Расскажу об отце

 

Чем дальше в прошлое убегала дата смерти моего отца-фронтовика, тем острее и навязчивее меня преследовало желание рассказать о его боевом пути в годы Великой Отечественной войны. О том личном вкладе в Победу, за которую одни заплатили жизнями, а другие, по-пластунски пропахав пол-Европы, изуродованные ранениями вернулись к домашнему очагу.

Главная «закавыка» для меня заключалась в том, что отец, как и многие другие участники войны, кому посчастливилось выжить, очень скупо делился воспоминаниями о том страшном времени, даже изредка будучи «подшофе». Чаще всего он с горечью рассказывал о брате Филиппе - гренадерского роста красавце, который, призванный в армию до войны, сгинул в начавшейся бойне уже в самом ее начале. До конца своей жизни дед с бабкой надеялись получить хоть какую-нибудь весточку от старшего сына, но, не дождавшись, так и ушли друг за другом в мир иной с единственной мыслью, что он - жив, хотя, возможно, искалечен и находится где-то рядом. По рассказам стариков парень был с характером, поэтому и не захотел быть обузой для родных.

Среднему сыну, моему отцу, к великой радости родителей - посчастливилось вернуться без единой царапины. На мои расспросы, в каких боях участвовал, кем служил, и какие боевые награды имеет, - он лишь вяло отмахивался и односложно, с виноватой улыбкой отвечал, что «воевал как все».

От матери я знал, что в одном из ящиков старинного ручной работы комода, стоявшего в горнице, хранятся редкие военные фотографии, письма-треугольники с фронта и боевые награды отца. Но ящик был всегда заперт на ключ, а попытаться взломать замок – совесть не позволяла.

 

В одну из встреч ветеранов войны 9 мая на центральной площади села, на которую отец привычно отправился без боевых наград и муаровых планок, я познакомился с его однополчанином и земляком – Павлом Которовым. Приняв на грудь «обязательные сто грамм с прицепом» и добавив за Победу, дядя Павел в окружении фронтовиков и молодёжи оживленно и громко рассказывал сельчанам о своих военных заслугах, жестикулируя и размахивая длинными руками. Отец тоже втянулся в разговор, но о боевом пути говорил неохотно, называя лишь города СССР и Западной Европы, где ему приходилось воевать и служить.

В мае 1990 года страна торжественно отметила 45-летний юбилей Великой Победы, а в августе того же года моего отца не стало. Собрав имеющуюся информацию из писем и фотографий, ставшего доступным «домашнего архива», я, тщательно «переварив» её, понял причину отцовской молчаливости: он… стыдился отсутствия «фронтовых отметин», тех жутких ранений, которые с избытком имели его боевые товарищи-односельчане. И отца это «везение» угнетало всю жизнь, вплоть до кончины…

В январе 1942 года по достижении 18 лет он подлежал мобилизации. На колесном пароходе «Чердынь», который нещадно коптил огромной трубой и протяжным гудком подгонял посадку призывников, отец поехал в пункт сбора – в Астрахань. Басовитый рев парохода сливался в общий гул с плачем и криками женщин и детей. Им с борта судна вторили безусые мальчишки и взрослые добровольцы. «Чердынь», заволакивая провожающих саваном черного дыма, непрерывно трубя и вызывая новые волны громкого рёва, шлепая лопастям, увозил защитников отечества в неизвестное. По дороге, «чАпая» против течения и уворачиваясь от встречных льдин, он на промежуточных остановках набивал палубы новыми «рекрутами».

В городе после затянувшейся «сортировки» формировались группы и отряды для выезда к месту дислокации своих частей. При формировании подразделений обращалось внимание на образование и гражданские специальности. Непостижимо, но отец, имея всего 4 класса образования, попал в… спецшколу для подготовки инструкторов служебного собаководства?! После ускоренного обучения новоиспечённых специалистов направляли в действующую армию, а оттуда - в полки, в которых имелись питомники для содержания щенков. «Отпрыски» восточно-европейских и немецких овчарок считались самыми умными и сообразительными, легко поддающимися дрессуре. Бывшие курсанты получили под опеку по несколько питомцев. Основные цели и задачи вожатых служебных собак - привить щенкам навыки санитаров, связистов, миноискателей, подрывников, истребителей танков. В работе с животными выявлялись их характеры и наклонности. Весь процесс дрессировки протекал по разработанным еще в Первую мировую войну методикам и рекомендациям. Одна из групп четвероногих, с которой работал друг отца, осваивала способы поиска и нахождения раненых бойцов с закрепленным на спине седлом с походной аптечкой. Параллельно собаку обучали не бояться свиста пуль, ухающих разрывов мин и снарядов. Обнаружив раненого, она должна была спокойно лежать возле него, ожидая, когда он обслужит себя сам. Если солдат имел тяжелое ранение или находился без сознания, псина зажимала в пасти свисающий с ошейника деревянный или кожаный брендель* – знак того, что раненый найден, - и устремлялась в расположение части за помощью. Затем, не выпуская из пасти «деревяшки», собака коротким путем возвращалась к тяжелораненому вместе с санитарами. Если местность простреливалась, их использовали как гужевой транспорт для перевозки бойцов в тележках-лодках. В зимних условиях применялись нарты, куда впрягались сибирские лайки или хаски.

За годы войны четвероногие помощники уберегли от смерти десятки, если не сотни тысяч советских солдат. Отцу досталась группа «собак-камикадзе» - истребителей танков. Здесь требовался иной подход к дрессуре, основанный на заложенных природой условных инстинктах. Несмышлёного щенка с легким грузом на спине кормили исключительно под … патефонную пластинку с записью лязга и грохота гусениц, мощного рева дизельных моторов. С течением времени у питомцев при характерном шуме бронетехники вырабатывался устойчивый, условный рефлекс на прием пищи. Нагрузка на седельное крепление постепенно увеличивалась, достигая в конце обучения веса связки противотанковых гранат. Перед танковой атакой гитлеровцев, о которой сообщала разведка, собаки не получали корм. Проводники заранее выезжали с питомцами на передовую, маскируясь под рельеф местности. С появлением машин животных в определенной последовательности и по соответствующей команде спускали с поводка. Привыкшие к знакомому лязгу и шуму двигателей, голодные собаки опрометью мчались навстречу танкам, предвкушая кормежку. Их бег был столь стремителен, что они оставались неуязвимыми даже для стрелков, сидящих у амбразур с пулеметами. Прячущиеся за «броней» автоматчики также не могли ничем помочь своим танкистам. Из-за густых клубов пыли, оставляемых машинами, невозможно было поразить юркие цели с противотанковыми «гостинцами»… На открытых участках собаки, плотно прижимаясь к земле, были способны проползти до трех километров. Фашистское наступление захлебывалось, а в завязывающейся рукопашной схватке русский солдат не знал себе равных «с времен очаковских и покоренья Крыма». Фрицы панически боялись собачьих вылазок, неся ощутимые потери. Для передней защиты своих бронированных каракатиц они стали монтировать металлическую раму, в нижней части которой крепились свисающие почти до земли острые зубья. Но на пересеченной местности из-за неровностей рельефа эта навесная система была малоэффективна. Пытались фашисты прибегать и к помощи своих солдат, сидящих на броне с огнемётами, но даже объятые пламенем псы успевали добежать и осуществить своё смертельное задание…

 

Как должен был чувствовать себя отец после срыва вражеского наступления и потери своих подопечных? Наверно, радость и боль одновременно. А чего было больше - судить трудно?! По словам Которова, отец после каждой удачно проведенной собачьей контратаки уходил в себя, замыкался, временами был раздражителен, непрерывно курил саднящую «махру», писал рапорты о переводе в любой род войск, но ему отказывали, оценивая его работу, как одного из лучших вожатых полка.

Боевые награды он воспринимал абсолютно спокойно и даже равнодушно…А в опустевший питомник завозили новых, глупеньких щенков, среди которых стали встречаться и дворняги.

Командование, оценив эффективные результаты собачьих вылазок, отдельным приказом обязало кинологов сократить сроки подготовки животных по всем «специальностям». Этот приказ вызвал резкое недовольство, и даже озлобленность у группы инструкторов. «Наверху» не скоро сообразили, что только человек в условиях военного времени способен принимать мгновенные решения и «взрослеть» не по дням, а по часам, но не животные, пусть даже «сверходарённые». Вскоре вернулись к прежнему испытанному и успешно себя зарекомендовавшему регламенту подготовки.

Отец с детства любил животных, но особенно обожал собак. В возрасте 6 лет, подпаском, за мизерную плату в «компании сторожевых псов» помогал местному пастуху. Были довольны и родители: маленький Ваня вносил свой вклад в скудный бюджет большой семьи. А в том, что ему пришлось на войне блестяще освоить специальность инструктора по служебному собаководству и в полной мере реализовать свой дремавший талант, наверное, есть и «божье провидение».

После Победы война для отца не закончилась. Он «задержался» в армии еще на 1,5 года, работая в Польше, Белоруссии и Прибалтике в качестве наставника молодых кинологов. В мирной жизни четвероногие «специалисты» натаскивались на поиски мин, фугасов, неразорвавшихся снарядов и бомб. Живые приборы и здесь оказались на высоте, превосходя новую аппаратуру по качеству работы и количеству обнаруженных затаившихся смертей. Эта работа дарила отцу истинную радость, потому что его любимые собаки, занятые в тандеме с саперами, теперь не гибли, а возвращались с задания живыми и весело помахивали хвостами в ожидании заработанного пайка.

В конце 1946 года отец демобилизовался. В вещевом мешке кроме дорожного провианта находился роскошный подарок от командира полка - бельгийское, с изящной инкрустацией охотничье ружье «Зауэр – Три кольца» с дарственной гравировкой. А в самодельном деревянном ящике он привез милейшего симпатягу, щенка немецкой овчарки по кличке «Джульбарс». Со временем Джульбарс превратился в несвойственного его породе и предназначению великолепного охотничьего пса. До самой своей естественной смерти «немец» оставался незаменимым помощником, верным и преданным другом старшему сержанту запаса, инструктору по служебному собаководству Ферафонтову Ивану Александровичу - своему единственному хозяину.

 

*брендель - кусок кожи или деревянная палочка, подвешенные к ошейнику