Утро было необычным – покой и умиротворение царили вокруг. Всё замерло в ожидании ка-кого-то чуда, излучая радость жизни и благодарность Творцу. В молодой зелени листвы деревьев весело сверкала россыпь солнечных лучей, золотистыми брызгами опадая на разомлевшую и парящую от принимаемого благодатного тепла поверхность земли. Мягко перелетая с дерева на дерево, не шумели и драчливо не ссорились птицы. Тонкую поднебесную трель вели жаворонки, радуясь и восхваляя этот чудесный рассвет. Во всём ощущался особенный порядок, мир и счастье.

Небольшая деревушка, не нарушая праздничный покой, тихо и желанно встречала новый день. Ночная тонкая пелена, прикрывавшая её очертания, медленно уплывала в приречную пойму. Лёгкой дымкой поднимаясь ввысь, она таяла, открывая яркие краски дня. Даже собаки – дворняжки в это утро не тявкали бестолково, как обычно это бывало в другие дни. Кое-где, курчавясь, из печных труб лениво выползали ленты дыма.

Основные избы деревни, торжественно притихшие, уже были готовы к празднику: их хозяйки давно истопили печи и наготовили праздничное угощение для семей.

Ошибиться было невозможно – пришло долгожданное Светлое Христово Воскресение. Все жители с нетерпением и особым трепетом души, а некоторые и тела, ждали этого дня. Теперь, после длительного поста и воздержания, забыв о текущих проблемах и отставив тяжёлую работу, можно будет три дня отмечать самый важный праздник - Пасху.

Особенно радовался Василий Скворцов – любитель выпить и покутить, весело и беззаботно провести время с любимой гармошкой в руках. Для него пост был в особую тягость. Найти собутыльника в эту пору непросто, да и обычно сердобольные женщины были не в меру строги и прижимисты – не наливали спиртное, боясь брать грех на душу. Гармошка, пылясь, сиротливо висела на стене; танцы и музыка были в запрете.

«Дождался! – радостные мысли переполняли Скворцова, глаза его искрились счастьем. - Теперь можно расслабиться».

Безобидный и немного шальной, Василий одиноко жил в небольшом домике у болота. Отца он не помнил, а мать давно ушла из жизни. Худощавый и невзрачный, Скворцов внешне был не-приметной личностью, да и особыми дарованиями не обладал. Школу бросил рано. Колхозная работа валилась у него из рук, и дома ни одно дело не довёл до конца. Подругой и единственной отрадой в жизни была гармошка. Он частенько наигрывал весёлые мелодии, бродя по деревне. Незлобивый и мягкий, готовый, пусть по мелочи, но помочь пожилому человеку, он многим нравился. Женщины же откровенно жалели его, даже имя изменили, называя, как ребёнка, Васьком.

- Живёшь одним днём, о завтрашнем дне не думаешь, - с укором напутствовала его крепкая и расчётливая соседка Анастасия Мельникова, а по-местному упрощённо - Настюха.

- Жизнь - хороша! Куда спешить? – простецки удивлялся сосед, беззаботно улыбаясь и от удовольствия, как кот, жмурясь.

- Беспутник ты, пора браться за разум. Жениться надо. Жил бы, как человек.

- А зачем? Мне и так неплохо, - весело и непринуждённо, слегка покачиваясь, произнёс Василий.

- Напился уже?! Цветёшь?

- А и выпить не грех, - Васёк не обижался на соседку, зная, что она не поймёт его. – Жизнь – одна, другой не будет. Что морить себя понапрасну?

- Баламут! – привычно ответствовала Настюха, уходя...

Деревня отходила от тихой и серой жизни в период поста. Оживлённые голоса празднично поплыли над ней. Все по-доброму и радостно приветствовали друг друга:

- Христос воскресе!

- Воистину воскресе!

Даже Мария Сивобокова – скандальная женщина, вечно чем-то недовольная и ворчливая, в этот день светилась особым праздничным радушием.

Василий, не оттягивая удовольствие, расслабляться начал с раннего утра. Пил много, закусывал редко, был весёлым и неугомонным. Его широкую улыбку на лице, торчащий из-под фуражки чуб, да розовые в цветах меха гармошки, залихватски изогнутые и рождающие весёлые мелодии, видели то здесь, то там. Празднично-задорные аккорды музыкального инструмента будоражили деревню, приглашая принять участие в гуляниях.

 

- Дождался, прорву залить не может, - добродушно, праздник всё же, ворчала Катерина, у дома которой гармонист сделал очередную остановку.

- Наливай! Грех сегодня быть прижимистой.

- На ногах уже чуть стоишь, а праздник только ещё начался.

- Не жмотничай, всё не выпью. Сушняк долго мучил... довели. Надо размочить душу.

Довольный Василий сделал профессиональный выдох, освобождая место для следующей порции спиртного, и от избытка чувств выкатив глаза, рванул меха гармошки, издавшей жалобный стон, а затем, ориентируясь на штакетник забора, двинулся дальше. Его громкий жизнерадостный голос, уже теряя гласные звуки, разносился по округе:

- Мужики, житуха! Век бы так жить, сытно и весело. Гуляем!!! Бабы, наливайте! Сегодня всё можно... праздник!

- Куда тебе наливать? ««Тяжёлый» уже совсем», —добродушно заметил Никифор.

- Ничего... не птица... летать не надо, - взмахивая руками в поисках опоры, хорохорился Скворцов.

Пиликанье гармошки Василия с обрывками задорных переборов всеми любимого танца страдания становилось всё реже и сопровождалось фальцетными срывами голосов и низким рыком басов. Деревня гуляла широко и весело... И вдруг...

- Васёк?! Помер... – Тарасиха, вытаращив глаза и обомлев, стояла у забора, поспешно крестясь.

На её крик подбежали любопытные женщины. Бездыханный Василий, привольно разбросав руки и ноги, лежал у забора в молодой крапиве. Его остекленевшие полуприкрытые глаза с удивлением взирали на односельчан, а крупный нос торчал кверху, как обломанный сук упавшего на землю дерева. По нему, задумчиво перебирая мохнатыми лапками ног, медленно ползла крупная муха. Рядом в прошлогоднем бурьяне валялась грязная гармошка. Это уже лежал не их неунывающий Васёк, а совсем другой человек и в другом измерении.

- Отошёл в мир иной, царство небесное!

- Хороший был человек, никого не обидел.

- В такой праздник... и кто бы мог подумать...

- Светлая была душа, добрая и открытая, вот и забрал его Боженька в Пасхальный день, - обменивались женщины, обсуждая обрушившееся на их деревню событие – нежданную смерть гармониста.

- Давно помер. Вон уже и мухи налетели.

- Полчаса назад его гармошка ещё подавала звуки, - вспомнила одна из них.

- Паскудник! Испоганил весь праздник. Не мог в другой день отойти в мир иной, - грубо и резко оборвал женские причитания подошедший дремучий и крепкий мужик Кузьма.

- Не гневи Бога! Грешно это. В такой день не каждый призван будет. Редкий случай... знак Божий, - боязливо перекрестилась набожная бабка Барсучиха.

- Не дай Бог, вот так... умереть у забора, - не сдержалась грубоватая Сивобокова. Но даже она, не столь женщина, а более мужчина в юбке, не осмелилась в святой праздничный день воспользоваться своим привычным лексиконом: «околеть, как собака».

- Жил один, как перст, некому и погоревать о нём, - задумчиво, причмокивая беззубым ртом, плаксиво вставила Барсучиха.

- Каждый умирает в одиночку, хотя и живём в коллективе, - угрюмо промычал Антон Чёрный, размышляя о чём-то невесёлом.

- Что же теперь делать? – слабым и жалобным голосом произнёс хлипкий мужичок Андрей Сиплый.

- Надо милицию вызывать, - уверенно объявил Захар Косухин- местный бригадир. - Тело не трогать, прикройте простынёй. Видимо, будет расследование.

- А что здесь расследовать? Помер горемычный, - Тарасиха, вытаращив от удивления глаза, недоверчиво смотрела на бригадира.

- Не скажи... Как помер? Почему внезапно? – Захар, как законный представитель власти, явно утверждая свой непререкаемый авторитет, мгновенно перевоплотился из односельчанина в следователя. - Молодой ведь ещё, - Косухин с особым значением, как впервые увидев, ощупывал каждого стоящего около покойника проницательным взглядом, вселявшим в окружающих тревогу.

- А может отравился? – поддержал бригадира участник войны миномётчик Моисей. – Вот был случай... Освободили мы от немца деревеньку в Белоруссии, решили отметить. Пётр, мой напарник, до-был бутылку трофейного шнапса. Выпили, а он и помер – отравился.

- Следователь разберётся, - твёрдо и убеждённо подытожил Захар, как - будто гвоздь по самую шляпку в доску вколотил.

 

Катерина тревожно вздрогнула, холодный озноб пробежал по телу, мелькнула страшная до-гадка: «Неужели от её самопальной самогонки бедный Васёк помер? Слабый ведь был, да и пост долго соблюдали, а самогон – крепач, вот и не сдюжил», - роились мысли. Она воровато увела взгляд от зорких глаз бригадира и поспешно укрылась за могучей спиной Сивобоковой...

Прошло полдня. Деревня притихла. Жители были мрачные от испорченного праздника, да и Васёк для них был не чужой - привыкли к пиликанью его гармошки. Скворцов одиноко лежал на прежнем месте у забора. Все обходили его стороной, только собаки, благодарные Ваську за прежние подачки, пробегая мимо, останавливались около него, обнюхивая.

- Где умерший? – поинтересовался прибывший к вечеру участковый милиционер.

Сопровождаемый жителями и явно не обрадованный, что его оторвали от праздничного застолья, он двинулся к месту происшествия.

- Где же жертва праздника? – с удивлением обратился участковый к сопровождающим, оглядывая участок вытоптанной крапивы у забора. – Разыгрываете? – добавил он уже недовольно.

Удивлённые не менее самого участкового, ничего не понимая, все бестолково толкались у места, где ранее лежал их Васёк. Только примятая трава, да старая ветхая простыня, которой укрывали покойника, подтверждали, что он был здесь.

- Где его изба? – уже строго и официально обратился милиционер.

Свидетели торопливо, как оправдываясь, принялись пояснять. Затем всей гурьбой, по дороге высказывая противоречивые версии, двинулись к жилью исчезнувшего покойника.

Нашли Васька дома, храпящим на печи, с которой торчали его длинные худые ноги.

- Замёрз, - сердобольно заметили женщины. – Бедняга, намаялся. Ишь, как разморило.

Бывалый участковый грубо пощекотал пятки хозяина избы, а затем потянул его за ноги к себе. Васёк дёрнулся раз, второй и возмущённый начал сползать с печи.

- Живой?! А все думали, что помер.

- Кто помер? - Васёк, не понимая, медленно приходил в себя, потирая всклоченную шевелюру и хлопая мохнатыми ресницами.

- Ты помер, бесстыдник! Всю деревню взбаламутил, праздник испортил, - возмущались жители.

- Собирайся! – сухо и строго приказал участковый. – Будем приводить в чувство.

Скворцов растерянно мотал головой, оглядываясь вокруг и всё ещё не соображая, что про-изошло. Его тут же увезли в районное отделение милиции.

- За нарушение общественного порядка забрали в «кутузку», - пояснил опытный, уже побывавший там Кузьма. - Теперь будет в городе порядок наводить – подметать улицы.

На следующий день жители деревни, вспоминая внезапную смерть в пьяном угаре и такое же оживление Васька, продолжили праздновать Пасху. Но отсутствие Скворцова и его гармошки лишило праздник особой изюминки...

Просидел Василий 10 суток. Вернулся он в деревню тихий и задумчивый, не реагируя на многочисленные вопросы любознательных жителей. Жадно вдыхая чистый воздух, наполненный ароматами цветения, он взял запылённую метлу, давно стоявшую без использования, и начал впервые наводить порядок у дома.

«Вот бы и моего муженька хотя бы на пару суток забрали на исправление», - мечтательно по-думала Настюха, увидев, как усердно трудится сосед.

- А жить то – хорошо! – восхищённо заметил Васёк, как впервые оглядывая и заново воспринимая деревню, родные дома, да и самих жителей, с которыми сроднился и привык. «Как же без этого?» - в душевном умилении думал он.

2-3.04.2020 г., Калининград.