Сумерки быстро сгущались, обнажая полную луну и мириады рассыпанных по всему небу ярких звёзд. Белый девятипалубный лайнер "Океанская мечта" неслышно, подобно огромному светящемуся призраку, скользил по серебристой морской глади. Высокий нос судна бесшумно разрезал тёмные воды, оставляя за кормой длинный пенный след. После дневной утомительной экскурсии по солнечной многолюдной Одессе приятно было посидеть на палубе в шезлонге и подышать вечерним прохладным воздухом. Издалека доносился неподражаемый голос Вадима Козина: "В том саду, где мы с вами встретились, Ваш любимый куст хризантем расцвел. И в моей груди расцвело тогда Чувство яркое нежной любви… Отцвели уж давно Хризантемы в саду, А любовь всё живёт В моём сердце больном..." Недалеко от меня, прикрыв плечи клетчатым шарфом, сидела княгиня Мария Алексеевна. Она неотрывно смотрела на огни исчезающего вдали города, пока он не скрылся за тёмно-фиолетовой дымкой. Я непроизвольно любовался грациозностью и былой красотой этой пожилой, симпатичной мне женщины, живущей в соседней каюте. По-видимому, почувствовав на себе мой взгляд, она повернула лицо, и я вдруг увидел на её щеках покатившиеся слезинки. Затем носовым платком княгиня промокнула глаза и, словно преодолевая какие-то внутренние сомнения, сказала: - Не обращайте на меня внимания, дорогой Павел Ильич. Воспоминания замучили. Всё собираюсь изложить их на бумаге, да не знаю – интересно ли это? Мария Алексеевна смотрела на меня выжидающе, словно ища поддержки случайного попутчика. Я чувствовал, что в данную минуту ей необходимо было с кем-то поделиться, высказать что-то сокровенное, мучившее душу, и я, как начинающий ещё писатель, более всего подходил для этого. Иногда ведь с чем-то очень личным легче поделиться с малознакомым, но симпатичным тебе человеком. Эта пожилая женщина с её изысканными манерами, давно покинувшая Россию, располагала к себе и была мне интересна. - Мария Алексеевна! Я надеюсь, что воспоминания, так тронувшие вас, не могут быть неинтересны. Знаете что, до ужина ещё пару часов, и я с удовольствием послушал бы вас. Княгиня как-то доверчиво, по-матерински, взглянула на меня, её серые блеклые глаза внезапно оживились. - Вот скажите откровенно, Павел Ильич, – любили ли вы по-настоящему? Словно припоминая что-то я, не задумываясь, ответил: - Любил, Мария Алексеевна, раза три, по-моему. - Три раза. Это уже не любовь. Вы думаете, я случайно отправилась в этот круиз? Да нет, тянула меня в Одессу незабываемая любовь. Это простое человеческое счастье, которое не каждому выпадает. В молодости я с родителями жила в Петербурге. Девушка я была послушная, и когда мой папА решил, меня выдать замуж за сына своего приятеля, я не посмела перечить. После помолвки, до свадьбы, отвезли меня к тётке в Одессу. Вот там, в Аглицком клубе, что стоял, как сейчас помню, на Пушкинской улице, я и познакомилась с Александром. Видно сама судьба свела нас. Я уже безрадостно подумывала о возвращении домой, а он – весь в ожидании своего корабля, и вдруг эта случайная встреча… До сих пор слышу его удивительный баритон и ощущаю прикосновения ласковых рук. Каждое утро в течение одиннадцати дней он, капитан, после посещения корабля, который стоял на ремонте в доке, ожидал меня на Приморском бульваре, и, после небольшой прогулки, мы в нетерпении спешили в гостиницу «Бристоль». Мы знали друг о друге всё: что я должна через пару дней вернуться в Петербург, где меня ждёт свадьба, а он, уже женатый, должен отплыть в далёкие края. Какой абсурд! Мы оба хорошо представляли, что нам суждено расстаться и продолжения этого счастливого времени не будет. Господи! Ну почему так всё сложилось? Но ответа на этот вопрос не было. Мы просто упивались этим чудом, свалившимся на нас. Как мне было не просто! С одной стороны я должна была исполнить волю своего папА и того, с кем была помолвлена, а с другой я встретила настоящую любовь. Сколько слёз было пролито! Но наступил день, когда мы простились навсегда. Александр покидал Одессу. Я долго стояла на набережной у памятника Дюку до тех пор, пока его корабль не скрылся за горизонтом. А спустя пару дней, и сама вернулась в Петербург. Больше мы никогда не виделись и не переписывались. Дальнейшая жизнь моя была благополучна – любящий супруг, дети, внуки. Но все эти годы такой любви уже не было, и я всегда ждала от него весточку… Лишь в прошлом месяце получила я короткую записку. Мария Алексеевна достала из ридикюля сложенный листок, развернула его и прочитала: - Дорогая Машенька! Я не хотел быть помехой в твоей судьбе. Но хочу, чтобы ты знала - всю жизнь помнил и любил только тебя. Целую тебя и будь счастлива… Письмо тебе передадут, когда меня уже не будет на этом свете. Уверен, что мы обязательно встретимся. Ухожу. Навсегда твой, Александр. Я видел как у княгини, прячущей листок, дрожали руки. Она с трудом старалась скрыть волнение и не расплакаться. - Мария Алексеевна! Такой крест пронести через всю жизнь не каждый сможет. Вы удивительная женщина», - только и успел произнести я, как по селектору пассажиров пригласили на ужин. ******* Спустя три дня, перед прибытием лайнера в Неаполь, княгиня Мария Алексеевна скоропостижно скончалась. © Copyright: Ян Кауфман, 2008 Свидетельство о публикации №208111600158 |