Оставив с центнер грязной целлюлозы, Я из запоя выйду прямо в ад… На мой пиджак дежурно рухнут слезы, И в их волнах запрыгают слова. Как будто я талантлив был без меры, Владел пером, как хером гомосек, Что я боролся - искренне и смело, Что мертвый я - живей живущих всех! Я не поспорю - хоть бы из тщеславья - А буду лишь напыщенно смердеть: Куда приятно! Жаль лишь, не за здравье Меня признают лучшим из людей! Потом зароют гроб в прямом эфире, И на минуту выдох сдержит мир... И побегут училки-простофили Меня преподавать перед детьми. Меня включат в программы разных вузов - Героем возвернусь я на литфак! Студенты, начиная с первых курсов, Заучат наизусть весь мой левак! Пройдут года... Язык мой устареет, Мои проблемы сгинут в пене лет. И вот тогда в экзамен - лотерею - Я буду нежелательный билет! Меня возьмет какой-то бедный парень С лицом белей билетного листа, Прочтет и матернется тихо: "Марин! Его-то я как раз и не читал!" Доцент запишет парня в раздолбаи, Оценкой "неуд" ведомость казня, И проорет, за дверь его толкая: "Как можно, дурень, Марина не знать!?" Дурак ли он? - в башке не слышно ветра! Ему незнанье - горше всяких хин... Он просто любит - любит безответно, И по ночам он пишет Ей стихи. Он пишет хорошо. Над этим плачут! И лишь Она качает головой... А то, что я назад два века крячил, - Зачем ему? Куда мне до него? И я вступлюсь! Хотя бы лезть из гроба – Сгоняя криком препода под стол: Оставь! Не обижай его! Не трогай! Он Марина не знает? - ну и что?! Кто воду льет в вино – не полный шиз ли? И чёрта ли вникать в мои труды, Когда ему и в творчестве и в жизни Хватает и своей белиберды? Да ведь и я не чтил старья и чуши, Поскольку знал, что сам пишу сильней, И был влюблен в такую же девчушку, И думал исключительно о ней. Она ж меня в упор не привечала: Мои дела не шли еще на взлет. Тот парень мою жизнь живет сначала - Ему, быть может, больше повезет! |