Крытая тюрьма… Древний Ужас Тюрьмы (ибо лагерная система начинает масштабный и официальный отсчёт только с Адольфа Гитлера и советской власти), живущий до настоящего дня в трёх украинских тюрьмах. Его трудно объяснить. Нужно побывать там и увидеть, чтобы проникнуться этим «советским» понятием, вошедшим в «несоветские» уже государства, – Крытая. Сколько их сейчас по СНГ обывателю неизвестно. Как и неизвестны истоки "религии", диктующей взаимоотношения спецконтингента, легендарных крытников. Чьи синие кресты, покрывающие солнечные сплетения, говорят о каторжанском пути своих обладателей через Крытку и доныне. В наш век, упразднивший былое значение татуировок-«мастей». Ибо в стране Каторжании нонече торсы расторможенных «петухов» украшены такими татуировками, которыми полвека назад щеголяли только воры законные. Именно здесь, в застенках Крытой, предназначенной для растленнейших из преступных, открывается одна из правдивейших, заслуживающих внимание, версий о возникновении на просторах советской империи ордена воров в законе. Ордена, пережившего ту империю, которая его породила. Сеня Уставший Молниеносная повесть. ***** … Заматеревший студент стоял неприметной тенью среди очередного этапа на N-ский централ украинского филиала постсоветского Пенитенциария. В замызганном «приёмном покое» их встретил доктор-закон в лице местного фюрера оперчасти: -- Сюда вас привезли не для перевоспитания, а для ликвидации. Бетонная стена ощеривалась железными крюками. На них, как марионетки после представления, подвешивались закоцанные ласточкой*, предназначенные для ликвидации. Застенок наполнился нереальными здесь звуками потешной немецкой песенки «Ах, мой милый Августин!» На уровне подсознания Паша ворвался в тему какой-то киношки про войну. Пришла ассоциация, что он советский узник в фашистских лапах. Способствовала музыка. Прошлое и настоящее, реальное и представляемое, надежда и животный страх – всё смешалось внутри микрокосмоса его вселенной. Режущая всепоглощающая боль стала королевой ощущений. Въехала в мозги другая странная фантазия, что он – Павка Корчагин на узкоколейке. Какая, в сущности, разница воздействий на организм мороза и ласточки на крюке? Результат один – страдание физическое. А какая разница в идеях? Ведь, ими всеми, и Пашкой Цымбалом, и Островским, и Пашкой Корчагиным, двигает одна "фишка" – выжить и не опозориться, остаться верными самим себе, своей совести и чести. Между тем, нарисовалась «буц»-команда в чёрном, и дубинками стала делать «электромассаж» висячим марионеткам. Массаж, очевидно, был мероприятием профилактическим, не ликвидационным, посему длился недолго. Марионеток спустили с крючков, и центровой кум, начальник местного Абвера-оперчасти, зелёно-мундирный фюрер, напоследок деловито, по-рабочему уточнил: -- Мы культивируем ликвидацию блатных. Прочий скот – выживает. *** Хаты салоедов* со своими игрушечными разборками обычной тюрьмы остались в нижних этажах. Прибывшее отрицалово буднично паковали в «спец»-хаты, в пенаты Крытой, согласно приговорам всяческих конотопских, лутугинских, шепетовских, вахрушевских и прочих хацапетовских судов нэньки-Украины. Без помпы и транспарантов. С дубиночными тычками и нескрываемой патологической злобой. Навстречу туманным перспективам ликвидации. Да, это не лагерь: «лафа» приказала долго ждать, по-ходу ещё и дрожать сердечно-душевною дрожью. Между тем, земля незаметно летела со скоростью 30 км в секунду. Планета летела по кругу в 1 миллиард километров. И сколько этих кругов было сделано, знал точно лишь Небесный Творец этого движения. Паша знал, что ему нужно протянуть вместе с землёю три таких огромных круга, чтобы выплюнуться с этой душегубки-академии, с Крытой. Пашу в тройке с двумя неизвестными определили в энный гроб-камеру. Коллективный гроб был пуст: живые покойники несли трудовую вахту в другом гробу, в «рабочей» хате. Тройка новоявленных крытников застыла с торбами на пороге своего обиталища. - А интересно, есть ли в этой хате воры коронованные? – спросил один развязно, явно бравируя, стараясь приободрить себя самого. - Один уже есть на 100 %, - равнодушно сказал другой и, кивая чему-то своему головою, пошёл к центровому «купе» под решкой, карикатурным подобием окна. Паша с любопытствующим почтительно наблюдали, как объявившийся по-хозяйски располагался на нижней наре под окошком, которое сквозь тьму своих решёток не пропускало свет древнего светила. - Шо застыли, как зачарованные? – устало спросил объявившийся. - Кидайте кости на свободные шконки. Чихнарки хряпнем, покелешуем над житухой слегонца. Паша пригляделся к гробовому полумраку и задумчиво заметил: - А свободных-то нар, вдруг и не окажется, с нашим-то счастьем. Не предъявят ли нам, некрещёным, самостоятельную дислокацию на чужих местах под солнцем? - Ну, не стоять же вам до конца рабочей смены по стойке смирно. - Да, мало ли? Вдруг понты начнутся для приезжих, а потом «качели» по-понятиям? Вдруг проявится какой-нибудь обладатель фунтов стерлингов, франков или долларов в этой голимой камере? Хватает всяких фантазёров-паранойиков по этим местам. При чём, как утверждают, обезбашенных до крайности. - Тогда и начнём «строиться» на новом месте. Хотя, такая «стройка» - дело скользкое, в зависимости от того, кто есть кто по нашей скорбной жизни. Вы, вот, кто же, ребята? Мужики ли, бродяги? Любопытствующий определился перед объявившимся бродягой, моментом устроился напротив, и началась неспешная беседа. Паша же молча двинул на парашу. Он уже конкретно запарился хранить в заднем проходе герметичную капсулу из полиэтилена. Но капсула была спасительной и узник стоически, по-философски переносил тяготы и лишения езды по этапам с целлофановой гильзой в заднице. Интересно, думал Паша, отвлекая свои мысли от ковыряния указательным пальцем, а политические, типа Гуталинщика и Лысого, занимались подобным в своих ссылках? Гильза же ускользала вглубь, и мыслилось, что царский режим пал потому, что потрясатели государственных основ так тогда не притеснялись, как сейчас притесняются ничтожные для системы уголовники. Тем паче, что политическими в 1994 и не пахнет по стране Каторжании. Всё так запуталось на просторах 1/6 земной тверди, что говорить о всяких «народовольцах» не приходится – сами эти принципы вымерли, что динозавры на земле, в народах империи. Помыв руки после неприятной процедуры, Паша подошёл к беседующим. Нужно было решать, что делать с воровским гревом: в чьи руки его вручать? Это поможет выжить. Кто на этой Крытой достоин им, воровским гревом, распоряжаться? По-идее, Крытка, да ещё на Украине, есть центровое средоточие преступного цвета лагерей. Эдакий «гербарий» пенитенциария. Кто здесь самый крутой, самый уважаемый, самый авторитетный, самый влиятельный? О сомнительных титулах преступной империи, виртуальной страны Уркагании, уже как-то не думалось. Инстинкт самосохранения легко побеждал тщеславие. Гордость вяло боролась с животным страхом. В конце концов, живая собака оптимальнее дохлого льва. Да, и псы встречаются благородные, породистые. Даже таксы оригинально прекрасны! Крышка гроба, дверь камеры, отворилась. Ворвались безликие чёрные демоны орднунга*, и без слов заработали дубинки а-ля Вадим Тикунов*. Конкретный "пресс" длился ровно столько, чтобы новобранцы корчились от боли, не имея сил вскочить. Начищенные до блеска "берцы" карательных демонов заслоняли горизонт для глаз лежащих. -- Нельзя на нарах тусоваться в это время, беречь нужно здоровье, - спокойно объяснился один из карателей, и команда правопорядка покинула гроб. Тройка избитых с кряхтением приходила в себя. Объявившийся полез на уже приглянувшуюся ему нару под окном-решкой. -- Пацаны, я же Вор. И имею в виду их режим. Не могу иначе. И не хочу. Я же - Вор в законе. То есть, я здеся смертник. Я имею в виду ихних лениных, кравчуков, кучем и иже с ними. Я предан только одной идее. И готов здесь умереть, в бесславии, в забвении, в дерьме смешном. Но зато же я останусь истинным Вором, Вором в законе, коронованным вершителем грешных судеб. Паша с любопытствующим смотрели во все глаза на безумца, который от них сейчас отличался лишь своим внутренним настроем. И со страхом косились на крышку гроба, дверь камеры. В любую секунду могли ворваться демоны закона и всё - прощай здоровье и счастливая старость. -- Моё погоняло в преступном мире России - Lex, - представился безумец. - Меня крестили на воле, именно бетушные аристократы воровского мира, сходка нэпмановских коронованных законников. Я рождённый в неволе истинный сын преступного мира, именно настоящий, в натуре законнейший в законе бродяга, по родословной, по поступкам-делам и по понятиям, я – наследник благородной идеи, кристально-чистый в своих движениях по воровским путям, я Вор-корона истинных воров законных, а не мусорских-ссученных и коммерческо-барыжных! Тупо это звучит в 94, в злой стране-хохляндии, в этой беспредельной крытке, в этом тупом бухенвальде-заксенхаузене. Но это же правда, пацанишки. Пацанишки опасливо косились на дверь с волчком-глазком, не особенно проникаясь пафосом произнесённой речи. Не болен ли, вообще, этот узник? Вроде легендарного наполеона в палатах дурдомов? А Lex вскочил с нары и истерически зарычал: -- Не ссыте, меня одного грохнут, ежели чего. Вы не при делах, вы только можете лицезреть ликвидацию последнего Вора в законе, истинного, настоящего, не киношного, не мультяшного, не мусорского, не красного. Вам же чего бояться? И дверь камеры со скрежетом отворилась. Чёрный демон в маске, войдя в камеру, негромко и спокойно сказал: -- На выход! Ты, который на наре! Я хаваю таких, как ты, на завтрак. -- Ну, иди же, возьми меня, шакал, - осклабился вор, неуловимым движением обнаружив в своей руке опасную бритву. - Давайте же, псы, я крови не боюсь! Ну!!! Смертник я! Кто ещё тут смертник? Буц-команда спокойно взирала на заключённого, бойко играющего со смертельной игрушкой. Никто не решился остепенить психопата. Охрана поигрывала дубинками, но нутром чуяла обезбашенность новобранца. "Фюрер" уехал домой, а без него мараться психопатом не хотелось. Не исключено, что у нового арестанта будут сломаны кости. И обычно такими делами занимается именно фюрер. Наконец, одна из масок спокойно, членораздельно, с ленивой уверенностью, одарила "пророчеством": -- Ты труп. -- Какие же мы догадливые! - истерически заржал Lex, махая бритвой, что шашкой. Буц-команда спокойно ретировалась. Lex деловито спросил, со властью: -- Есть кто с МБ, с 21-й? -- Я, - определился Паша, даже не представляя последствий. -- Так, а что же молчишь, родной ты мой?! Неужели Котяра не подогнал с тобою грева? Не может быть такого! Если ты пацан-бродяга, то с тобою должен быть и грев от Кота с МБ! По-другому никак! Б**дь буду, век свободушки не видеть! Ништяк, ибо верю, что ты пацан! Паша протянул свою сокровенную гильзу. Поигрывая извлечёнными купюрами USA, Lex ознакомился с малявой Кота и отчеканил: -- Теперь я за тебя отвечаю. Ты - моя кровь. Потому что Кот - для меня кристалл идеи. Время неумолимо капало, и в спец-хату №6 завалило ровно 38 индивидуумов из "сливок" украинской преступности. Несколько секунд ушло на неясный войдот с коридорными вертухаями. Десяток секунд масса взирала на пришельцев, располагавшихся под окном-решкой. Было видно, что тема, начавшаяся в коридоре, весьма принципиальна и щепетильна. Но вид наглой тройки на центровых нарах хаты заштриховал тему. Из массы нарисовалась пятёрка местной накипи. Рулевой обернулся к коллегам и надрывно спросил: -- Зачем мне ещё накрутка к сроку?! Зачем!? Наклоните провокаторов!!! Четвёрка направилась к новобранцам. Lex вскочил со своей мини-шашкой: -- Стоять, бакланы! Попишу каллиграфически! Я же Микелянджело! Пируэты "шпаги" остановили пыл пришедших. Руль блатной накипи вырулил на «эстраду», выставив пальцы веером, смачно чвиркнув сквозь зубы и завибрировав чётками, что пропеллером. И медленно, негромко и хрипло заговорил: -- Я Юра Таганрогский. Я смотрю за воровским общаком по всем хатам усиленного режима. А их тут - ровно 23. Сколько судеб на мене висит! Этот крест мне поручили Воры! Я страдаю за общее благо, чтобы кто-то занимал моё место под солнцем? Кыш отсюда моментом! Помилую невежество ваше, не опущу ниже плинтуса нашей хаты. -- А я - Лекс! Перед тобою, бродяга, коронованный Вор в законе! Я внимательно, очень внимательно слушаю тебя далее, Юрок! Ну, базарь же своё недоразумение! Юра, высокий худой и жилистый, с тонкими скулами и аккуратным носом, смотрел на Лекса, прищурившись, жестокими и хитрыми глазами. Через несколько секунд Юра провозгласил: -- Нема проблем, уважаемый! Ща, отпишем ворам-законникам. Пробьём, кто ты - истинный вор или голимый сухарь. Если выяснится, что ты в законе, то, базару нету, выбирай своё место под солнцем, где тебе угодно. Хотя, все Воры здесь строго в одиночках. А пока что, будь любезен, чухай себя на положении бродяги. И освободи наши места до выяснения твоей оболочки. Не в кипеж дела, бродяга, располагайся... ну, хотя бы, на месте... Кислый, Мелкий, Смешной, уступаете свои шконки, и меняетесь по часам с Васькой, Ванькой херсонским и Минькой полтавским! Поехали! -- Стоп-кран, - повелительно улыбнулся Lex, подняв указательный палец. - Какие оболочки? Какие "кыш"? Ты, Юра, чрезмерно, то бишь лишаково наблатыкался и "заворовался". Если ты собираешь общак с хат усиленного режима на этом гадюшатнике, это ещё далеко не значит, что хаваешь жизнь по понятиям. В каждом конкретном моменте нужно доверять человеку только по его слову. "Пробивки" же, типа кто есть кто, потом. Рассуди сам, бродяга: я объявился в крытке Вором. А потом я же поеду с перепугу от твоей прыти, как чёрт зашуганный, туда, куда мне укажет центровой бродяга. Значит, я не Вор. Поэтому, когда некто, достойный такого права, лишит меня моего воровского венца, вот тогда ты, бродяга, будешь вправе диктовать мне условия от себя. А сейчас, будь любезен, меняйся сам местами с кем захочешь, и не шелести порожняками, а почитай моё Воровское достоинство, которое я объявил на этом бухенвальде. Усем же усё понятно? -- Ни хера! - поднял кеглю соратник ждановского. - Здесь было всегда так, как сказал Юра. Пока не выяснено, что ты Вор, живи Бродягой! Воры законные сами так постановили! Они же сами тебя сожрут с потрохами, камикадзе ты безбашенный! -- Воры поперхнутся меня жрать, а ты же - тем более, баклан игрушечный! - Lex с бритвой рванулся к оратору, но тот успел отпрянуть от смертельного удара и забился в угол камеры. -- Здесь все воры сидят в одиночках! А ты шо тута?- заорал Юра в истерике. -- Ты что же, мусор? Хочешь меня в одиночку определить? Рулевая пятёрка столпилась в дальнем конце камеры. Из неведомых нычек извлеклись заточки. --Так Воры не заезжают в общие хаты! Коронованных мусора со старту пакуют в одиночки! Ты чё грубишь бродягам?! Мы сами по понятиям живём! Все вопросы здесь решаются Ворами! А их тут сейчас ровно 14, разных мастей и калибров! Ты кто такой против них всех?! Паша с напарником, невольным коллегой, сидели на нарах, затаив дыхание. Тридцать три человека безгласно стояли при входе. Lex интонацией князя к холопам повелел им: -- Без хипежа, мужики, располагайтесь, отдыхайте, приводите себя в порядок, не обращайте внимания на тех баламутов. В хате Вор. Если что непонятно - обращайтесь, растолкую. Усё будет по-людски, в рамках соответствия лучшим традициям каторжанской солидарности. Вытащив из увесистой торбы сигареты, чай, конфеты, Lex провозгласил: -- Шикарный грев заехал в хату. Хата, небось, голодная и злая? Сейчас будем формировать общак хаты. Чтобы не было обделённых - общее, в натуре, будет общим. По понятиям в неволе фраер должен быть другом вора. Давайте замолодимся чихнаркой индийской под глюкозу. Паша плохо замечал передвижения по хате. Страх сковал сознание, вокруг были хищники без инстинкта самосохранения. Уже ночь опускала своё покрывало на стены старой тюрьмы, построенной в далёкие, давно канувшие в лету, времена царствования Екатерины Великой. Почтовые "кони" уже начинали носиться между хатами СИЗО, осуществляя переписку следственных и осужденных. А в затхлых склепах крытки, в сорока гробах, никто и не догадывался, что творится на "лютом спецу"№ 6. Там же вместо воздуха ощутимо вибрировал смрад напряжения. Всем родная в подобных местах Матушка-неврастения жестоко сжимала мозги. Рулевая пятёрка не участвовала в чифировозлиянии и в беседе о местном общаке. Хищники готовились к схватке. Паша, волею обстоятельств сменивший аудиторию юрфака на бараки-камеры пенитенциарных колледжей-академий, отвлекал себя от напряжения размышлениями обзорного порядка. «Нет ничего нового под солнцем – прав был Соломон, - рассуждал Паша. – Даром, что каторга а-ля Достоевский не знала ещё блатного ордена в своём народе. Ещё на Соловках хватало уркаганов и жиганов, которые ссучивались при каждом удобном случае. Потом ввели «закон». И, что? «Политических» хавали на завтрак и на обед. В 1947 началась великая «сучья» война. За некую справедливость в люмпенском море блатного ордена, уже «официально зарегистрированного» на сходках центровых законников. «Суки», законники ушедшие на фронт, вымерли. Хрущёв защемил наглухо «честных» законников. Потом возрождение. На слободских хазах и в застенках российских крыток. И что? Да всё одно и то же. Выжить за счёт слабого. Умри ты сегодня, а я завтра. Вместо «политических» - «мужики». Вместо «приблатнённых» - «порядочные» и «бродяги». Вместо шаламовско-солженицынских «придурков» - «козлы», бригадиры-завхозы современного разлива. Но, всё-таки, Сильные Личности во все времена по своему рулили действительностью». И Паша оглянулся на Лекса. Lex, матёро объявившийся Вором, увидел страх в глазах обернувшегося малолетки, подозвал его и дал указание. Желая, чтобы отрицательная психическая энергия не превратилась в энергию мяса и заточек, Lex пригласил ждановского бродягу end компани на аудиенцию. Паша был направлен в "тигрячий закуток" со словами: -- Уважаемые, не желаете замолодиться центровым снежком? -- Чего-чего? - с подозрением глянул Таганрогский на курьера. -- Кокаин из Колумбии никто не хочет употребить? Бродяжня* ошарашено переглядывалась. Кокаин? Здесь, в бухенвальде? Либо этот Lex зашифрованный суперагент, имеющий неограниченный блат у мусоров, либо, в натуре, он из козырных воров. Вслух же Таганрогский только с достоинством, задумчиво изрёк: -- И куда же кокс ныкался при шмонах? -- Ну, так, замолодимся, поделимся мульками-секретами. Глаза "реестровых" бродяг заблестели от предвкушения кайфа: -- Ништяк! Постоянно перераздражённые мозги, конкретно "поехавшие" от лавирования между мусорским прессом и соблюдением понятий, "въехали" по дорожкам наркотика в эйфорическое возбуждение. Но "вдохновение" могло плясать лишь под "музыку" их виртуального бытия. Таганрогский высказался, недвусмысленно делая ударение на слове сейчас: -- Раз уж ты, Лекс, сейчас среди нас являешься Вором, то приколи - а, в натуре, законников хоронили с ножом, бутылкой водки и колодой карт? Есть ли это дело сейчас, было ли вообще и когда началось? Lex медленно прикуривал, потом оглядел всех собеседников и многозначительно улыбнулся: -- А было это так. В далёком уже конце двадцатых годов, на заре загадочной власти... ___________________________________________ __________________________________ *салоедов - узники обычной тюрьмы (СИЗО) имеют возможность кушать сало из передач родственников. орднунга* - порядка (немецкий язык). Вадим Тикунов* - министр МВД РСФСР с 1961. Ввёл в вооружение милиции первые наручники и резиновые дубинки. закоцанные ласточкой* - кисти рук соединяются наручниками за спиной на уровне лопаток (одна рука заведена за спину со стороны плеча, а другая – сбоку). |