Она сидела в кресле, в излюбленной позе, поджав под себя ноги, и машинально переключала каналы на телевизионном пульте , абсолютно не вникая в мелькавшие на экране телевизора кадры, ни про конкурс красавиц, ни про изнуряющую тридцати пятиградусную жару, охватившую всю страну, ни про очередную аварию самолета.

Ей, привыкшей выслушивать длинные рассказы, про всяческие человеческие болячки и чувствовать чужую боль, сегодня самой было плохо. Внутри все болело и ныло. Это болела душа. Как врач, много раз разрезавшая скальпелем человеческое тело, знавшая не только его снаружи, но и изнутри, и ни разу не увидевшая там души, она все равно верила, что душа существует. И сейчас она в очередной раз в этом убедилась.

Полчаса назад, ее дочь схватила кофточку и выбежала на улицу. Между ними впервые, после смерти мужа, известного в городе врача хирурга, произошел неприятный для обеих разговор.

-Нет, ну что такого она ей сказала? Вполне естественно, что ей как матери, можно поинтересоваться, почему этот молодой человек, кажется Володя, приехавший впервые в их дом на восемнадцатилетние Маши, живет у них уже вторую неделю.

- Хорошо – рассуждала она сама с собой, - я согласна, что после Маняшкиного дня рождения, у меня было в больнице два дежурства подряд, (но не могла я тогда оставить эту молодую, только что оперированную девушку без присмотра). Потом, я вернулась домой и только легла спать, как за мной прислали летучку, потому что опять случай был неординарный. А когда такое происходит, то тут уж без меня не обойтись. Я вбежала в операционную, когда та вся была уже залита кровью. Только чудо помогло женщине на операционном столе возвратиться с того света.

Да, допустим, что я только сегодня заметила, что этот молодой человек все еще в их квартире. И на естественный вопрос матери:

- Вы что, решили пожениться?

Маняша сделала удивленное выражение лица и коротко ответила:

- Нет.

- Но ты хотя бы понимаешь, что это становиться неприлично, когда молодой человек столько времени находиться у нас в квартире - пыталась она вразумить дочь.

И Маняшкин ответ совершенно вывел ее из равновесия:

- Почему Вадим Сергеевичу можно так поступать, а Володе нельзя. И вообще, может быть, я никогда не выйду замуж.

После этого, ей долго пришлось объяснять, что они с Вадим Сергеевичем взрослые люди, и он занимает ответственный пост на большом предприятии, и ,в конце концов, сначала был твой папа, а не Вадим Сергеевич. И уж если на эту тему пошел разговор, то ей только пятьдесят и она, черт возьми, все-таки, женщина.

Она покрутила по сторонам головой, пытаясь увидеть ту курносую с веснушками девочку, что тихонечко сидела в углу ординаторской с книжкой в руках, привыкнув к больнице, как к родному дому. Потому что больница и была тем домом, где она и ее муж находилась большую часть суток, и даже питались всей семьей в больничной столовке.

Но той маленькой девчушки не было, а перед ней стояла на столике фотография красивой, стройной, высокой, с пушистыми волосами рыжеватого оттенка, девушки, в голубых джинсах и топике с тонкими бретельками.

Когда же ты успела, так вырасти, дочка?

 

Это было давно, а кажется, что вчера: институт, работа, замужество, рождение Машеньки. В ординатуру пошла по настоянию мужа и мамы, которые в один голос твердили, чтобы продолжала учиться, потому что, как говорили они, у тебя талант от Бога - лечить людей. После ординатуры бралась за все самые сложные операции. Через ее золотые руки врача гинеколога, а теперь заведующей отделением, прошли и получили вторую жизнь сотни женщин. Так она больше ничему и не научилась – ни шить, ни вязать, ни компоты на зиму крутить. Она умеет единственное – лечить людей. Но вот родной дочери, кажется, мало уделяла внимания. Надо же что выдумала – замуж не пойду. А ведь Маняшка будет замечательной хозяйкой, но это уж бабушкина заслуга.

Здесь она заметила, что часы, на, все еще светящемся, экране телевизора, показывают двенадцать ночи. Ну, где же Маша? И Володи тоже нет. Должно быть где-то вместе. Ну почему так тяжело на душе, как будто тебя пропустили через жернова мельницы?

А завтра опять трудный день. “Надо выпить таблетку, а то не смогу заснуть” - рассуждала она сама с собой, вставая с кресла. Со сном становилось все труднее, сказывалась привычка не спать по двое суток, когда приходилось ночи напролет просиживать у постели тяжелой больной. Что там советует врач психотерапевт Лариса Геннадьевна - таблетка димедрола и рюмка коньяка? Коньяка – нет, а вот димедрол, кажется, есть.

Руки сами потянулись к аптечке на стене.

 

Утром у входа в больницу ее ждала женщина с молодой девушкой.

- Светлана Николаевна, вы уж простите за назойливость, но вы обещали сами посмотреть мою дочку.

Короткий ответ:

- Да, я помню.

А потом твердыми уверенными шагами в ординаторскую. А в голове уже сотни дел. Среди них одно очень важное в седьмой палате, где лежит женщина со злокачественной опухолью матки. Как долго она подбирала слова, чтобы подготовить ее к этому страшному диагнозу. И вдруг такое разгильдяйство медсестры, которая оставила медицинскую карту на столе без присмотра. Что теперь сказать, как утешить, больную, которая, наверное, обливается теперь слезами и ни с кем не желает разговаривать? А медсестру обязательно уволю, таким не место в больнице.

Резкий телефонный звонок прервал размышления. И родной Машин голосок торопливо прокричал в трубку:

- Мама, мамуленька, это я. Володя уехал, я его проводила. Мы гуляли всю ночь и много говорили.

- Мамуль, ты права, нам с Володей надо пожить врозь и подумать. Что тебе приготовить на ужин. Ты ведь придешь вечером домой, у тебя нет сегодня дежурства?

 

Потом секунда молчания и тихое ласковое:

- Я тебя очень люблю, мама.

 

- Я тебя тоже, Машенька.

Сказала, и тут же поймала себя на мысли, что замечательная все-таки дочь у нее растет.