К старости Незаметно время набегает, К старости, толкая пап и мам. Жизни этой страшная нагайка, Сводит нас, детей всегда с ума. Дедушкой и бабушкой, конечно, Папы, мамы к финишу придут, С возрастом у них поникнут плечи, Дрожь коварная коснется рук. Только неизменно будет сердце, Биться ради дорогих детей. Даже думаю, в объятьях смерти Не уйдет оно спокойно в тень. Знаю, что родительские чувства От природы очень горячи, Был и я таким кусочком чуда И успел все это получить. Сам дожил легко до первых внуков И теперь мой каждый день благой, Повторяя лепет первых звуков, Укрепляет с ними берег свой. По душе пришлась мне должность деда, В откровенном мире малышей, Радостью — грядущее продето, Старость закатилась, словно в щель. В пустыне В зените солнце роковое, День распалило добела: Терял я силы от безводья А взоры застилала мгла. Одна маячила надежда На зыбких волнах миража. Все чаще закрывались вежды, И мысли плавила жара. Иссохло горло, а на тело, Так, беспощадно, не часок: Свои вонзало солнце стрелы, Что падать, стал я на песок. Душа моя пеклась…. Не стыла В котле небесного огня, А пасть пылающей пустыни, Мечтала проглотить меня. Тут показалось пред глазами, Что всколыхнулся горизонт… Блеснув последними слезами, Я принял инстинктивно зов. Собрав, оставшиеся силы, Придав, уверенность в себе, Походкой шаткой, торопливо Дошел, к спасительной воде. Костер тополиного пуха Земля в тополином пухе, Вот новые хлопья летят, Один зацепившись за ухо, На миг отвлекает мой взгляд. Несу осторожно пушинку, Но все ж он срывается в путь, Садится на коврик пушистый, Свою, раскрывая мне суть… Храня и дальше пытливость, К ковру пуховому иду, А ветер шальной переливом, На нем собирает волну. Затем взъерошившись, с силой Швыряет уложенный пух, А к вечеру весь отбесившись Он замер и силой потух. А дети смеясь, для забавы Ковер пуховой подожгли, Тут с криком набросились бабы… Но, правда, огонь был на миг. |