А паутинка памяти проснулась и летит, а ветер веет севером над широтой озерной, свистит свинцом по серому, порывист и сердит, и над шатром возвышенным, и под венцами черными. А небо брызжет холодом во всю седую ширь, и чайки голосистые скользят в потоках ветра, а храм стоит недвижимо, как старый богатырь, и смотрит в даль онежскую, и ждет он весть ответную. А храм встречает каждого с зари и до зари, и ты к нему поднимешься, войдешь, вздохнешь — и что же? А небо в нем не серое, ты только посмотри — широко раскрывается оно ромашкой Божией. А небо в нем — и золото, и яхонт, и огонь, и синева, и радуга, и тихий свет с востока! Оно сияет солнечно, как Божия ладонь над малою былиночкой, взыскующей высокого. *** На рассохшихся досках слезе поминальной вослед капли ярого воска, да пламени пляшущий свет, и сосновая хвоя в горячем и едком дыму – это время лихое я снова приму. Приходи наказаньем за годы моей суеты, будь отточенной гранью на самом краю пустоты, стань открывшейся дверью в кромешную темень тайги, паутину безверья безвременьем жги. Пусть по черному шлаку сквозь полночь протянется шлях, пусть февральская слякоть просохнет в его колеях, пусть натянутся сети, и точкой захлопнется круг, и воротится ветер на север и юг. Урагану навстречу вращаются стрелки часов – этот путь безупречен вдали от аккордов и слов, в стороне от концертов, конгрессов, советов, наград – в разговоре со смертью не нужен парад. Просто чувствуешь кровно на спящих в песке валунах, на обугленных бревнах, и в серых как небо волнах – здесь душа, что младенец, рыдает – свети, не сгорай, и ничто не заменит пылающий рай! Но над небом и словом, за гранями ночи и дня видишь образ шатровый и внемлешь ему из огня… Мне бы только коснуться горючего сруба рукой – словно с чайного блюдца пить любовь и покой. Отредактировано 27 мая 2019 г. |