Тишина

 

Четвертое мая 2015 года. Мы с другом седьмой день принимаем эмоционально - оздоровительные процедуры. Уже седьмой день не звонят телефоны, не слышно проникающего везде суетного городского шума, разрушающего человеческую психику, подавляющего городского жителя морально и физически. Нервные нагрузки города часто оканчиваются нервным срывом или в худшем варианте какой-нибудь из болячек. Мы живем жизнью нормальных людей, хотя, по словам друга, с которым отохотились не одну весну, за много лет я впервые дней пять не мог отключиться от опостылевших городских проблем. Да и сам чувствовал, что тяжеловато происходило в эту весну очищение души от негатива большого города.

По метеопрогнозу, который часто оправдывается с точностью до наоборот, сегодня с неба на грешную землю должен был сыпаться снег. Высунув утречком нос из дверей, я был готов получить порцию снежной крупы в лицо. Разочарование было приятным- видимый из двери кусочек неба порадовал яркой и сочной лазурью. Сейчас на тундре в домиках, палатках, будках находились люди, ожидающие встречи с весенним гусем. В этот раз перелетные птицы явно не спешили на встречу с охотниками. Мы за это время целыми днями не видели гусей и даже не слышали их криков. Нахождение в таком положении не все воспринимают спокойно и начинают тихо звереть, изредка постреливая не совсем понятно в кого и как.

Только вчера на радость страждущим охотникам, кто-то всемогущий открыл невидимый небесный шлагбаум и с весеннего неба стали раздаваться долгожданные, пронзительные, прекрасные голоса красавцев гусей. Отчаянно гомоня, эти хозяева весеннего колымского неба послушные зову природы неудержимо летели на север. Всего пару часов после обеда звучала многоголосая небесная симфония. И не беда что гуси летели очень высоко. Такие стаи мы называем стратосферными- они проходят очень высоко, на недосягаемой для выстрела высоте. Прокладывая по голубому небосклону черные пунктирные линии гордо, независимо и красиво, вожаки вели свои стаи в бескрайние просторы Северо-Востока. Громко переговариваясь в полете, они словно насмехались над бессилием наблюдавшими за ними с грешной земли охотниками.

Предыдущая ночь была тихой, никакая из заблудившихся гусиных стай не удосужилась снизиться и разбудить нас среди ночи громким гомоном. В эту ночь нам удалось угадать количество дров для печки, и не пришлось среди ночи, покрывшись липким потом, открывать дверь домика. Только так можно спастись от дикой жары. Мы продолжали наслаждаться размеренным течением полевой жизни. После того, как сделаны все необходимые подготовительные работы, все обитатели нашего домика погружаются в состояние свободы. Каждый из нас волен с самого утра делать, что захочется. Можно спать или читать сколько угодно, можно не вставать с нар сутками, можно идти в гости к соседям километра за три, можно сутками проводить время в скрадке, в ожидании гусиного налета. Можно немного попьянствовать, только без бандитизма, в меру и с преобладанием по весу и объему закуски над спиртным.

Напарник собрался к себе в скрадок, я пожелал ему удачи и скорой встречи с гусями. Он покинул домик, немного пошумел, надевая рюкзак, ружье и вскоре я отчетливо услышал удаляющийся скрип лыж, скользящих по утреннему насту. Он вскоре затих, и я оказался в тишине. Не знаю почему, мне пока в стоящий на льду озера скрадок не хотелось, и я решил еще немного подремать, заняв место на уже ставшей родной мягкой лежанке. Я потянулся во весь рост до хруста в суставах. Состояние трудно поддавалось пониманию. Можно было предположить ,что именно сейчас я переключился на волну полевой жизни, понемногу очищаясь от шелухи большого города. Нервы приходили в норму, жизнь становилась ярче, краски насыщеннее, водка слаще и закуска вкуснее, сон дольше и здоровее. Не привыкшие к таким физическим нагрузкам мышцы понемногу адаптировались. Я самозабвенно валялся на лежанке, наслаждаясь порядком подзабытыми ощущениями душевного покоя.

И вот неожиданно для себя я осознал, что же так благотворно подействовало на меня. Это понимание, яркой вспышкой озарило выздоравливающее сознание.

Оказывается тундровая первобытная тишина, в которую я погрузился сейчас, может действовать так магически. Это тишина особенная. Она была до и будет после нас. Это мы, приезжая в этот домик, приходим к ней в гости. Она молчаливо присутствует с нами везде, пока мы находимся здесь. Она иная, отличная от тишины которую называют гробовой. Она не застывшая вязкая, созданная человеком города, отгородившего себя от всего пластиковыми окнами. Это тишина исцеляющая душу, тело и дух. Я стал вслушиваться в неё. Она обволакивала и затягивала в себя, словно погружала меня в целебную ванну.

Меня осенило – впервые за все прожитые годы я задал себе вопрос - а из чего состоит тишина? Гробовая тишина, когда вообще нет и не будет никаких звуков? Или нечто иное, что нужно понять? Если этому нет названия и понимания, то попытаться назвать и понять.

Мне сейчас слышалась потрескивание печи, ворчание чайника, бульканье бульона на борщ. Проснувшаяся большая синяя муха весело жужжала ,пытаясь покинуть домик через полиэтиленовую пленку на окне.

Сознание все же сформировало долгожданный вопрос - чем же являются слышимые мной звуки? Нарушают ли они первозданную вечную тишину или являются её составной частью, обволакивающую все и всех - от самой тонкой травинки до величавого горного хребта, от охотника, приехавшего покараулить диких гусей, до красавца лебедя?

Звуки, которые улавливал слух, продолжали доноситься, не раздражая и не нарушая настигшей меня умиротворенности. Когда находишься в домике, многие звуки, раздающиеся снаружи слышаться отчетливее и раньше. Лишнее подтверждение тому, появившийся рокот работающего снегоходного двигателя. На фоне всего слышимого сейчас, он выглядел инородным, совершенно не гармонирующим со всем, тем, что ласкало слух. Он был напоминанием о том мире, из которого мы бежали неделю назад в поисках уединения. И так не хотелось в него возвращаться ,хотя бы еще дней десять.

Решил выйти на улицу. Меня встретила пронзительная синева неба ,на котором сочными мазками были нарисованы белые облачка. Слабый ветер шевелил ветки лиственниц, стоящих вблизи домика, шелестел прошлогодней желтоватой травой, несколько синичек своим веселым свистом приветствовали неотвратимо наступающую весну. Где-то вдалеке, совсем не видимые глазу, но громко заявив о себе, прокричали гуси. Этот звук взбодрил, вернул в состояние тонуса – ведь мы же на охоту приехали, каждый услышанный гусиный крик может перерасти в такой желанный налет. Было понятно, что он даже в безветренной тишине слышался очень слабо, поэтому быстро успокоившись, я вновь погрузился в расслабленное состояние.

Возможно это нечто, претендующее на маленькое открытие, возможно, это плод моих ошибочных рассуждений, но мысль возникла и требовала осмысления и понимания.

Ведь все звуки, которые я слушал сегодня, никоим образом не нарушают древнюю и вечную тундровую тишину. Это она просто состоит из них. Именно они, вечные и первозданные, создают её, многократно переплетаясь, и дополняя друг друга.

Очень хочется, чтобы Дед, местный Дух Охоты, простил нас за то, что приносим с собой из другого мира иные звуки, которые совсем не гармонируют с первозданной тишиной. Это звуки выстрелов, иногда прерывающие полет и роняющие на землю красавца гусака, звук работающей бензопилы, вгрызающейся в ствол поваленного дерева. Можем оправдаться перед Дедом, что никогда не добываем дичи больше чем можно взять, не валим деревья напрасно, бережем тундру от страшной напасти – лесного пожара.

Я сел в стоящее невдалеке раскладное кресло. Мне не нужно было никуда спешить , по крайне мере пока. Просто совсем не хотелось выходить из того благостного состояния, в которое погрузила меня всепоглощающая и вечная таежная тишина.

Впереди за оставшиеся десять дней праздника души целебная тишина подарит нам возможность услышать трубные голоса спешащих на север лебедей, мелодичный посвист чиркового селезня, свист крыльев стремительно несущейся в плотном весеннем воздухе стаи шилохвостей, потрескивание крыльев гусиной стаи заходящей на круг перед посадкой. Порадуют слух и душу жваканье крякового селезня. Низко, с басовитой хрипотцой прокричат таежные гуменники, раздастся высокий фальцет пискулек. По утрам, ошалевший от наступившей весны куропач будет устраивать нам побудку, словно по будильнику. Уже скоро начнет свой бесконечный монолог тундровый ручеек, который только на одному ему понятном языке рассказывает нам о Ланковской тундре. Возможно, придется услышать жутковатый вой майской пурги взбесившейся от бессилия перед наступающей весной, покачивающей каркас нашего прочного домика. Если повезет, по воле Деда гусь в массе пойдет Ланковской дорогой, мы сможем услышать непрерывный гомон проходящих на разных высотах гусей и лебедей. Ни с чем несравнимую перекличку гусиных базаров,иногда поднимающихся на крыло, и тогда тундру накрывает звуковой вал от голосов тысяч одновременно кричащих гусей. Трудно описать разговор многосотенной гусиной стаи присевшей уже в ночной тьме отдохнуть на лед озера.

Все это тишина подарит нам в оставшееся время. Ведь день вылета в город уже определен и приближается со всей своей неизбежностью. Но это будет потом , а сейчас совсем не хочется думать об этом. Так хочется еще побыть погруженным в тишину.

Где-то вдалеке послышался гусиный крик, значит, тишина продолжает нас радовать. Дай Бог, чтобы чаще и дольше.

 

12.06.15

Г.Магадан