* * * Время – к полночи. Время абсента и растрёпанной розы ветров. Ложи тонут в аплодисментах, а с галёрки – утробный рёв. Жизнь – театр, конечно. Но сцена не прощает фиглярства и лжи; декораций слепая замена разрушает души этажи. И не надо ломать постаменты: заметая истории след, разменяв память предков на центы – мы в себе выключаем свет. Черно-белой шурша кинолентой, режиссёр, закрутивший процесс, раскадрировал лето в Лету, на эпохе поставив крест. Ну, какие, к Богам, аргументы? В наших судьбах простая вязь. Было – било. Но крепче цемента с обесточенным временем связь. И, отринув десяток вето, на крови строим новый кров… Время – зА полночь. Время абсента, время горьких полынных снов. * * * В плену заоблачных забот, когда по факту мы восхваляли эшафот и катафалки, когда тащились через строй сквозь шпицрутены, мы — не желали быть толпой. Беды оттенки мы ощущали языком и рваной кожей; нам дом казённый был знаком и дух острожный. Тогда чесали всех подряд одной гребёнкой, и выводили на парад вплоть до ребёнка; и Гений Всех Времён был строг прищуром острым, и разночтение дорог каралось оспой. Но как асфальтом не глуши свободы семя — она пробьёт все рубежи. Взорвалось время, сметая мусор прежних вех и пыль опричнин: все, как один, один за всех, и каждый — личность! И вот уже налажен быт, открыты створы. Разодран прежний монолит собачьей сворой: кому-то пост, кому-то кран, леса и недра; кому-то вошь, а к ней аркан, земли два метра. Валютный ввозится товар, блестят обёртки, и нефтедолларов угар берёт за глотки; и нам уже не до любви — мы сексом сыты, мол — жизнь такая, се ля ви, и рот корытом, и каждый только за себя, гори всё синим... На запад? Или на закат плывёшь, Россия? * * * Неуютная ночь. Сволочь-ветер мне студит колени, обжигает лицо и за пазуху влезть норовит. Мыслей клочья прошедших измен не изменят. Клочья слов из надира взлетают в зенит, фраз обрывки в гортани взрываются матом, стая старых обид надо мною кружит вороньем... Отрывной календарь растеряет тихонечко даты, но оставит печаль. Извини, что мое - то мое. На крутом берегу я укроюсь в палатке из неба, и костер разожгу из твоих обжигающих слов; заварю чифирок из обид, перепалок и гнева, и крутой кипяток вдруг остудит горячечность лбов. Перепишем букварь, поменяем страницы местами, и начнем все с нуля, оттолкнувшись от буковки "Я"... Наконец-то уснув, сволочь-ветер утихнет над нами; клочья чувств, клочья душ станут словом "семья". |