Ты ждала этот поезд с какой-то неистовой силой, Ускоряя шаги, то и дело сверяя минуты. А часы равнодушные словно на месте застыли, Поспешить не хотели, слегка издеваясь как будто. Вот и нужный вагон. Паренек, так похожий на сына, Чуть хромая, сошел. Жадно воздух глотнул. Огляделся. "Мама..." ; выдохнул хрипло, с каким-то гортанным надрывом. Подбежать не смогла. Застучало-запрыгало сердце. Поплыло все вокруг. Подкосились неслушные ноги. "Жив я, жив! Успокойся, я рядом, родная, ну что ты..." Растерялись слова. Им друг другу сказать нужно много. Как ушел воевать — так и связь потерялась на годы. Он не мог написать. Был приказ: умереть, чтобы выжить. Агентурный разведчик. Фамилия, имя — чужие. Приближали Победу, хотя бы на чуточку ближе, Захлебнулись чтоб тишью дожди автоматные, злые. О ранениях, пытках в Гестапо – не скажется даже. Он придумает сказку, щадя материнские нервы. И она о молитвах ночных ничего не расскажет И о той похоронке, что летом пришла, в сорок первом... И, обнявшись, по лестнице — вверх, к миру, солнцу и свету, К щебетанию птиц, возрождению стареньких улиц. Мать и сын будут помнить – не смогут иначе – об этом И молить об одном: чтоб война никогда не вернулась. |