«Как написать эти воспоминания о Юбилее Моссалита и его прародителях, - сомневался я поначалу, - как принято: хвалебно или откровенно- разоблачительно?» И выбор пал на второй вариант, поскольку этот юбилей останется по-настоящему запомнившимся. Сразу сообщаю, что все события касающиеся зачатия Моссалита явились цепочкой мистики, случайностей и проделок самого Михаила Булгакова и Ильи Майзельса с непосредственным участием кота Або и его хозяйки. Дополню только, что зуб, который я имел на Ольгу Грушевскую в течение всех десяти лет, куда-то на днях исчез. А посему посвящается Ольге Грушевской. Итак, как начинал свои передачи один известный журналист: - Однако, здравствуйте! ДЬЯВОЛЬСКОЕ НАВАЖДЕНИЕ или НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ? (К десятилетию МОССАЛИТА) НОЧНОЙ КОШМАР И НЕПРЕДСКАЗУЕМОЕ УТРО Всю ночь, накануне того памятного дня - зачатия Моссалита, меня мучили жуткие сновидения. По пустынным московским улицам за мной гнался Илья Майзельс со своей бандой красных котов, чтобы забанить меня на ЧХА. - Зачем ты, Действительный член союза, понаставил столько мышеловок на портале!? - кричал он. - Уже два кота в них попались! И что мне теперь с ними делать? - К твоему сведению, я уже давно не член, тем более не действительный! Что делать!? Вызывай МЧС, Скорую, или сразу два катафалка. Кстати, в правилах ЧХА нет запрета на мышеловки, - отбрёхивался я на бегу, понимая, что объяснять что-то Илье бесполезно. Его красные коты истошно орали разными голосами, не давая спать. И когда под утро Майзельс, всё-таки, догнал меня и протянул руку, чтобы схватить, внезапно из подъезда дома вышел сам Михаил Булгаков и демонстративно показал Илье средний палец, отчего тот, в изумлении остановился и стал решать - к чему бы это? А мне Булгаков подмигнул. Утром я поднялся с кровати весь разбитый и не в себе. Сон не выходил из головы. Уже днём, малость оклемавшись, я тащился в салон Ольги Грушевской. Погода стояла мерзопакостная. В одной руке я с трудом нёс кейс, где лежали бутылка Советского шампанского и домашние тапки, в другой - букетик цветов. По пути, меня догнала Аннушка Народицкая, в яркой шубке-полуперденчике светлой рыси. Её изящная сексапильная походка «от бедра» и яркой расцветки шубка вызывали завистливые взгляды и язвительные реплики у проходивших женщин и восторженные у мужчин. Шагая с ней рядом настроение улучшилось. По дороге, я рассказал Аннушке о ночном сне. - Какая чепуха! - ответила она, - Что вы волнуетесь? Знали бы мы тогда - какое продолжение будет у этой чепухи! О НЕХОРОШЕЙ КВАРТИРЕ ГРУШЕВСКИХ Наверное многие помнят то время, когда мы собирались в квартире Ольги Грушевской. Она, эта хозяйка второй в Москве «нехорошей квартиры», была, в то время, женщиной интеллигентной, но излишне гостеприимной. Квартира имела ограниченные габариты площади, не позволявшие вместить всех желающих туда попасть, и это, в конце концов, «достало» всех домашних, включая общего любимца - кота. Этот шоколадный красавец брутальной внешности с магическим именем Або, вызывал у всех мистическое ощущение и робость. Поэтому все к нему относились соответственно, и обращались только на «Вы». И он этого заслуживал, т.к. помимо своей внешности и характера являлся полным тёзкой премьер министра Японии - Синдзо Абэ, что в переводе на русский так и означает - Грушевский Абэ! Это правда не давало надежд на улучшение международных отношений - японцы на то и японцы… Ольга на днях рассказала, что этот японский тёзка заявил нашему свои территориальные претензии, так наш Або вставил ему такую ноту про Вторую мировую и про договор, а в заключение даже посоветовал – особо-то хвост не задирать, после чего у японца глаза надолго остались круглыми. Но пока, между этими разборками, наш Або, искал спасения от многочисленных гостей салона, в каком- нибудь закутке. Квартира Ольгина и правда мне сразу показалась «нехорошей». Особенно, когда я наблюдал, как Ольгина интеллигентная бабушка с ужасом смотрела со старой фотографии, что стояла за стёклами серванта, на устроенный её внучкой этот литературно салонный бедлам, с выслушиванием непонятного чтива, с опустошением всего спиртного и съестного находящегося в квартире, с гостями во всех комнатах, включая переднюю, кухню и туалет, с грязным паркетом… Чему тут было восторгаться бабушке?! Зато со мной у неё были самые тёплые отношения. Бабушка ценила меня за подходящий ей возраст, за неизменную привычку приходить с цветами и своими тапками и, в пример остальным, уходить рано. Порой, мне даже казалось - я был бы у неё самым уважаемым, если бы вообще не приходил. Как ни странно, но мне было жалко и саму Ольгу Грушевскую, потому, что до утра ей приходилось приводить квартиру в порядок. Но, вероятно, и её терпению наступил конец. Поэтому, я расскажу вам, господа, сейчас о самом главном, откуда ноги растут – О ПРОЦЕССЕ ЗАЧАТИЯ В тот знаменательный день, нас, приглашённых, собралось не так уж и много, - максимум человек десять. Все искренне озабоченные судьбой столицы. Поначалу выпили под известное - «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!» Потом пили за хозяйку, за всё, что было и чего бы хотелось, закусывали, чем бог, т.е. Ольга ставила на стол, и толковали о вечном - о Москве старой и современной, о ЧХА, о Майзельсе. О какой ещё чепухе может болтать компания подвыпивших литераторов в уютной московской кухоньке при гостеприимной хозяйке!? И лишь Микаел Абаджянц, член различных Союзов, журналист-международник из Еревана, заядлый путешественник, Советское шампанское пить не стал. То ли рисковать не любил, как все нормальные люди, то ли по политическим соображениям. Это мне, воспитанному в советское время, сразу бросилось в глаза! При двух фотоаппаратах, на шее, он сидел в уголке и, не спеша, смаковал армянскую кизиловую водку. Выпитое шампанское показалось всем необычайно крепким. Оно пузырилось, зло шипело и брызгало во все стороны так необычайно и духовито, что ударило в наши литературные головы, шизофреническими идеями. Поначалу, Ольга Грушевская (наша «дева Мария»), дала маху, а может и не давала вовсе, а делала только вид. Разве у женщин узнаешь правду?! Неожиданно для всех она предложила: - А не пройтись ли нам, господа литераторы, по Булгакову и создать что-то своё, московское. Конечно, не Массолит, как у него, а Моссалит - Московский салон литераторов! - Надо же, - вспряла тут же Народицкая, слегка поддатая и уже без шубки. - Не зря же Яну сегодня Булгаков ночью приснился. Он мне сам об этом рассказал. А с Моссалитом идея хорошая, только с базой не в Доме Грибоедова, как у них, а поближе, на Усиевича, в доме библиотеки Платонова. - Правильно! И салон чтобы был не только литературным, а литературно-театральным, - поставленным голосом поддержала захмелевшая Ольга Уваркина. - Со всякими там прибамбасами, со спектаклями и водевилями, где я – прима Моссалита! - И со своей газетой, с «Русским Базаром», куда можно было бы без проблем всунуть своё, никем нечитаемое, чтиво, - вырвалось у меня. - Здрасьте вам, Кауфман! – возмутилась известная редактор Светлана Сударикова. – Отвечать за весь российский базар я не собираюсь. У нас и своего московского достаточно. Вот за него – другое дело. Правда он тоже иногда попахивает, но он наш, родной. Микаел Абаджянц, молча фотографировал каждого выступающего. И тут до меня дошло: «Оба на! Да разве это «случайные» совпадения – это армянское Аба-джянц, русское Або и японское Абе?! Абалдеть! - Чуть не завопил я вслух, - В этом определённо есть что-то дьявольское!» - но не успел, как со всех сторон посыпались предложения: - С регулярными разнообразными гостями, юбилеями и литературными сборниками, - безапелляционно заявил Всеволод Круж. - И с непременными фуршетами, - послышался откуда-то заплетающийся уже голос Зинаиды Кокориной, - и с таким же крепким Советским шампанским! - И с детской площадкой, - встряла Народицкая голосом Рины Зелёной, - Со сказками и с танцами, - и тише добавила: - Живота… - Э…! Тогда бы хорошо с кальяном и с девочками, - прошамкал я, проснувшись. - Счас! Девочек ему! А как же с реализацией ваших шедевров? - возмутился поэт Александр Сухих, чьи творения шли нарасхват. - Моих шедевров? Так почему же ни одного моего до сих пор не продано?! - остановил я его. - Ян! Ну, не мелочитесь?! Я продам вас сразу, целиком – полным собранием сочинений. Делов-то! Да я кого хочешь, продам! Главное для меня - устроить два книжных развала - один, малый - на Усиевича, где у Грушевской всё схвачено, и большой - на Кузнецком мосту. У меня там свои люди. - Эх, девочки и мальчики! А где же ваше милосердие?! С полунормальными детЯми всё хорошо, они уже под Народицкой. А как же быть со взрослыми? Может пошефствуем над Кащенкой? Хотя бы над моими шизофрениками? Кто возьмётся, а? Я помогу. Там в палатах ведь тоже наши люди, - взывала ко всем известная психиатричка Ирина Файер, появившаяся в салоне в белом халате прямо с дежурства. От предложения Ирины, Микаел оживился. Лицо его моментально изобразило такое нечеловеческое милосердие и сопереживание, что всем присутствующим стало не по себе и сделалось, на всякий случай, стыдно. - Ну, как же не помочь психически больным? Я не понимаю, – возмутился Абаджянц, - Да большинство москвичей – психопаты и ненормальные. Верно, Ира? - Конечно! – воодушевилась Файер, - Просто, мы не всех ещё обследовали. - Микаел! Ну раз вы всё видите, вам и карты в руки. А мы-то что? – влез я со своим языком. - Нет, Ян Александрович, увольте. Влезать со своим уставом… Я ж не коренной москвич и не псих какой. А потом, это ж должен быть человек хотя бы с каким-то опытом общения с ненормальными. Вот вы – другое дело Желающих помогать Ирине Файер не нашлось. Все молча о чём-то думали, глядя на пустую бутылку из под шампанского. Последний бутерброд с сыром, что раньше в одиночестве грустно крючился на тарелке, дожёвывал Круж. Молчанье затягивалось. - Значит так, господа литераторы! Я вижу, что вы единогласно поддерживаете наше предложение, - подытожила Грушевская, погладив кота. - Время уже далеко за полночь и пора закругляться. О мелочах - типа там Кащенки, решим в рабочем порядке. Как вы считаете, Всеволод? – обратилась она к Кружу. Тот, от неожиданности, едва не поперхнувшись, пробубнил: - Ешьтештвенно, Оль! -Так вот, продолжала Грушевская, - Мы поздравляем всех с появлением Московского салона литераторов! С МОССАЛИТом всех нас! После чего господа литераторы на радостях допили и доели всё, что только Ольга, на радостях, выставила на стол и с трудом начали расползаться по своим домам. Что в итоге зачатия получилось - судить вам, господа. Если вы сомневаетесь в правдивости моих воспоминаний, можете сами спросить об этом у кота Або, у бабушки, что грустит до сих пор в серванте, да, в конце концов, у самого Ильи Майзельса. ЭПИЛОГ Вспоминается Жванецкий: «Одно неосторожное движение, и ты уже …». У него всё было просто! У нас сложнее. Чего нам всем стоило это участие кота Або и его хозяйки в зачатии Моссалита, говорит короткий разговор между ними, записанный мной без разрешения в момент покидания салона и фотография Микаеля Абаджянца. (На экране появляется фотография: https://www.proza.ru/2016/12/04/1766 - Когда же Вы, Або, успели подливать в шампанское водку? - Разве я позволил бы себе подливать дамам водку? Это был чистый спирт. *** Когда я возвращусь домой, благоверная многозначительно спросит: - Ну, как прошло ваше десятилетие? - Отлично, с помпой, с поздравлениями, выступлениями, наградами, пожеланиями. - И что тебе пожелали? - Естественно - здоровья, долгих лет и плодотворной деятельности. - И какую же плодотворную деятельность тебе пожелали? - Рекомендуют возглавить всю литературную работу в больнице Кащенко. Слава богу, за эти десять с лишним лет , что мы в Москве, и я созрел и опыт общения с психами да в том же Моссалите накопился у меня достаточный. Как ты думаешь? Супруга оживится: - Да, ты определённо уже созрел для этого, я давно это вижу. Надеюсь тебе там выделят отдельную палату, и я смогу хоть изредка тебя навещать? Так и думала, что хорошим это не закончится! Признаюсь, мне станет отрадно, что у благоверной поднимется настроение от моих фантазий! С юбилеем тебя, МОСКОВСКИЙ САЛОН ЛИТЕРАТОРОВ и здоровья всем его членам и друзьям! |