(из первых уст)

 

Она сидела у компьютера и быстро перебирала пальцами по клавиатуре:

друзья из разных городов России волновались, что происходит у неё в

городе. Друзей было несколько, следовательно, и ответов было столько

же. Ирина не умела игнорировать вопросы. Если человек интересуется –

значит, он не равнодушен ни к ней, ни к её проблемам. Можно было

напечатать один текст и отправить по электронным адресам, но это был бы

другой отчёт, а Ирине не хотелось отчитываться, как на фронте. Ей просто

хотелось поговорить с друзьями. Настоящими друзьями, которых у неё

осталось мало. Отсеялись многие по политическим разногласиям. Это было

сродни детскому капризу. Она воспринимала каждый ответ друга или

подруги из России как нечто тёплое и родное. Это, как мама по головке

погладит ребёнка, прижмёт к себе и успокоит. Что-то было похожее и в

этой ситуации.

 

После нескольких писем Ирина совсем выдохлась. Вечер только навалился

на город, а силы уже покинули её, словно она за весь день перелопатила

гору песка. Голова не слушалась и качалась из стороны в сторону. Ирина

приклонила голову на компьютерный стол, подложив под щеку руку. Глаза

были прикрыты, но сна не было. В голове мелькали одна за другой картины

военных событий. Что это? Ирина не была на фронте, но чётко видела бой,

взрывы, стоны, крики и мат. Это были самые настоящие боевые видения.

 

**

 

- Нет, это совсем не дело, мамочка. Иди-ка ты спать, - вошла в кабинет

дочь.

- Нет-нет, мне поработать надо.

- Завтра. Всё завтра.

- Да-да, только завтра всё будет не так. Я сегодня разговаривала с

настоящим воином. Этот человек прошёл Славянск, Шахтёрск, Семёновку.

- Мама, ты шутишь? Где ты могла видеть боевика?

- У нас на рынке.

- А что, у вас по рынку ходят боевики?

- А ты думаешь, что это не люди? Это наши друзья. У них до войны была

обычная работа, небольшой бизнес, обычная жизнь с обычными

проблемами. Да что я рассказываю. Это – Олег.

- Олег? Он в армии?

- Да, моя хорошая. Олег – настоящий воин. Только теперь, в военное

время, мы видим, на что способны люди: кто-то молча выезжает и прячется

подальше от войны, кто-то приспосабливается к новому положению и

терпит все невзгоды, кто-то нагло пользуется всеми привилегиями и

успевает наживаться на чужом горе. А есть среди нас и те, кто просто

закрыл за собой дверь квартиры и ушёл в войну.

 

**

 

Мысли были вязкими. Они сначала путались, цепляясь одна за другую, а

затем выстроились в ряд, определяя свою очерёдность на «Аллее памяти».

 

Олег был чисто выбрит и аккуратен, если можно так сказать. Комуфляжная

одежда, обувь, обрезанные кожаные перчатки, автомат у ноги, с которого

он ни разу не снял руки. Даже когда ему предложили одноразовый

стаканчик с крепчайшим кофе без сахара, он не оставил своего оружия.

Военная желетка с множеством карманов и карманчиков сплошь утыкана

всеми взрывными принадлежностями. Ирине, женщине, не хотелось вникать

в их названия. Не для её психики всё это. Но то, что воин был серьёзно

упакован – обнадёживало. В глаза бросилась чёрная велюровая косынка,

аккуратно повязанная на голове.

 

- Олег, а что это у тебя на руке за ленточка? Красивая фиолетовая

ленточка? – попыталась отвлечь себя от косынки Ирина.

- Это 90-й Псалом, - улыбнулся Олег. – У нас у каждого такая ленточка.

Нас, бойцов, благословили на защиту Новороссии. Как это ни кощунственно

звучит.

- Мы знаем, что ваша бригада помогала вывозить беженцев из Шахтёрска.

Мимо нашего рынка два дня носились машины скорой помощи, грузовики,

автобусы. На автобусах со всех сторон были натянуты белые простыни с

красными крестами. Простыни превратились в тряпки. Мы представляем, во

что превратились души людей, попавших под бомбёжку, - безостановочно

говорила Галина. – А ещё я знаю, что некоторые водители микроавтобусов

за деньги вывозили пострадавших. Это страшно. А если деньги сгорели в

доме? Куда людям деваться?

 

- Мы вывезем, не волнуйтесь. У нас всё бесплатно.

 

Женщины впитывали в себя каждое слово Олега.

- Олег, а это правда про мобильные телефоны? – спросила Оля, дочь

Галины.

- Правда. У врага есть специальные установки по обнаружению нас по

сигналам связи. Мы специально отключаем телефоны, чтобы кто-то из

близких не позвонил нам. Нас пеленгуют моментально. Я вспомнил один

случай по поводу мобильных. Это было… не буду называть город. Бой был

серьёзным и долгим. В этот раз нам надо было отступить на более дальний

рубеж и в это время вывезти свою технику, во что бы то ни стало.

Вариантов не было. Отвлечь врага было в данной ситуации нереально. Но

мужики у нас с мозгами. Придумали. И не просто придумали, а тут же

осуществили. Все, как один, достали свои мобильные, вынули СИМ-карты, а

телефоны разбросали в поле, подальше от себя. Когда все подготовились к

отходу, кто-то занялся звонками. Музыка телефонных позывных играла в

поле необычно громко.

 

- Мужики, вперёд! Скомандовал командир, и мы двинули подальше от

бомбёжки. Вышла вся бригада. Конечно, без телефонов – не велика потеря.

Зато вышли все живыми. Противник бомбил поле с таким остервенением,

места живого не оставил. Поле пшеницы сожгли, сволочи.

- Какие вы молодцы, Олег, - прижала руки к груди Галина. – А вы там все

взрослые? Я имела в виду, есть ли молоденькие ребята?

- Что ты, Галь, у нас и пацанчики есть. Мы их быстро обучаем. Смышлёные.

Цепляются за каждую подсказку, за каждое наставление, а в бою –

настоящие бойцы.

 

Женщины не хотели отпускать Олега, вслушиваясь в каждое слово, не

промелькнёт ли намёк на скорейшую победу.

- Я смотрю, Галь, магазинчик твой совсем опустел, - зацепил за живое Олег.

– А как жить будете?

- Не знаю, Олежек. Все базы закрыты, дороги обстреливаются, поставщики

боятся к нам ехать. Чем будем выживать – не знаем. Осталось совсем мало

товара. А дальше – придётся всё закрывать. Не потянем.

- А на днях над нами летали самолёты, - снова отозвалась дочь Галины. –

Это было страшно. Мы слышали два взрыва, а потом во все стороны

полетели фейерверки. Мы все скорее начали прятаться по магазинам –

боялись ожогов, а нас потом успокоили, сказав, что это были тепловые

ловушки.

- Девочки, женщины, я убедительно прошу оставить панику, - улыбнулся

Олег. Мы не дадим вас в обиду. Потерпите. Осталось очень мало. Дольше

терпели.

 

- Олег, а что это у вас за косынка такая? Это спецодежда? – всё-таки не

выдержала Ирина.

- Это? – Олег машинально дотронулся до макушки. Должок мой. Это –

напоминание.

- О чём? – удивилась Ирина.

- Были мы в Славянске, - начал рассказ Олег. – Было сложно. Да вы и сами

знаете из сводок фронтовых новостей. Укры наступали со всех сторон.

Славянск окружён лесом. Они, как саранча, полезли в лес. Пока они

выискивали укрытия в лесу, мы окапывались на окраине города, занимая

важные позиции. Тогда никто не мог подумать, что враг будет бомбить не

нас, а мирный город. Мы заняли позиции, была тишина, солнце пекло,

горячий ветер обжигал лица. И тут ко мне подошла старушка.

- Сынок, это тебе моя траурная поминальная косыночка. Ничего больше не

осталось, и по мне некому будет носить её. Возьми, родненький, повяжи

голову, трудно ведь без шапочки, - по-матерински прикрыла морщинистой

ладонью голову солдату.

- Я поблагодарил её, повязал на голову и понял, что это мой оберег.

Верите? Вот он я – живой, целый и невредимый. Покрыла меня косынкой

чужая мать, а ношу с таким чувством, что лично я виноват перед ней за эту

страшную войну. Не сберёг город, не удержал.

 

- Олег, - отозвалась Галина, - нельзя себя в этом винить. Мы все молились

за вашу победу, но вы не всесильны - данная ситуация загнала всех в угол.

Мы знаем, как живут люди в Славянске. Что бы ни говорили в средствах

СМИ, мы верим только достоверным фактам. На днях была у меня в

магазине жительница Славянска. Она раньше занималась поставкой товара

в Макеевку. Когда я спросила её, как они там живут при новой власти, она

грустно посмотрела мне в глаза и сказала:

- А как могут жить люди? Это психологическое состояние людей,

переживших грубое изнасилование.

Она ушла, и мне нечего было ей сказать. Ни поддержать, ни

посочувствовать.

 

Олег сжал свободный от автомата кулак и чётко сказал:

- Мы скоро туда вернёмся. Я обязан вернуть косынку старушке. Очень

хочется верить, что она жива. Но, даже если там остались одни руины, я

косынку, как венок, положу у подножия руин и поклонюсь памяти всех, кто

лежит под ними.

 

- Олег, мы понимаем, что ты многого не договариваешь. Мы понимаем, что

ты говоришь только то, что можешь нам сказать, - начала Оля, дочь

Галины. А Семёновка? Это правда, что там расстреляли три этажа всех

тяжелобольных в больнице?

- Правда.

- Это правда, что не пощадили беременных и рожениц?

- Правда.

- Это правда, что роженицам…

- Всё. Дальше я могу сказать только одно: за такие зверства я никогда не

прощу фашистов. Слышите? Ни-ког-да! А вы, женщины, верьте, победа

будет только за нами.

- Мы верим, Олег, - сказала Ирина. Она встала со стула и молча низко

поклонилась ему. – Спасибо вам всем. Спасибо за то, что вы у нас есть.

 

Олег смущённо встал, машинально дотронулся до косынки, испуганно

поглядел Ирине в глаза:

- А вот этого делать не надо. Мы просто выполняем мужскую работу.

 

**

 

Ирина вышла из магазина. Слёзы душили её. Что это были за слёзы? Нервы,

слабость, издержки её заболевания? Всё – одним комом в горле.

 

Рабочий день прошёл почти спокойно. Вдоль рынка сновали машины пустые

и с солдатами, скорые с сиренами и ещё много того, чего Ирина не могла

видеть: не стоять же у дороги. Работа на… хозяина или… руководителя

обязывает. Как-то получилось, что живя и работая у трассы

международного значения, она ни разу не видела колонн бронетехники.

Господь отводил её от этого тяжёлого зрелища.

 

С работы Ирину встретила дочь (надо же выгуливать грудного ребёночка).

Только они перешли дорогу на светофоре, как услышали странный гул.

- Мама, это БТЭР, - сказала Оля.

- Я никогда не видела. Я боюсь, Оль, - сказала мать и повернулась к

дороге. Странного вида машина мчала по трассе, а над ней развивался

флаг.

- Триколор! Россия! Наши! – вдруг вскрикнула Ирина и изо всех сил начала

махать ребятам руками.

Её заметили. Один солдат приподнял автомат над головой, несколько других

успели махнуть ей руками.

- Наши! – заплакала Ирина. Слёзы не останавливались. Не останавливала

её и Оля. Она знала, что ребята видели и маму, и её с ребеночком на руках.

- Пойдём, мамочка, - Оля спокойным, на сколько могла, голосом позвала

маму домой.

 

Шли медленно, мать то и дело оглядывалась, сил в ногах не было. За один

день столько эмоций трудно перенести. Ирина понимала, что это ещё не

бомбёжка, что соседние дома не разрушены. Взрывы вот уже месяц по

окраинам города слышны и болезненно отзываются в каждой её клеточке.

Только бы не дошли до дома, только бы всё закончилось сию минуту.

 

**

 

Дома она тут же хотела написать друзьям обо всём, что узнала, но силы

покинули Ирину, только она присела в кресло у компьютера.

 

Мысли становились вязкими и не собирались ни в одно предложение.

Ничего, она поспит, а утром всё расскажет. С этими мыслями Ирина уснула.

Организм иногда творит чудеса: чтобы не сорвать психику, он укладывает

человека спать.

 

**

 

Ни вечером, ни утром не было звонка от Маришки из Донецка. Что там? Она

каждую ночь проводит в бомбоубежище. Есть ли связь? Ирина дрожащими

пальцами начала набирать номер телефона и тут же вспомнила слова

Олега: «пеленгуют все звонки». В компьютере Марины нет. Связи нет. Что

делать? Звонить? Где она? Включая логику, Ирина поняла, что свет так и не

восстановили в Петровском районе Донецка. Ирина, на свой страх, набрала

Маринин номер.

- Алло, привет, Ириш.

- Слава Богу, жива! – обрадовалась Ирина.

- Нормально. Куда мы денемся! Мои дети вернулись с моря.

- Как вернулись? В самое пекло бомбёжки?

- А кому мы нужны? Со стороны это действительно выглядит, как отдых у

моря. Деньги имеют свойство быстро заканчиваться, как бы ты ни экономил.

А бесплатно нас никто не будет содержать. Дети вернулись домой, а здесь

бомбят. Всё время прячутся в подвал. Внучок простыл: кашляет и сопливит.

Не знаю, что и делать. Сердце разрывается, Ир. А вчера вечером

разговаривали с ним по телефону, он как закричит:

- Бабушка, бомбят! Мы в подвал!

- Утром ещё не звонила. Пусть поспят после страшной ночи. Хотела в

магазине отовариться, а его закрыли. Нет воды, света, продуктов. Когда это

закончится!

- Мариш, я вчера разговаривала с настоящим боевиком из настоящего

батальона. Он так здорово нас убедил в победе.

- И ты поверила? А что он тебе ещё может сказать? Он хороший психолог.

- Марин, он простой работяга.

- Согласна, но он знает, как остановить панику. Ириш, нас бомбят.

- Ты об этом так спокойно сейчас сказала, - удивилась Ирина.

- А что делать? От меня ничего не зависит. Ничего. Уехать не за что, некуда,

не к кому и не на чем. Дали бы свет, обед бы приготовила.

 

**

 

Во время короткого разговора по одну сторону мобильного шла бомбёжка,

по другую автоматные очереди на блокпосту. Женщины не плакали. Слёз

уже не осталось: в них зародилось новое чувство. Страшное чувство

равнодушия. Неужели всё так и останется? Неужели фашизм победит?

 

- Мама, что ты пишешь? – дочь стояла за спиной у матери. – Мы победим!

Мы обязательно победим.

- Знаешь, Оль, я вчера поверила Олегу.

 

Ирина машинально включила на мониторе обращение ополченца к жителям

Украины. Спасибо тебе, солдат. Я верю Олегу и тебе. Я верю вам,

защитники. И верю, что все получат по заслугам. Не должны умирать

невинные люди. Должны жить дети, должны цвести в городах все до единой

клумбы. Должны быть переполнены аллеи молодыми мамочками с

колясками.

 

У бумеранга есть свойство возвращаться по точному адресу возврата.

Ребята, вы запустили бумеранг. Он возвращается. Ловите!

 

Снова издалека стали слышны взрывы…

Мира всем нам, Новороссия!