Судьба исправляет такие наши недостатки, каких не мог бы исправить даже разум. Франсуа Де Ларошфуко. Максимы I Судьба! Загадки океана – Ничто в сравнении с судьбой: Судьбина – рок, судьба – Нирвана, Она ж и ад, и рай земной!.. Ещё школяркой, у экрана, Она мечтала о кино: Снималась вместе с Челентано, Пила с ним терпкое вино; Была звездою Голливуда, Купалась в славе и деньгах – Её, как знатную Гертруду, Пажи носили на руках; Сияли золотом браслеты, Парила яхта на волнах, Звучали тосты и сонеты!.. Но … это было всё в мечтах. В реальной жизни ж: городишко С вонючей баней в выходной; Портфель, потёртое пальтишко, Злой батя с матерью в пивной; Житьё в родительском домишке, На узкой улочке с хамьём; Там в грязной луже ребятишки, Смеясь, плескались жарким днём!.. Глаза, наполненные грустью, Она скрывала под фатой. Ей надоело захолустье – Москва была её мечтой! Ему ж она была отрадой – Он был пресыщен суетой. Его прельстила плоти младость С провинциальной простотой: Её коралловые губы, Улыбка девы неземной!.. Ему казалось, что он любит, Что счастлив с кралей молодой! Он сделал свадьбу с шиком, блеском В угоду жёнке молодой: Бледнела юная невеста – Гордился, рдел жених седой! Народ плясал, горланил песни, И было горько молодым! И лишь школяр – дружок невесты – Казался всем глухонемым. Потом, как в те шальные годы, Когда всё было нипочём, Муж целовался при народе И вновь казался молодцом! Сорил деньгами на Арбате, Кутил с женою в кабачках; Забавы ради, стал азартным – Играл в рулетку, на бегах… Его тянуло вновь к искусству – В мир грёз, возвышенных услад: И в древний Кремль – цвет славы русской, И в многоликий Ленинград; В те акустические залы, Где всех, как бог, пленял рояль, Где музыкант души кристаллы Любовно, трепетно ваял!.. Он позабыл хмельных подружек И те, забавные места, Где средь пивных пузатых кружек Вдруг отступала пустота; Там с закадычными друзьями – Мог по душам поговорить, Там под гитару, с чудаками, – Плясали, пели до зари!.. Жена Лизок в комфорт влюбилась – До жизни жадною была. Москва в объятия просилась – На всю катушку зажила!.. Она была сластёной с детства – Недоедала в городке… Теперь, живя на Красной Пресне, – Купалась в «Птичьем молоке»! Мелькали яркие витрины, Маня столичной мишурой, Кафе, базары, магазины С их заморочной суетой. Лизок, как дошлая москвичка, Ходила в фирменный салон: Там ей служила «косметичка», Как тот лакей-хамелеон. Там, ублажая её тело, И не скупясь на комплимент, Вокруг неё бабьё вертелось… Там появился … «супермен»! ІІ «Если уж стерпится, то слюбится», – Дочурке матерь говорила… Мол, дружба с юношей забудется! Но Лиза в мужа не влюбилась. Она его лишь уважала Как бизнесмена, как «отца»; Она ему принадлежала, Забыв влюблённого юнца… «Мен» покорил её нежданно, Как налетевший ураган! Он ей казался милым франтом, Но по натуре был – мужлан. Она, в душе провинциалка, Не зная местных мужиков, Судьбину вверила гадалкам, Советам магов, колдунов… Волхвы ж на «трёп» не поскупились, «Тельца» и «деву» обручили: Не так, как батюшка, – крестом, А по-татарски – под кустом! Так, замороченная Лиза, Вкусила сладостный порок – И потемнели в храмах ризы, И оживился бес-игрок… Альфонс, деляга, местный фраер Умел запудривать мозги – Он праздной жизнью был отравлен, Имел судимости, долги! «Мен» походил на итальянца: Был статен, смугл – хорош собой; Имел размах американца – Делишки грязные с братвой… Он подбирался к дéньгам мужа, «Любовью» потчуя жену… В хмельной, любовной, грязной луже «Мен» погубил – и не одну! Потом был выстрел, след кровавый, Обед по мужу, скорбный страх… Народный суд (иль сам лукавый?) Лизок поверг в тюремный мрак! И лишь в тюрьме она узнала, Что стала жертвою интриг, И что за киллером стоял Её любовник – подлый тип! ІІІ Тюряга! Жертвы и тираны: Убийцы, те, кто кормит их; Воришки, хищные путаны, В законе воры, сброд блатных… В тюрьме Лизок попала к зечкам – Те стали зверски лютовать: Её пинали, как овечку!.. Пришлось и ей «повоевать»: Она вцепилась в рожу «тёлке», Что материлась, как мужлан, Дала под зад худой «метёлке»… Но, кто банкует – тот и пан! Ей помогла хмельная «баба» – Авторитет среди своих. Скучавшей «бабе» мужика бы, Но в зоне не было таких. В тюрьме житуха, как макуха, – «Свои псалмы не будешь петь»! Помойну жрачку, бормотуху, Увы, приходится терпеть! Лесбийский секс, «чифирь», картишки – Услада с горем пополам! «Подружки» курят, как «братишки», – Им в радость пошлость, вздор, бедлам! Её крутая опекунша Мужеубийцею была: На зоне ей жилось не скучно – Почёт, «амурные дела»… В который раз – сменяла волю На свой тюремный экипаж, Где можно рвать плоды неволи, Презрев закон, творя шантаж! «Сперматозоиды» лихие В тюремных робах, но «в строю»: Борьба за жизнь – то их стихия – Прижились в пекле, как в раю! Лизок – артистка по натуре, Смогла пай-девочку сыграть: Пришлось учиться секс культуре, Свою патроншу ублажать; Сменить московскую «кормушку» На заключённый в клетку мир, Где гнилозубая пьянчужка – Твой повелитель, твой кумир!.. Порой в ночи, на жёстких нарах, Уткнувшись в серый потолок, Спьянев от горького угара, Вдруг вспоминала городок: Благоухал сиренью дворик, В котором выросла она; Соседский отрок – трудоголик, Играл на скрипке до темна; Зевал ленивый кот на крыше, Звенел будильник поутру; Влюблённый, шустренький мальчишка С ней целовался на ветру!.. То, что когда-то докучало, Теперь – как райский уголок! Там так по-детскому мечталось, Так по-весеннему влекло! Тому, кто жил средь низких нравов, Кто срок «мотал», не сдав других, – Тому свобода от бесправья, Как брачна ночь для молодых!.. Лизок всё бредила свободой, Молясь наивно всем богам, Но неспроста галдят в народе: «Коль хочешь благ – добейся сам!» Она легла под коменданта, Закинув ноги до погон: Померкли звёзды, аксельбанты – Всевластна плоть! Что ей закон?! Потом рождён был пацанёнок… Пришёл амнистии указ – Она, судьбою опалённа, Вольна, как птица в облаках. ІV Лизок на родину помчалась Через бурлящую Москву: Москва её не вдохновляла, А навевала грусть, тоску… Будили боль воспоминанья О жизни яркой и пустой… О, как нелепы упованья, Обременённы суетой! Когда Лизок с мальцом ступила На тихий старенький перрон, Она вдруг сердцем ощутила, Что здесь изменит жизни тон!.. Пылал восход над тёмным лесом, Разогревая синеву; Река под каменным отвесом Неслась, вскипая наяву! Народ простой, радушный, мирный Уже трудился на земле. Она, уставшая от жизни, Вернулась к маме по весне… Как только скрипнула калитка – Навстречу выбежал Трезор, Скуля, гарчал, вертелся шибко, Являя пёсий свой восторг! На шею кинулась сестрёнка – Её (мой бог!) и не узнать! Схватила на руки внучонка, Пустив слезу, седая мать! Уж за столом, в объятьях сада, Она постигла смерть отца: Отца сгубила его слабость – Бутылка крепкого винца… Так зажила она под крышей Родного дома своего: Благоухали, зрели вишни, Ей не хотелось никого… А как-то раз, гуляя парком, С мальцом, уснувшим на руках, Она, столкнувшись с милым парнем, Узнала школьного дружка! После её помпезной свадьбы Он сник, подался за кордон; Но не забыл прелестной лады – Как прежде был в неё влюблён! С ним завязалась переписка – Он грезил, ждал, сходил с ума! Ей вновь казался он мальчишкой – Знать, увлеклась она сама! Несла свой крест – с утра заботы: Работа, дети, огород… Жила, как все, презрев невзгоды! Ждала Его под Новый год… |