– Я родилась здесь в Ленинграде, как и все остальные дети, училась в школе… В школе меня и застала война. Отец сразу ушел на фронт, несмотря на то, что имел бронь по дипломатическому ведомству. Но в военкомате он ничего о ней не сказал, а проверять не стали – не было времени.

Я же, пятнадцатилетняя девчонка, была уже тогда секретарем комсомольской организации. В то время всех девушек по комсомольской линии призывали идти на курсы медсестер, и я не могла остаться в стороне. После курсов я до ноября 1942 года работала в железнодорожной больнице на Боровой, она и сейчас существует. Это было самое тяжелое время блокады. Как раз тогда меня и мою семью настигло горе – на фронте погиб отец. И я приняла твердое решение уйти на фронт. Сами понимаете, в 16 лет сделать это было очень трудно, не буду говорить, чего мне это стоило. Но своей цели я добилась и была зачислена в ряды 50-й бригады морской пехоты медсестрой-матросом. Мы обороняли знаменитый Ораниенбаумский плацдарм, занимая самую важную стратегическую высоту – гору Колокольню. А в низинах были немцы. Мы стояли насмерть, никак нельзя было им позволить захватить господство над местностью. За два с половиной года боев бригада понесла такие тяжелые потери личного состава, что после начала операции по снятию блокады ее просто расформировали – возрождать было нечего.

 

 

– И прорыву, и полному ее снятию. 12 января 1943 года для меня праздник вдвойне, потому что это не только дата начала освобождения Ленинграда из кольца вражеских войск, но еще и мой день рождения. Вот такое удивительное совпадение.

А в ноябре 1943 года на наш участок плацдарма тайно, ночами, стали перебрасываться части 2-й Ударной армии – 5 дивизий, сотни единиц техники, 53 тысячи солдат – готовилось полное снятие блокады. Первым населенным пунктом, освобожденным в результате операции, было село Гостилицы, неподалеку от Старого Петергофа. Кстати, там каждый год празднуется годовщина освобождения, меня всегда туда приглашают.

Но вернусь к снятию блокады. В декабре мы стали развивать успех. За время операции наши войска отбросили врага на 200-250 километров на ширине фронта в 600 километров, разгромили 23 немецких дивизии, из которых 3 были полностью уничтожены. Но и мы несли большие потери. Как я уже говорила, мою героическую 50-ю бригаду расформировали, и я оказалась в 45-й гвардейской дивизии, которая первой получила гвардейское название на Ленинградском фронте за оборону «Невского пятачка». В ее составе я получила офицерское звание гвардии младшего лейтенанта, а затем и гвардии лейтенанта. Поскольку я и раньше была активисткой, то меня откомандировали работать в политотделе дивизии.

Наша дивизия освобождала от оккупантов Прибалтику, брала Нарву. Город несколько раз переходил из рук в руки, был почти до основания разрушен. Может быть, 2-3 дома остались более-менее целыми… Спустя тридцать лет после Великой Победы, как ветеран тех боев, я побывала по приглашению в Нарве – город было не узнать! Помогали отстраивать всем миром, бескорыстно – не так, как сейчас Европа той же Эстонии помогает. Белоснежный, весь в зелени… А у меня перед глазами – те руины, которые оставили фашисты. Еще помню, что немцы устроили в Нарве лагерь смерти – я там была. Горы трупов, которых не успели свезти в ямы, горы вещей, которые были сорваны с живых мародерами. И над всем этим ужасный запах смерти. Через некоторое время из-под трупов вылезли люди – единственные, кто остался в живых во всем лагере. Их было пять человек - изможденные, голодные… Потом многих бойцов наших сюда водили, показывали, какие зверства творили гитлеровцы.

Ну, а дальше… А дальше пришла Победа! Стреляли из всего, чего только можно было, радовались, обнимались. Тогда мы не разбирали, кто с тобой обнимается – латыш ли, эстонец или русский. Радость была общая. А сейчас политиканы нас разлучили.

 

 

– Я продолжила обучение, окончила 2-й Медицинский институт и стала работать врачом-рентгенологом. Так им и проработала всю жизнь – сначала все в той же железнодорожной больнице на Боровой, затем в медчасти производственного объединения «Красная заря». Много раз получала благодарности и Почетные грамоты за свой труд. А на пенсию вышла только в 70 лет.

Первые послевоенные годы были очень трудными. Во-первых, мы работали не пять дней в неделю, как нынче, а все шесть. И при этом еще брали полторы, а то и две ставки. Дело было даже не в том, что не хватало зарплаты. Как вы знаете, после снятия блокады из почти трех с половиной миллионов жителей в живых осталось всего около 560 тысяч. Работали мы как проклятые – элементарно не хватало специалистов. А выполнять работу кому-то надо было. Мы, врачи, после окончания института обладали широкой квалификацией, а более узкие специальности, и не одну, получали и на курсах, и путем самообразования. Выписывали журналы, монографии, делились опытом. И ведь никто не заставлял, все сами понимали необходимость такой работы над собой и делали все для возрождения города, предприятий. Да просто нормальной мирной жизни. Тогда самообразование, сверхурочная работа считались в порядке вещей, были чем-то естественным.

Всегда откликались на просьбы руководства помочь – взять дополнительное дежурство, например, или выполнить какое-то поручение. Город ведь лежал в руинах. А земля вокруг зданий была вся перекопана – если не под оборонительные сооружения, то под огороды. И поэтому мы сами, собственными силами ремонтировали больницу, сажали деревья, благоустраивали территорию вокруг здания. Все – в свободное от работы время.

А еще занимались в кружках. Учились фотографии, вязанию. Вообще хочется сказать, что в то время нас всех спаяло удивительное чувство локтя, готовности ко взаимовыручке, к помощи друг другу. Это чувство владело всеми – и фронтовиками, и блокадниками, и приезжими. Возможно, потому что каждый соприкоснулся с бедой, со страданием, пережил свое горе. И воспринимал пульс страны как свой личный. Сейчас такого патриотизма почти не встретишь.

Все время я продолжала свою общественную и партийную работу. Была секретарем партийной организации вплоть до начала перестройки. К нам шли все – и партийные, и беспартийные, и каждому мы старались помочь. Если человек оступился – то поддерживали, направляли на верный путь. Если руководитель был не прав - защищали в трудовых спорах. Это сейчас я многим советую: не нравится – лучше напиши заявление на увольнение. А раньше мы боролись за каждого человека, писали рекомендации, поддерживали. Если было надо – направляли на курсы, помогали расти специалистам.

 

 

– Да, именно так. Моя 45-я гвардейская дивизия была потом переименована в 138-ю гвардейскую бригаду. Я часто с другими нашими ветеранами езжу в расположение части, провожу «уроки мужества». Напутствовала наших бойцов, направленных в Афганистан. Когда в 1994 году началась война в Чечне, молодые ребята из бригады тоже бывали не раз откомандированы в зону военных действий – их я тоже провожала и встречала.

Немало таких же «уроков мужества» я провела в военных учебных заведениях города – в Кадетском корпусе, в Суворовском училище. Бывала и в школах, например, в школе №429 в городе Ломоносов, где есть музей имени Героя России Михаила Юрьевича Малофеева, командовавшего той самой 138-й бригадой. Он погиб в Чечне и похоронен в Александро-Невской Лавре. А в 419-й школе Старого Петергофа создан и действует музей моей родной 50-й бригады морской пехоты, где я начинала боевой путь.

Но сегодня все труднее и труднее становится проводить военно-патриотическое воспитание. Молодежь у нас умная, думающая, что меня очень радует. И я не хочу им врать. А ведь задают очень непростые вопросы. Вот сейчас кризис наступил, многих офицеров сокращают, увольняют. Закрывают военные кафедры… Куда пойдут офицеры, особенно молодые, кто не отслужил достаточный срок для хотя бы небольшой пенсии? Что ответить на такие вопросы подростков? Как в такой ситуации заниматься военно-патриотическим воспитанием? А ведь бросать это дело нельзя! Надо думать о Родине и ее защите. Вот это хотелось бы пожелать не забывать нашим властям ни при каких кризисах.