- Знаешь, я вот понять могу. Совсем другое - принять их точку зрения, поддерживать ее. А понять - можно, - женщина говорила уверенно, видно, что тема эта обдуманна, и не единожды. - А я не могу. Если можно понять, значит, пусть и косвенно, можно принять и оправдать, - молодая собеседница пожала плечами, старшая по возрасту внимательно на нее посмотрела, улыбнулась и серьезно продолжила: - Представь себя на их месте. Тогда ведь многое увидится в другом свете. До прихода советской власти на территории западной Украины был совсем другой экономический уклад, другая культура, другие ценности. С ее приходом все изменилось. Люди лишились своих сбережений, своего имущества, всего, что было им привычно и дорого. Естественно, что недовольных было много. Не стоит забывать и о преследованиях. Поэтому ненависть, злость на существующий режим и желание отомстить при первой возможности - все это естественно, как естественно и нежелание мириться с новой политической системой и стремление от нее избавиться. - Естественно? – переспросила молодая собеседница. Ей было не понятно и неприемлемо убийство во имя великой цели, особенно политической. - В таком случае естественным является преследование людей, представляющих угрозу для общества. Вам так не кажется? – не услышав ответа, продолжила. - Если придерживаться взгляда, оправдывающего уничтожение людей, разрушение основ государства во имя великой цели, к тому же и абстрактной, получается, что любое преступление, любую революцию, любую войну можно не только оправдать, но и доказать ее необходимость и историческую справедливость. Но, если учесть личные мотивы, которые всегда являются главным двигателем поведения недовольных, многое становится понятным. - Они боролись как могли. Теми способами, которые им были доступны. - Поэтому и убивали людей? - Это уж как посмотреть. - А как еще можно посмотреть на убийство? Да и на дивизию "СС "Галичина"? Как можно было вообще одеть форму СС?.. - Для них, что советская власть, что пришедшая немецкая - одинаково оккупационная. Поэтому, если посмотреть с точки зрения населения западной Украины, немцев они могли принять как освободителей от ненавистных Советов. О фашистах они еще ничего не знали, а от советской власти уже натерпелись. - Нацисты должны были подарить им страну, отвоеванную у Советов, так ведь? Тогда возникает вопрос, с какого перепугу завоеватель будет кому бы то ни было что-то дарить? - Вот поэтому они и вступали в дивизию, воевали вместе с немцами, надеясь таким образом восстановить свою государственность. - Простите, конечно, за вопрос, но вы сами в это верите? - Во что именно? - В восстановление государственности таким образом. - Моя вера здесь ни при чем. Я говорю о том, что двигало теми людьми. Для них главное было - независимость своей страны, освобождение от советской власти. На тот момент они считали это единственно правильным решением. Они и с немцами ведь тоже воевали... - Когда поняли, что им уготована роль второсортных лиц? И то, как они воевали?!.. - Не нам судить. Думаю, им ближе была формулировка: «враг моего врага – мой друг». - Смотря какой враг… Нужно уметь правильно определить степень зла… - Они эту степень и определили. - Действительно, помня о потерянных пяти рублях в каком-то банке, лучше пойти в рабство к тому, кто пообещает, что накажет забравшего эти несчастные пять рублей, даже если взамен придется погибнуть на каторжных работах, не видя божьего света. Зато и обидчик будет наказан. Впрочем, обещанное не всегда есть выполненное. - У мести свои законы, как и у ненависти. И в борьбе за свои идеалы средства не выбирают. - Но тогда чем одни отличаются от других? - Целью. - Жаль, что не результатом... - Но ведь идеального общества не существует. - Тогда... Тогда зачем все эти споры о великих идеалах, идеях, о правых и виновных? - Ради исторической справедливости. Вся та борьба, которая была на территории западной Украины и в таком вот виде, имеет свою историю, предысторию и свое обоснование. Невозможно все это вычеркнуть и выкрасить в определенно черный цвет. Все происходящее было неоднозначным. Впрочем, - на секундочку женщина замолчала, подвинула к себе папку с бумагами, открыла ее и, перебирая бумаги, продолжила, - мы с тобой немножечко отвлеклись на историко-политическую тему. Пора возвращаться к рабочим моментам. К нам поступил очень интересный пациент и необходимо продумать схему биохимических исследований. Дальнейшее общение двух сотрудниц продолжилось на профессиональную тему с конкретно поставленной задачей. Вопрос, затронутый в разговоре со своей старшей коллегой и наставницей, в последнее время часто всплывал в жизни девушки: в беседах, в публикациях, в передачах… Вот и этот разговор состоялся в начале недели, после просмотра в воскресенье популярного политического ток-шоу. Несмотря на разность взглядов, коллеги, работающие под одной крышей, никогда не превращали разговоры в ссоры, как это случалось в соседних кабинетах. У каждого сформировалось мнение о событиях давно минувших дней, исходя из собственного понимания исторических событий и семейной истории. И это мнение уважалось. В один из первых разговоров на подобную тему они как раз и затронули семейную историю. - Приняв, поняв и оправдав коллаборационизм, я предам своих предков, которые, потеряв многое и даже детей, остались верны своей земле. Семейная легенда гласит, что один из моих прадедов охарактеризовал революционные события в стране, сказав: «Родину не выбирают, а власть – это относительное понятие». - Не все могли так спокойно смириться со своими потерями, - возразила начальница. - Одни молча затаили обиду. Другие пытались мстить. Мои родители, например, воспитывали меня с сестрой так, чтобы мы смогли нормально жить в существующем политическом строе. Они молча наблюдали, как мы интегрируемся в новую жизнь и превращаемся в людей, которых не тревожат мысли о прошлом. Наши родители ничего не рассказывали нам ни о бабушках, ни о дедушках, ни о том, что было до революции. Чтобы ничего не мешало нам жить в сложившемся обществе. И только когда мы стали достаточно взрослыми и были уже семейными, родители рассказали, что папа - из семьи раскулаченных и сосланных, а мама - она даже росла в специальном доме-интернате для детей раскулаченных. Вот почему никогда мы и не общались с родственниками: их просто не было. Эмоционально начавшаяся неделя прошла в рутинной рабочей атмосфере. Девушка даже вздохнула с облегчением. Однако затронутая тема неожиданно получила продолжение на выходных. Разговаривая с подругой в пятницу вечером по телефону, она согласилась с ней встретиться - погулять, обсудить события личной жизни - и воскресным утром в предвкушении приятно проведенного времени села в междугороднюю маршрутку. Когда все места в салоне были заняты, автобус отправился в путь. Пассажиры по просьбе водителя собрали деньги за проезд и передали ему. Через некоторое время шофер объявил, что один человек не оплатил свой проезд. Все переглянулись. В этот момент отозвался дедушка, сидящий на переднем боковом сиденье: - Это, наверное, я. Но я же участник войны и имею право на бесплатный проезд… - В автобусах, в которых есть льготные места, - резко заявил водитель. - Прежде чем садиться, вы должны были спросить у меня, беру ли я льготных пассажиров или нет. - Извини, пожалуйста, но я не знал. - Или плати, дед, или выходи. - Останови. Денег у меня нет. Автобус к этому времени отъехал от вокзала на приличное расстояние. Пассажиры начали молча переглядываться между собой. В этот момент раздался мужской голос: - Водила, а тебе что - тяжело провезти одного человека, тем более ветерана, бесплатно? Обеднеешь? - А если и так? Даже если и не обеднею, почему я должен везти его бесплатно? - Хотя бы потому, что он воевал. Освободил от немецких захватчиков. - Кто его просил это делать? Не воевали бы они тогда, сдались бы вовремя, сейчас бы жили мы в Европе как настоящие цивилизованные люди… Что нам дала их победа? - А ты уверен, что ты жил бы? Впрочем, если бы и жил, то разве что арбайтен, арбайтен, пока не износишься, а потом - в газовую камеру как утиль. - Многое понимаешь. Как мы живем?.. Лучше было бы под немцами… - Тебе, наверное, лучше было бы. А живем мы так, как сами эту жизнь построили... - Короче, если хотите, чтобы дед ехал, оплатите его проезд. Дедушка во время этой перепалки сидел молча, а при последних словах попытался попросить остановить маршрутку, но молодой человек активной гражданской позиции громко заявил: - Пассажиры, как вы смотрите на то, чтобы сброситься на билет ветерану? Все молча, но активно достали кошельки. Однако деньги собрали только с мужской половины и оплатили билет. - Держи, водила. И запомни - надо уважать свою историю и свою свободу, которую мы имеем благодаря их смелости. Все это время пассажиры в салоне заинтересовано прислушивались к перепалке, выразительно переглядывались между собой, с уважением смотрели на молодого человека лет тридцати - тридцати пяти, который заступился за ветерана. Эта сцена никого не оставила равнодушным. Когда автобус приехал на место своего назначения, все постарались рассмотреть водителя. Им оказался мужчина ничем не примечательной внешности, которому по возрасту было чуть более за сорок. Эта сцена воскресила в памяти девушки другую историю. Историю, которая произошла еще в студенческие годы, лет семь назад. Был обычный день практики. Она зашла в ординаторскую и увидела, как другие практиканты что-то оживленно обсуждают. Прислушалась. Темой разговора была принудительная работа на территории нацистской Германии вывезенных жителей Советского Союза. Слово держал ее одногруппник, парень способный и очень амбициозный. - ...не знаю, откуда вся эта информация о том, что в Германии к нашим рабочим было плохое отношение. И моя бабушка, и мой дедушка работали в доме немецкого помещика. К ним очень хорошо относились. Они даже обедали вместе за одним столом с хозяевами. Поэтому, - он театрально сделал паузу, после чего продолжил, - я вот думаю, советской власти просто нужно было создать образ врага, жестокого, неумолимого. Вот и создавали. А на самом деле, кто выехал на работы в Германию, не испытывал весь тот ужас, который так старались изобразить так называемые освободители, - он замолчал, уверенно окинув взглядом слушавших его, наслаждаясь произведенным эффектом. - А как быть с теми, кто не вернулся домой? Кто остался там навечно и даже неизвестно как погиб или умер? - ее голос звучал уверенно, спокойно и привлек к себе внимание всех собравшихся. Она стояла чуть в сторонке и пристально смотрела на оратора. - Это что, все вымышленные люди с придуманными судьбами? Может, их и не было? Ну что ты молчишь? Может, не было старшего брата моей бабушки, пятнадцатилетнего мальчишки, судьба которого никому не известна? Только несколько писем из Германии. И все. А он мечтал стать летчиком. Он даже пытался в начале войны добровольцем в лётную школу попасть, приписал себе года, но - внешность подвела, ребенком совсем еще смотрелся. Военком за дверь выставил. Зато когда немцы пришли, его возраст был самый подходящий для работы в счастливой Германии. А что ты скажешь о девчонках, старшим из которых было по четырнадцать лет, корчевавших вековые липы, посаженные еще Потёмкиным? Это что, уважительное отношение к населению оккупированной территории или прививание любви к труду? Наступила тишина. Оратор искал подходящий ответ, но никак не мог его найти. Молчание затягивалось, чем и воспользовалась его оппонентка. - Молчишь? Не знаешь, что сказать? И правду не можешь, и солгать еще совесть не позволяет? - присутствующие заинтересованно молчали. Эта пара не первый раз спорила, и слушать их всегда было одно удовольствие. Но сегодня спор явно вышел немного на другой уровень. Девушка же, собравшись с мыслями, продолжила. - Согласно твоей теории и лагеря смерти - это тоже придуманная страшилка? - В принципе, да, - как-то неуверенно выдавил он из себя. - О как. Очень интересно. Получается, люди, которые погибли в концлагерях - это тоже вымышленные жертвы? - она пристально на него смотрела. - Знаешь, сестра моей бабушки во время оккупации попала в облаву, потом - в лагерь смерти. И когда поняла, что тех людей, среди которых она оказалась, готовят отправить в газовую камеру, стала пытаться доказать охране, что не имеет никакого отношения ни к евреям, ни к цыганам, ни к коммунистам, ни к партработникам. Ее привели к начальнику лагеря. Ему она тоже стала объяснять, что схватили ее случайно, на базаре. Во время разговора он перехватил ее взгляд, упавший на фортепиано, стоящее в углу. Заговорил о музыке, ценителем и любителем которой, как оказалось, он был. Предложил ей сесть за инструмент. Она играла пять часов. Он слушал. А потом сказал, что такие красивые и талантливые женщины, пусть даже и русские, должны жить. И отпустил, - при этих словах девушка молча вышла: ей совсем не хотелось видеть эффект, который произвел на слушателей ее рассказ. Она шла по аллее, к месту встречи с подругой. А в голове проносились мысли. История с водителем маршрутного автобуса, разговоры на работе, передачи... Пересмотр событий недавнего прошлого, его новые оценки и вопросы: «А что, если?..», «Зачем нужна была эта победа?», «Стоила ли она ту цену, которую заплатили?» Только о том, что история не имеет сослагательного наклонения, забывается или просто умалчивается. «Победителей не судят», - неужели? Все теперь знают, как было бы лучше и правильнее. А может, все намного проще? Может, потомки просто оказались недостойными и слабыми, чтобы с гордостью нести славу дедов и прадедов на своих хилых плечах?.. Ведь куда проще быть рабом. Рабом прошлого и несостоявшегося будущего. Рабом иллюзий и мечты. Просто быть рабом, за краюху хлеба и право дышать воздухом. В жизни ведь все относительно. Но люди продолжают спорить, забывая, что прошлое не переписать, а настоящее испортить можно, да и будущее потерять вполне под силу. Был солнечный теплый день. Цвели каштаны. Навстречу ей шла улыбающаяся подруга. |