Одесса-мама. Дворик у Привоза. Густой и пряный дух вишнёвой пенки. Ласкает солнце фикус тёти Розы И вниз ползёт – валяться на ступеньках. Пыхтит казан. Голубчики с мизинчик У Цили не особенно удачны – Всему двору известно! Мойша зычно Ругает Цилю, тёщу, власть впридачу. Пытает Зяма – тот ещё товарищ! – Жену, что с пиететом губы красит: «В чём, Сара, ты себя подозреваешь, Шо за собой следишь с особой страстью?!» Грустит во весь опор мужчина видный – Женатый безнадёжно Лазарь Львович: «Мадам, ви говорите мне обидно! А я, мадам, пока таки не овощ!» Внизу Фаинка в чистеньких колготках, Отбросив скрипку, – вскачь по свежим лужам! Несётся вопль: «Вспотеешь, идиётка! Ты вгонишь маму в гроб и даже глубже!» Григорий Маркыч, дуя на паяльник, Ворчит: «Ну шо за дикие манеры! Шо за привычка злая: специяльно Мине с утра всем домом делать нерви!» Все знают всё – одесская закалка! И в том собака, видимо, зарыта. Наш дворик, как большая коммуналка, Не ведает, что можно жить закрыто. ...Москва–столица. Звёзд кремлёвских лики Надменно бдят. Какие, к чёрту, страсти! И мне невольно хочется воскликнуть: «Проснитесь, люди! Шо вы все как здрасьте!» |