Гостиная-Мастерская (все совпадения с реальными людьми случайны, а события выдуманы) На окраине города N располагалось старое, кирпичное здание общежития № 6, в котором слева от входа, на первом этаже был просторный зал. В давние советские годы там располагался Красный Уголок с полагающимися: бюстом Ленина, рядами столов, полками с трудами классиков марксизма-ленинизма, стенгазетами и прочими атрибутами идеологической работы. В лихие девяностые зал оккупировали представители зарождающего капитализма – открыли кафе-рюмочную, потом его сменило ателье, затем парикмахерская, а вот уже в десятых годах двадцать первого века, когда начал народ возвращаться от чистого потребления к культуре, в Красном Уголке появился кружок для желающих обучиться выпиливать лобзиком. Руководил кружком г-н Яблочков – мужчина резкий, грубый, но целеустремленный. Он-то первый и повесил на дверях зала вывеску: «Гостиная-Мастерская», которая подразумевала, что здесь рады гостям и тем, кто хочет научиться мастерить. Ни сам Яблочков, никто из членов кружка не умели выпиливать, поэтому они с радостью обучали этому друг друга. Но кружок по выпиливанию не долго просуществовал, потому что, когда Яблочков не пилил в Мастерской дерево, пилили его дома жена и дочь, убеждая мужчину, что хватит ерундой заниматься, когда грядки на даче не прополоты, а дома ремонт не сделан. Короче, пила жены оказалась острее лобзика мужа, и покинул Яблочков свое детище, но обещал вернуться. Свято место пусто не бывает. Под той же вывеской Мастерской открылся художественный кружок. Руководить им стала очень увлеченная женщина по имени Манна. Она, как и Яблочков, была целеустремленная и напористая. Ходила в кожаной куртке, красной косынке и носила, правда пустую, деревянную кобуру от маузера. В художественный кружок перешли те, кто раньше занимался выпиливанием, в основном женщины: г-жа Курочкина, г-жа Резниченкова (на нее из-за фамилии в свое время возлагал большие надежды Яблочков), г-жа Мирная. Мужскую часть населения представлял Инь Гофман. Никто из участников Мастерской, включая руководительницу, рисовать, как и выпиливать, не умел, поэтому с неменьшим энтузиазмом они начали обучать друг друга изобразительному искусству. У каждого появились любимые темы. Г-жа Курочкина любила рисовать молодых женщин отравляющих членов своих семей, расчлененные тела, охранниц, устраивающих стрельбу в густой толпе прохожих и прочие ужасы. В свободное от художеств время она работала в городском выставочном зале, где иногда даже видела настоящих художников, с некоторыми смогла перекинуться парой слов, поэтому г-жа Курочкина себя тоже считала настоящим художником и специалистом в теории изобразительного искусства. Г-жа Резниченкова предпочитала изображать люде труда. Наиболее известным было ее монументальное полотно «Слава Труду», на котором была изображена совсем юная девушка, вычищающая выгребную яму. С пониманием относилась эта участница Мастерской и к людям с ограниченными возможностями, так на полотне «Второй шанс» она изобразила студентку, которая в аэропорту с изумлением смотрит на табло «Прибытие-отправление» пытаясь уяснить разницу между двумя и четырнадцатью часами. Г-жа Резниченкова была очень неравнодушна ко всем в чем-то обделенным. Г-жа Мирная рисовала идеальные семьи, где все всех любят, но в которых иногда оказывается жива бабушка, росшая в глухое советское время и поэтому являющейся полной противоположностью своим детям и внукам, то есть плохой. Инь же, являясь представителем очень старшего поколения, рисовал сцены из Первой мировой войны, утверждая, что все это навеяно личными воспоминаниями, которые живы в его памяти в отличии от того, что произошло вчера, он даже порой путался в именах своих нынешних знакомых. Все было хорошо и спокойно, но решили члены Мастерской начать обсуждать работы друг друга. Манна придумала правила, по которым на доске объявления в зале каждую неделю вывешивалась чья-нибудь картина, а остальные участники должны были написать критические статьи об этом полотне и сдать их руководителю. В конце недели Манна публиковала эти статьи в специальной книге отзывов, которая лежала на столе под доской объявлений (т.е. под обсуждаемым полотном). Никто из членов Мастерской не должен был сам писать что-либо в этой книге. Вот тут-то и начались проблемы. Дело в том, что книга отзывов была создана по распоряжению Директора общежития, и по его решению свои отзывы или предложения мог записывать любой из живущих на официальных основаниях в общежитии. Один из жильцов был жутко неприятный тип со странным именем Мидав. Он ничего не смыслил в изобразительном искусстве, поэтому любил высказывать о нем безапелляционные суждения и не просто высказывать, а еще и записывать их в книгу отзывов, не дождавшись пока Манна внесет туда собранные мнения своих подопечных. Под этими записями Мидава стали порой появляться и робкие строки членов Гостиной, вносимые туда без ведома Манны. Начались скандалы. Мидава призывали подчиниться правилам Мастерской, членом которой он не являлся, забыть общие правила общежития № 6. Но тот был непробиваем, упрям, как осел, утверждал, что ничего не нарушает, поминал свободу слова и прочую чушь. Г-жа Курочкина называла Мидава неубедительным, а г-жа Резниченкова – неубеждаемым, они считали эти слова синонимами. Тут неожиданно у Иня прорезалась память, и он вспомнил, как хамил ему Яблочков, мол, даже тот порой и подзатыльники раздавал своим подопечным. Но так как Инь не всегда четко выражался, допускал опечатки в свое речи, то Манна восприняла его слова на свой счет. Начала хвататься за кобуру (хорошо, что маузера там не было), кричать, что отдаст Гофмана под трибунал, лишит его городской прописки и т.д. Инь не оставил обидные слова без ответа, начал возмущаться, предлагать дословно вспомнить, кто кому и что говорил. Манна заявила, что она является для членов Мастерской манной небесной, что она сейчас уйдет, бросит свой пост, а без нее Мастерская загнется, и никогда ее члены не научатся рисовать. Все бросились ее уговаривать остаться, за общим шумом не расслышав тихого голоса г-жи Мирной, призывавшей всех успокоиться, забросить разборки и заняться искусством. Постепенно все успокоилось, потекла жизнь Мастерской по накатанной. Периодически кто-нибудь опять выступал с каким-нибудь предложением или мнением, не совпадающим с мнением Манны, Манна заявляла об уходе, все повторяли привычные призывы остаться, та оставалось и все успокаивались до следующего чьего-нибудь неосторожного высказывания. Жизнь и рисование продолжались и все жили долго, дружно и счастливо. 10 ноября 2020 года. |