Миндаль и нервозность Ты спрашиваешь, что такое «Миндаль и нервозность». Это – история, которая вертится у меня в голове и скоро окажется на бумаге. «О чем она?» - спросишь. Отвечу: «О нас». Миндаль - чуть уловимый запах моего парфюма и разгоряченной кожи, чуть горьковатый привкус на языке после наших кофепитий и поцелуев. Нервозность - то, что внезапно накатывает в те дни, когда наша связь так призрачна и лишена всякого смысла. Ты прошептал, словно мысли мои считал: "Теперь ты – личное пространство в моей голове. Сам завидую своему обновленному содержанию. Так есть, так будет и по-другому - никак. По-другому я не умею. Да и разве может быть по-другому, когда это относится к тебе". Я тоже не умею иначе. Миндаль и нервозность – изыскано, но непонятно – графоманство чистой воды: доминирует форма, смысл ускользает. Это - как мы с тобой, окутанные облаком декадансно-привлекательной горечи, с опаской ступаем по тонкому льду обстоятельств в надежде добраться до желанного берега - туда, где Его Величество Смысл – лишь набросок нашего воображения Доберемся ли? Средство от меланхолии Люблю загородную автомобильную трассу: когда окна открыты в лето и ветер треплет волосы, когда левая рука – на окне под полуденным солнцем, когда машина идет на хорошей скорости, а ритм задает правильная и сильная музыка - во всем этом есть мощная солнечная энергия. Всегда заряжаюсь детским восторгом от подобного юношеского путешествия - мое единственное средство от меланхолии. Поймет ли кто меня? Уверена, солнце, ветер и скорость рождают тот жизненный импульс, в котором и кроется эта жажда жизни - пресловутая. Но сегодня ты за рулем - сегодня ты спасаешься от меланхолии. Внимательно следишь за дорогой, серой лентой стремительно исчезающей у нас под колесами. Рейбан на носу, на руках - «дырявые» перчатки из оленьей кожи, на губах - легкая улыбка. Левая рука - на руле, правая, уверенная и расслабленная, - на моей коленке. Меланхолии как не бывало! Ведь теперь я - твоя спутница. Вот и спаслись от самих себя. На долго ли? Острое лезвие легкомысленности «Твой букет был принят с восторгом и водружен на стол, где был очень к месту ввиду его «компактности» и цветовой привлекательности. Я не была эгоисткой, приписывающей плоды славы себе, а потому сразу сообщила имениннице, что этот букет - это летнее сине-желтое очарование – я выбирала с тобой - милым добрым другом из моей сумеречной юности, а ныне целомудренно скрашивающим мою легкомысленную зрелость. В ответ поинтересовались, отчего тебя нет со мной, и мне пришлось пространно объяснять, что ты занят: семья. Но все равно тебе просили передать всяческие «книксены» и бесконечные «спасибо», что, собственно говоря, я и делаю. Надеюсь у тебя все замечательно… Твоя….». Ты ответил: «Что ж, сине-желтый букетик мы опускаем…Идём далее. В твоем письме - новая тональность – забавно ... акцентики. Ну, что ж: теперь я тоже буду представлять тебя таким образом: Знакомьтесь, милая добрая подруга из моей экспериментальной юности, а ныне вскрывающая острым лезвием легкомысленности плотные створки раковины моего зрелого замкнутого пофигистского благополучия. Твой…». О чувствах Я спросила: «Можно любить безответно?». Ты ответил: «Да, тому - куча примеров». Но на следующий день вдруг сказал: «Ты спросила о чувствах. Так вот. Только два человека, только два - необходимое и достаточное условие. Только обоюдное взаимодействие: монологи-диалоги, общие бусины и гранитная крошка. Мне так кажется. Так я думаю. Остальное – лишь детская радость бытия или дорога с односторонним движением». Делаю вывод: нет смысла хранить верность безответной любви, она не возвеличивает и не скрашивает серые будни, и тем более не придает силы, как уверяют некоторые, – это редкий самообман. Любовь безответная лишь очередное убежище для пестования своей исключительности, которую не разглядели, не поняли. Все мы - авторы своей любовной истории. «…на станции ...», - тут сам придумай (мне не хватает фантазии) Вот ведь Бог решил развлечься - на минутку пересечь наши дороги на станции... Не знаю, на какой станции - тут сам придумай, мне не хватает фантазии. Хочешь, вместе придумаем ее название и место, где она расположена. В каком она измерении? Станция ведь – такая крохотная, время стоянки на ней – ограничено. Интересно, как долго тут стоят поезда – есть ли расписание? А может быть, здесь нет времени, и ощущения – единственная мера измерения? Интересно, кому предназначена эта точка пересечения – неслучайным случайностям или тем, у кого спецпропуска, например, с группой крови и очищенной аурой? «… пересечь наши дороги на станции ...», - сам придумай - какой, мне не хватает фантазии. Но головой ты качаешь: «Нечего нам придумывать: нет никакой станции, - говоришь: - Не придумывай. Нет готовых путей-дорог. Мы сами их строим-прокладываем». Звучит так пафосно, как с экрана телевизора – передача о строителях-гастарбайтерах. Но мы то знаем, что скоро их депортируют - без права возвращения. Мы стоим на станции, у которой нет названия, и не знаем нашего времени. «… на станции…». Какой? Сам придумай, мне не хватает фантазии. Умру я сегодня или еще чуть-чуть поживу? А при встречах... «А при встречах, - ты пишешь мне в письмах, - при встречах я связываю себя цепями, канатами привязываюсь к чему-нибудь, чтобы на тебя не накинуться, не удушить в объятиях, не растерзать и не съесть тебя». Лет десять назад в «Таймс» я читала, что в N.Y.C. состоялся публичный процесс над японцем, тот съел свою жену-американку и ни в чем не раскаивался. Когда ему задали вопрос: «Считаете ли Вы себя каннибалом?» – Он воскликнул: «Что Вы! Я самый простой человек, но дело в том, что я ее очень любил – так сильно, что смаковал каждый кусочек!». Интересно, умру я сегодня или еще чуть-чуть поживу? Ждавшие ветра Еще вчера ты мне написал: «Я - мальчик на берегу, ждавший в полном штиле сильного ветра. Но вот время пришло - внезапно налетевший вихрь поднял меня, закружил и понёс. И теперь он подкидывает меня и швыряет, забавляясь стремительными взлётами и неожиданными падениями. Забавляется сердцем моим, то стучащим бешено, то безмолвно останавливающимся. Что ты со мной сделала?». Нет, ничего я еще не сделала, я пока думаю. Я – знак воздушный – легкокрыла, легкомысленна, обитаю в воздухе - в обители крылатых неземных существ. Ты – огонь, импульсивный, спонтанный. Дуновение ветра, смешавшись с огнем, породит пламя - осветит дорогу. Мы с тобой высоко поднимемся - над обыденностью! И полетим... мы – ждавшие ветра. Парашюты? Обязательно! Я тебя обнимаю… «Здравствуй, здравствуй, милая, Хорошего тебе летнего настроения. Я тебя обнимаю… Шлю тебе в приложении файлы в PDF-формате – Мои натюрморты, пейзажи… Выжигает изнутри несоответствие между тем, что должен делать и что делаю. Я тебя обнимаю… Не спасают слова о деле, благополучии, мужской уверенности. Я тебя обнимаю… А вдруг просто краски смешаю на палитре за эти дни, и все изменится. Я тебя обнимаю… А работается мне сегодня легко – работа работается. Я тебя обнимаю… Прогони меня, прогони, сам – не в силах я. Я тебя обнимаю. Хорошо, что ты есть… у меня. Я тебя обнимаю!». Ты меня обнимаешь, но ведь ты ничего не хочешь знать обо мне… Знак обреченности прогонят наши ангелы «Что тревожит тебя? – смотрю на тебя задумчиво. - Что не дает спокойно плыть по течению будней и выходных, плавных и равновесных в твоем давно налаженном быте?». «Ты, - отвечаешь мне. – Равновесие нарушилось». «Вот они мои иллюзии, а я думала: несу тебе гармонию». «Ты приоткрыла мне рай, и, познав его, тут же увидел ад». «Рай, ад – все относительно, - машу рукой легкомысленно. – И все-таки…Что тревожит тебя?». «Тревожит знак обреченности, витающий в воздухе, – закуриваешь сигарету с коричневым фильтром, но, увидев мои погрустневшие глаза, тут же берешь меня за руку: - Знаки… будь они неладны, эти знаки, не бери в голову! Ничего не знаю о них и ненавижу мистику. Знаю одно - хочу видеть тебя, обнимать тебя, смотреть на тебя и слушать – тебя». Я отворачиваюсь. Ты прав: чувство «обреченности», заложенное в нас от рождения, накрывает покрывалом плотным, не дает воздуха, а мы и не сопротивляемся! Мне, как никому другому, знакомо это парализующее ощущение - наверно, так же сильно, как и тебе. Еще не успев вздохнуть, я чувствую выдох. А, начиная путь, уже вижу возвращение. Утро несет признаки ночи, а ночь приобретает размытые краски рассвета. Целую возлюбленного, считывая с его властных прикосновений уход, и ускользаю раньше, чтобы сохранить себе жизнь. Нет, все-таки склонен человек к мазохизму, особенно творческий. И это ведь надо так жизнь себе портить! А ты меня успокаиваешь и шепчешь: «Знаки обреченности прогонят наши ангелы – заштрихуют черным фломастером». Отвозишь домой, целуешь, мы прощаемся, и каждый уходит в свой заповедный мир. Да… чем заветнее мечта, тем она несбыточнее. Все всегда когда-то наступает Открываю почту: «Вот и наступило «завтра», - ты пишешь. - Новый день, хоть и не тёплый, но с солнышком. Он принесёт долгожданных несколько строк в нескольких письмах - от тебя, моя милая. Я их так жду, но сегодня почему-то - с тревогой. Наверное, из-за того, что у меня не хватает выдержки, чтобы не показывать бури и нервозности, вихри и переживания, поселившиеся сегодня внутри меня – перед нашей встречей. И это немного огорчает тебя...». Я не отвечаю тебе – сказать мне нечего, может быть, лишь это: все всегда когда-то наступает. Истина? Например, «завтра». А когда наступает это «что-то», то сразу приобретает новые качества и признаки: «завтра», превратившееся в «сегодня», - совсем другая история! Вот он классический третий закон философии - переход количества в качество: количество минут - единиц измерения ожидания, тоски, предвкушения - вдруг накапливаются и трансформируются в нечто совсем иное и, порой, неожиданное: думаешь, будешь смеяться, болтать без умолку, говорить о главном и важном, сердцем выстраданном, а встречаешься… и молчание сковывает – все вдруг становится бессмысленным. Интересно, счастье - это встреча с любимым или ее предвкушение? | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
