Лето в том году выдалось тёплым, дождливым. Травы стояли высокие, сочные. Старые деревья своими огромными кронами создавали густую тень, в которой было прохладно и тихо. Солнце согревало землю, отдавая себя без остатка деревьям, кустарникам, травам, птицам, рекам. Пришла пора появляться на свет птенцам. Мамы-птицы волновались, потому что яичные скорлупки стали тонкими и дали маленькие трещинки. Папы-птицы суетились, кружась над гнёздами, осматривая их со всех сторон своим хозяйским взглядом. И вот в одном из таких гнёзд лопнуло первое яйцо, потом второе, третье… Из них вываливались мокрые, слабые птенцы с редким серым опереньем. Мама-птица с радостью смотрела на своих детёнышей, а папа- птица гордо кружил над гнездом, любуясь своим потомством. Но вдруг из очередного лопнувшего яйца вывалился мокрый и абсолютно чёрный птенец. Он не был похож на своих серых собратьев. Мама-птица даже чирикнула от удивления. - Откуда такое создание в нашем потомстве? – недоумевала она. Папа-птица от удивления открыл клюв, но так и не смог ничего произнести. Серенькие птенцы быстро подрастали. Чёрный птенец тоже быстро рос и расправлял крылья. Когда пришла пора учиться летать, он первым вылетел из гнезда, но не рассчитал свои силы, упав в густую высокую траву заброшенного сада. На его территории стояла ветхая избушка. Она была последней на улице. Да и домов-то на этой улице было немного – всего двенадцать. Они были такими дряхлыми и неухоженными, что казалось, хозяева их давным-давно покинули. Да и деревня эта на карте уже, наверное, не значилась. Но, совершенно неожиданно дверь ветхой избушки, находившейся в заброшенном саду, скрипнула, и из неё выползла древняя-древняя старуха, похожая на Бабу Ягу. Опираясь на кривую клюку, она стала медленно передвигаться по заросшей тропинке в конец сада, где громко кричали птицы. - Цыц! Чего раскричались? – скрипучим голосом спросила она у птиц. Они защебетали ещё громче и стали кружить над своим птенцом, стараясь отвести от него беду. - Ну, чего разгомонились, окаянные? – заскрипела старуха - Аль чего нашли? Аль чего потеряли? Птицы-родители кружили над птенцом, но ничем не могли ему помочь. Старуха, раздвинув траву своей клюкой, увидела там чёрного, как смоль, птенца. Он барахтался в высокой траве, стараясь взлететь, но у него ничего не получалось. - Вот те на, летать не научился, а всё туда же, из гнезда… Она, охая, с большим трудом наклонилась и взяла птенца в руки. - Ой, батюшки, а чёрный-то какой! Вроде родители твои серые, а ты?... Зачем же выделился из толпы? - Чирик! – сказал птенец и посмотрел на старуху испуганным чёрным глазом. - Ладно, пойдём в дом, а то кошки тебя махом сожрут, - сказала старуха. Ссутулившись, опираясь на клюку и путаясь в высокой траве, она побрела к избушке. Зайдя в неё, старуха закрыла за собой скрипучую дверь и посадила птенца на стол. Первое время он сидел тихо, боясь шевельнуться от страха. Но вскоре освоился и склевал все хлебные крошки, лежавшие на столе. - Ну что, брат? Будем теперь жить вместе, - проскрипела старуха хриплым голосом. – Я вообще-то помирать собралась, но теперь не до этого. Надо же тебя, беднягу, на ноги поставить, летать научить. - Чирик! – сказал птенец. - Вот и ладненько. Я буду звать тебя Чёрной птицей. Вот только маловат ты ещё, тебе до птицы подрасти надо. Ладно, буду пока звать тебя Чернышом. Тебе мне рассказывать нечего, а я тебе много чего могу рассказать, - сказала старуха, ложась на свою лежанку. – Ты, чай, поспешил-то из гнезда вылететь. Надо было силёнок поднакопить, да ума поднабраться. Вот все вы так, молодые. А куда спешите? Ведь жизнь-то - она длинная. Вот так и мой старшенький. Всё ему дома не сиделось, всё в город рвался, всё спешил улететь из родительского гнезда. А ничего хорошего из этого не вышло. Слишком доверчивым он у меня был и очень добрым. Вот и попал в злые сети… Ой, что это я? Ты поди устал? Может, поспишь? – старуха приподнялась на своей лежанке и увидела, что птенец, пошатываясь, прикрывает глаза. Она с трудом встала, взяла какую-то коробку, наполненную ветошью, и положила туда птенца. - Ну, поспи, Черныш, поспи. У меня спокойно. Тебя здесь никто не тронет. Я подкормлю тебя, и полетишь ты высоко-высоко в небо. Тебе силёнок накопить надо, да летать научиться. Так и прижился птенец у старухи. Крошки хлебные клевал, кашу, водичку пил из блюдца. А ночью спал в коробке с ветошью. А старуха-то как была рада такому гостю – живая душа в хате! Хоть есть с кем поговорить. А то всё одна да одна. *** - Ну что, Черныш, поел? Ну-ка кыш со стола, я протру. Птенец соскочил со стола на подоконник. Он очень любил смотреть в окошко. Высоко в небе проплывали белые облака, светило яркое летнее солнце, где-то поблизости чирикали птицы-братья, прячась в густых зарослях деревьев. - Что, птаха? Полетать охота? – спросила старуха у птенца. - Чирик! – сказал птенец. Старуха открыла форточку и легла на свою лежанку. - Ты знаешь, сколько лет было моему старшенькому, когда его посадили? Двадцать. А через два года его убили. Ему бы ещё жить да жить, а он… - старуха затряслась, беззвучно заплакав. Плакала она без слёз. Их давно уже у неё не было – высохли все за столько лет. Черныш глядел на бабку своим чёрным глазом. Казалось, что он очень внимательно её слушает и всё-всё понимает. - Ну что? Не полетишь? Правильно. У меня-то оно надёжнее. Да и не всё я тебе ещё рассказала. Старуха сползла с лежанки и поковыляла к окну. Она закрыла форточку и взяла птенца на руки. - Что, Черныш, спать будем? Поздно уже. Она положила птенца в коробку с ветошью. Там ему было тепло и уютно, как в родном гнезде. Вскоре птенец научился вылетать из коробки и долетать до стола, где они со старухой завтракали, обедали, а иногда и ужинали. После еды он перелетал на подоконник и смотрел в окошко. Там он видел птиц, летающих в заброшенном саду, часто с ними разговаривал на своём птичьем языке. За это время он подрос и из птенца стал превращаться во взрослую птицу с красивым чёрным опереньем. Старуха каждый день открывала форточку, которая еле-еле держалась на старых поржавевших петлях. Но Черныш не улетал, хотя и чувствовал в себе силы для этого. - Ну что? Опять не полетишь? – спросила старуха у птицы. - Чирик! – ответил Черныш старухе. - Правильно, тебе есть ещё что послушать, - проскрипела старуха. Подремав немного, она опять заговорила с птенцом. - А младшенький-то мой в реке утонул. Долго искали. Только на третий день рыбаки сетями выловили. Сердце… Старуха опять беззвучно затряслась, закрыв лицо руками. - Чирик! – прокричал Черныш и перелетел на бабкину лежанку. Он расправил свои крылья и протянул их к старухиным рукам, стараясь обнять их. - Да ты меня жалеешь, Черныш? – удивилась старуха. – Чья же душа живёт в тебе? Старуха взяла птенца в руки и прижала к себе. А он раскрыл крылья, стараясь обнять старуху. Так и просидели они до вечера. Вечером как всегда старуха отнесла птенца в коробку с ветошью, а сама поплелась на свою лежанку. Утром после завтрака они смотрели в окно. За окошком всё так же ярко светило солнце, летали птицы, бабочки, на кустах спела малина, на деревьях наливались яблоки. Высокие мальвы заглядывали своими цветными шляпками в окно. Старуха как всегда открыла форточку и легла. - А знаешь, Черныш, мужик-то мой не выдержал всего этого. Спился и помер он вскоре. А я вот живу. Или не живу. Сама не знаю. Всё думаю, думаю о них… - Чирик! – прокричал птенец и опять перелетел на бабкину лежанку. Старуха взяла птенца в руки, и просидели они опять с ним до самой ночи. - Пора спать, Чёрная птица. Засиделись мы с тобой, - сказала старуха и понесла птицу в коробку. Возвращаясь к лежанке, старуха подумала, что не случайно упал к ней в сад чёрный птенец, и не случайно она подобрала его. Что не простая эта птица, а птица доверчивая и добрая, с душой, похожей на человеческую душу. «Ох, и не сладко придётся тебе в жизни, птаха, - подумала старуха, - уж больно ты добрая да доверчивая. Я-то тебя не обижу. А другие?» *** Следующий день ничем не отличался от всех остальных. Утром они позавтракали, старуха распахнула скрипучую форточку и поплелась на свою лежанку. - Ну что, Чёрная птица, теперь за тебя я спокойна – ты подросла, окрепла, летать научилась, ну а как сложится твоя судьба – это одному Богу известно. Но ты уже сделала своё первое доброе дело – скоротала мои последние деньки. Хоть было мне с кем поговорить, душу свою излить. Благодарна я тебе за это, Чёрная птица. Чёрная птица перелетела на лежанку старухи и обняла её своими крыльями. Но старуха больше ничего не сказала птице. Она лежала тихо, не шевелясь. А Чёрная птица обнимала её крыльями, стараясь отогреть и разговорить. Но старуха молчала. И поняла тогда Чёрная птица, что уже никогда не встанет её старуха ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. И никогда уже ничего не расскажет она о своей жизни. И вылетела тогда Чёрная птица в форточку, понимая, что покидает своё родное гнездо. Она взлетела высоко-высоко в небо и, расправив крылья, заплакала и закричала так, что переполошила всех птиц и людей, оставшихся в округе. Долго кружила она над родной избушкой, где её приютила, выходила и научила летать старуха. Чёрная птица поняла, что дороже и роднее у неё никого нет. *** Так и кружит она с тех пор над заброшенной деревней, всё ищет, ищет свою избушку. И если вы вдруг случайно увидите в небе одиноко кричащую чёрную птицу, знайте, что это тот самый повзрослевший птенец, которого спасла когда-то старуха. Каждый день летает Чёрная птица над заброшенной деревней, оплакивая свою родную старуху-мать. |