Остатки поблекшего неба в смотрящих на море глазах, Горбушка засохшего хлеба в давно потемневших руках. Они, эти руки, умели одеть, накормить, приласкать. В лачуге – старушечьей келье теперь лишь наносы песка. Хозяйка сидит на причале и смотрит в бескрайнюю синь. Гримаса безмерной печали застыла в ложбинах морщин. И гомон толпы умолкает у той, кто на страже всегда, На холод и шторм не взирая, полвека приходит сюда. Похоже, что символом порта смотрящая стала давно. Змеится людская аорта, но всем, как всегда, всё равно. Лишь только иной сердобольный подаст завалявшийся грош И взглядом окинет невольно, уняв пробежавшую дрожь. Всё меньше и меньше надежды в терзаемых ветром костях. Всё чаще смеются невежды и фото старухи постят. Дорогу осилить непросто, мешают подагра, артрит, Но с прежним упрямым упорством приходит она и сидит. Остаток надежды и веры, остаток в глазах синевы - И ждать... без сомнений, без меры, любить без остатка. Увы… Не вспыхнет костром алый парус, не стихнет застывшая боль, И помнит лишь старенький пастор, что имя несчастной - Ассоль. |