Из узкой улочки мы попадаем на небольшую площадь, и наши шаги звонко отдаются на мостовой. Я немного нерешительно поднимаю глаза - и вижу перед собой коричневую отвесную стену. Она уходит влево и, закругляясь, вправо. Ее почти крепостная мощь немного обманчива, но наводит трепет. Выше начинаются и поднимаются в темноте почти до самой крыши готические окна. Огромная масса тянется вверх, но при этом давит своей мощью. Однако нет нужды даже смотреть на две колокольни с другой стороны здания, на их восьмигранные верхушки с зелеными круглыми шапками, чтобы с уверенностью сказать: это Фрауэнкирхе.

Мой спутник держит меня под левую руку, а я прикасаюсь к нему еще и правой и стараюсь увести его немного в сторону.

- Мы не обойдем вокруг нее? - спрашивает он, обернувшись ко мне.

- Нет, - я решительно мотаю головой, - не хочу.

Он только пожимает плечами, а я поправляю меховой воротник и черные перчатки, и мы проходим справа от массивного здания.

При всей моей любви к готике, это позднеготическое строение внушает мне некоторый почти суеверный ужас. И, пожалуй, не только оно...

На освещенных улочках мало людей. Возле церкви почему-то темнее, чем в других местах, но я замечаю плакат, висящий на коричневой стене. Увы, моих познаний в немецком не хватает, чтобы до конца понять его смысл.

Отойдя от Фрауэнкирхе и полюбовавшись домиками, окружающими открытое пространство за церковью, мы сворачиваем вправо и попадаем в очередную торговую улочку. Здесь сияют витрины закрытых магазинов. Справа предлагают какую-то мебель и идеи для интерьера, а слева - детскую одежду, а затем народные костюмы. Мы останавливаемся перед шелковыми платками, платьями и кожаными сумками. Пока мой спутник смотрит на меня, я, повернувшись к витрине и разглядывая манекен, медленно выдыхаю воздух. И вижу свое дыхание в прохладной вечерней атмосфере.

Я убираю выбившиеся волосы под берет, и мы идем дальше.

Меня охватывает спокойствие и блаженство, отчего я улыбаюсь и получаю ответную улыбку. Тем временем мы выходим к площади за Новой Ратушей. Но оставив позади ее арки и башенки, мы сворачиваем налево и мимо одного из многочисленных зданий, пребывающих в ремонте, направляемся к северу.

По пути мы беседуем. Я то и дело смеюсь над какими-то словами, касающимися этого города и его жителей, не лишенных определенных странностей, но в целом довольно милых.

К вопросу об их милом занудстве и наивности мы вспоминаем кукольное представление на курантах Ратуши. Я смеюсь, прикрывая лицо ладонью, и даю любимому высказать все, что он об этом думает. И заодно получаю согласие посетить на следующий день ресторан в подвале Ратуши.

Витрины на этой улице неинтересные, поскольку модная одежда, выставленная в них, мне совсем не по душе. Вдобавок часть домов слева опять же в ремонте. Ощущение такое, что город уже полвека с лишним только и делает, что ремонтирует и строит.

Порой справа видны аркады, связывающие эту улицу с параллельной. Они освещены и почти полностью покрыты витринами во весь рост и большими окнами, сквозь которые видны помещения магазинов. Это аркады также малоинтересны, и тем более вечером. Но когда кто-то проходит по ним, слышится приглушенное эхо шагов.

Справа торговые помещения сменяются мощным торжественным гранитом. Мы выходим на площадь и видим слева желто-коричневое здание в стиле барокко, освещенное яркими прожекторами: это Театинеркирхе. Я слышу по утрам ее звон среди других колоколов.

Движение за Одеонсплатц, где кончается пешеходная зона, не прекращается, и туристы гуляют по ней, несмотря на поздний час. Поэтому мы покидаем пешеходную зону и терпеливо ждем у светофора. Наши руки переговариваются недолгими, но крепкими пожатиями. Для большей уверенности я вновь прикасаюсь к запястью моего спутника правой рукой, но для нас зажигается зеленый свет - и мы переходим улицу. Из-за притихших машин я слышу стук собственных каблуков по переходу, а затем по тротуару.

Эта парадная широкая улица, Людвигштрассе, выглядит очень по-немецки, но почему-то словно выводит нас из Мюнхена. И чья-то конная статуя перед большим зданием слева мало о чем говорит нам. Да и тяжеловесные, более или менее, здания на другой стороне улицы едва ли могут рассказать что-то особенное нам о баварской столице. Мы решаем пройтись до уровня белой церкви, что виднеется где-то вдалеке, и вернуться.

Быть может, оттого, что здесь мало действительно любопытного, мы идем быстрее. И именно это дает мне возможность согреться. Мы шагаем очень решительно, перебрасываясь словами о "сумрачном германском гении". Я ступаю довольно мелко, но быстро (так теплее всего), и то и дело моя длинная юбка встречается с плащом моего спутника. Тогда раздается хрустящий шелест.

Порой по надписям у парадных входов нетрудно определить, что за учреждение мы проходим. Здесь немало разных местных ведомств. Будь город столицей не одной лишь земли, а всей страны, здесь, пожалуй, располагалось бы много посольств, рассуждаю я. Странно, однако, что здесь едва ли встречаются гостиницы.

И тут, когда мы почти достигаем цели, нам встречается приспущенный немецкий флаг с черными ленточками. Недолго подумав, мы вспоминаем, в чем дело, и смотрим через улицу на белую церковь. Здание выглядит немножко сиротливо из-за темных окон, но в целом это довольно гармоничное строение. Правда, куда интересней не оно само, а решетчатые ворота по бокам, судя по всему, ведущие в сад за церковью. Во всяком случае, за ними видны деревья.

Я разминаю затекшие пальцы. Судя по плану города, большое здание справа от церкви - библиотека. Да и из внешнего вида следует тот же вывод: столь занудно и впечатляюще библиотека может выглядеть, пожалуй, только в этой стране.

В нескольких окнах горит свет... Кто сидит там допоздна, и чем заняты его мысли? Об этом ясно думаем мы оба. Но не получаем ответа.

Машины несутся мимо и притормаживают чуть дальше, у перекрестка. Красные и желтые огоньки как-то одиноко и тоскливо мелькают на освещенной улице. Мы разворачиваемся и идем обратно по широкому тротуару. Вновь проходим мимо очередного ремонтируемого здания...

Я начинаю подумывать о том, что пора спать. Точнее, я начала подумывать об этом давно, но тут мысль с новой силой стучится в голову, хотя с поворотом к центру города вновь просыпается интерес к тому, что вокруг, и предвкушение новых чудес.

Магия этого города - словно магия недописанной книги. Он может быть немножко чужд, но в чем-то - во многом - он близок, и дело не в языке, а в чем-то другом. В культуре? Быть может, но не только.

Мы возвращаемся к Одеонсплатц, и перед нами встает сияющая зеленым светом открытая зала: Галерея Полководцев. Колокол на Театинеркирхе громко бьет без четверти десять. Мимо Галереи мы сворачиваем налево, на Резиденциштрассе, и я рассказываю моему спутнику о том, как попав сюда в первый раз, я живо увидела перед глазами одну картину... путч... Он смеется. Классические здания теснят нас на довольно узкой улочке. И кругом - магазины антиквариата и конфет. Мы видим справа те же самые торговые аркады и решительно минуем все эти искушения, чтобы оказаться на площади перед Оперой. Здание с колоннами украшает некое современное творчество - сияющее оранжевым электрическим светом кольцо. Я не берусь высказывать никаких предположений об этом, кроме единственного, что естественным образом приходит в голову: быть может, это кольцо Нибелунгов?

Пройдя мимо кафе, днем обычно шумного, и закрытого Главного почтамта (и в нем, и особенно в здании напротив, естественно, ремонт), мы снова подходим к зеленой площади за Ратушей. Слева от нас ремонтируемый Старый Двор. Публики здесь больше, и с улицы перед Двором выходят весьма веселые люди. Эта улица, с улыбкой напоминаю я милому, выводит к Хофбройхаусу. Он ехидно смеется, спрашивая, нет ли какого намека в моих словах. Я предлагаю спор, кто больше вспомнит названий пивных; мой спутник удивляется такому предложению с моей стороны, но в конце концов убеждает меня в том, что у меня есть значительное преимущество - некоторые познания в языке.

Посмеявшись, мы сворачиваем в узкий проход Старого Двора.

Здесь неожиданно для такого места вновь возникает маленькая освещенная витрина с местными костюмами. Я не могу скрыть восхищения теми вещами, что выставлены в ней.

Быть может, пользуясь полутьмой и скрывающей нас аркой, мой спутник обнимает меня одной рукой и тихо говорит, что мне бы очень шло то платье, о котором я говорю. Но, добавляет он в ответ на мой радостно-удивленный взгляд, мне еще больше идет та одежда, что на мне сейчас.

Я смеюсь, и он, взяв меня под руку, выводит меня из-под арки, над которой стоят строительные леса.

Мы идем налево по Шпаркассенштрассе, к моей гостинице. Сзади снова доносится звон - то ли Петерскирхе, то ли Фрауэнкирхе. Кажется, все мюнхенские колокола имеют этот странный металлический отзвук.

Первые из стеклянных дверей гостиницы открыты, а вторые открываются, словно повинуясь шутливому мановению моей руки, едва мы подходим к ним. По стенам фойе в коричневых тонах горят оранжевые светильники, а из бара доносится приглушенная классическая музыка. Здесь тепло и немного чувствуется аромат еды и кофе. Портье готов направиться ко мне, и несколько унылые девушки в сарафанах, сидящие за стойкой, тоже готовы выслушать меня.

Отпустив мою руку, мой спутник смотрит на меня, а я любуюсь залом с деревянными креслами и небольшими столиками. Сделав шаг, я вновь оборачиваюсь и беру его за руку.

Наши взгляды задумчиво скрещиваются и совещаются друг с другом. Мне становится немного жарко в перчатках, но я не отнимаю руки, пока он сам не отпускает ее. Я чувствую затылком, как ухмыляется портье.

Улыбнувшись любимому, я иду к лифту. А он идет к выходу, и за ним бесшумно закрываются автоматические двери.

Я поднимаюсь в мою комнату, и мысль об этом встречном взгляде заставляет меня улыбаться своему отражению в зеркальных стенах лифта. Более того, этот взгляд очень весомо довершает счастливый вечер в Мюнхене и дает ему продолжение: вопреки видимости, я не одна.

Этот город поддается разгадке еще медленнее, чем, скажем, Прага и Лондон. Но для этого мне не обязательно уметь расшифровывать алхимические знаки, нарисованные на многих домах - к примеру, на том, что напротив гостиницы.

Лучше я посмотрю поверх его крыши на одно окно, в котором через пару минут тоже зажжется свет. А потом лягу спать.