Мне ли вспомнить, скажите, дано времена хана Крыма-Гирея? Мысли скачут, слова, как вино, только мысли намного быстрее. Чуть прикрою глаза, я слова вспоминаю фонтана Омера… Так давно… с плеч летит голова; злые думы, вы сабли острее: Те, кто ниже колёсной чеки, пополняли ряды обречённых! Род – вода пересохшей реки, чёрный парус потери на рее. Разве сердце твоё промолчит? Если камень оно – отзовётся! Звук обвала в горах – до Керчи… Это сердце кричит! Поскорее! Торопись, подтянись, караван! Здесь разбойников бродит немало, Но и сталь их сердец не тюрьма – звоном стали сердца разогрели. Но ни звука от чёрных сердец, ни глоточка печальной надежды. В сердце ком – ком из шерсти овец, нет ни звука, нет капли капели. Там, где хан проходил – лишь разор, ветер пепел разносит по снегу. Нет в степи деревца, чёрен взор, словно след от бича в белом теле. Но старел Крым-Гирей и слабел чёрный дух из бездушного сердца… Евнух в ноги упал: «Крым-Гирей, мы девицу нашли еле-еле! Нет другой в целом свете такой, кроткий ангел она, тоньше лани, Кожа, будто рассвет над рекой, украшение ханской постели! Водопадом полночной струи по шелкам нежат волосы плечи, Как поэма слуги Низами, чёрной вязью в бумажной метели». Но не выпало хану обнять. Как цветок засыхает в неволе, Деляре в лихорадке огня уходила… ушла в мир, где тени. И узнал хан, что сердце болит, и страдает, и мечется искрой: Тени… Тени сгоревшей любви на осколках его вожделений! «Есть ваятель Омер, о мой хан…», – зашептали уста царедворца… Речь чужая – плакучий бархан, засыпала огонь на поленьях… Мастер низко склонясь, перед ханом о любви слушал дивные речи… И заплакал неплакавший камень, и слеза прорвалась на колени. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
