулся, пытаясь отыскать Людмилу. И в эту же секунду он увидел, как она вздрогнула, раскинула руки и упала на спину. Василий замер в оцепенении. Всё остальное происходило как в замедленном кино. Вот он бросил автомат и, пригнувшись, побежал к Людмиле. Упав перед ней на колени, он увидел залитую кровью гимнастёрку. Василий схватил её тёплые ладони и прижал их к своему лицу. Он целовал их и смотрел в голубые, как небо, глаза любимой. Но она не смотрела на него. Широко раскрытыми глазами Людмила смотрела в небо, куда-то далеко-далеко… - Людочка, милая, посмотри на меня, - просил Василий. Но Людмила была уже где-то высоко-высоко… На губах её застыла улыбка, прощальная улыбка для него, для любимого, с кем она была так счастлива последние месяцы… Василий осторожно прижал любимую к груди, как бы боясь сделать ей больно. Целуя её в глаза, в губы, в лоб, он шептал: - Как же так, Людочка, как же так…. Бережно положив тело Людмилы на землю, Василий, пригнувшись, вернулся к своему автомату. С остервенением он строчил по врагу, не в силах ничего уже изменить… - За Люду, за дочку, - кричал он, а слёзы ручьём лились из его глаз, а пули свистели мимо, как будто не видели его, как будто специально берегли его для этого страшного горя, с которым ему жить теперь всю свою жизнь… Жуткая тишина наступила так же внезапно, как начался бой. Каждый, оставшийся в живых, благодарил Бога за то, что опять видит небо, лес, траву, деревья. Скольких друзей они сейчас не досчитаются? Многие останутся здесь навсегда… Как больно будет писать похоронки на погибших друзей, которые не дожили до Великой Победы… К Василию подошёл командир. Они молча посмотрели друг другу в глаза. - Их больше нет… - прошептал Василий, глотая горькие слёзы. – А час назад нас было трое… *** …Победный салют раскрашивал небо разноцветными огнями, а горькая беда потери разрывала сердце солдата, склонившего седую голову над постаментом, на который он положил два тюльпана. Один из них был ярко красным, с крупными лепестками, а второй – маленький, ещё с не раскрывшимся розовым бутончиком… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
