Что-то я почувствовала странное: то ли холод пробрался ко мне под одеяло, то ли свет автомобильных фар пробежал по моим закрытым глазам, но я вскочила и бросилась к окну. А там! Серое, в крупный горох, ночное небо! И этот горох лениво,обречённо отделялся от своего небесного жилища и кружил над чернотой земли, словно желая продлить минуты своего существования.

- Шумов, - закричала я и бросилась назад к кровати, - смотри! Такой красоты я сроду не видала! Там небо плачет!

В ответ – ничего. Я удивилась, потому что знаю: Шумов очень чутко спит и может проснуться даже от того, что я повернулась на другой бок. А сейчас я кричала так, что соседи забарабанили по батарее. Ужасный звук! Я столько раз просила не делать этого, просто умоляла и пыталась объяснить, что не терплю визгливых и скрипящих звуков, но всё бесполезно: они как будто специально повторяли свои «музыкальные опусы», стоило мне хоть чуть-чуть повысить голос. Шумов, обычно, пытался в таких случаях урезонить меня, но ему это плохо удавалось, потому что я, конечно же, никогда не кричу, я просто эмоционально разговариваю. И успокаивать в таких случаях надо не меня, а соседей. Создаётся впечатление, что они от скуки,( а живут они вдвоём, и я никогда не видела, чтобы кто-то приходил к ним в дом,) постоянно наблюдают за нами и прислушиваются к каждому шороху, доносящемуся из нашей квартиры.Я иногда даю им возможность хоть немного развеяться и прочувствовать, что на земле не всё так скучно и однообразно. Особый интерес они испытывают, конечно, к моей персоне. Да это и понятно. Шумов ведёт себя всегда благочестиво и скромно: пробежал от машины к подъезду, уткнувшись взглядом в землю, дверь тихонько прикрыл и как будто его и не было.Я же всегда на каблуках, поэтому в доме все знают, когда я ухожу из дома, когда возвращаюсь. А ещё у меня есть дурная, одна из немногих, привычка со всего размаха хлопать дверью автомобиля. Шумов всегда ругает меня за это, но я ничего не могу с собой поделать, несмотря на то, что уже несколько раз мне эту самую дверь приходилось ремонтировать, а стоит это недешево, до крайней мере, для меня, ведь я в этих делах ничего не понимаю и плачу столько, сколько с меня просят. Потом правда, Шумов хватается за голову и с грустью говорит, что скоро мне придётся с машиной расстаться, потому что на её ремонт ушло уже больше денег, чем на покупку. Я, как и полагается, пугаюсь и стараюсь быть с дверью поосторожнее. Но вскоре всё начинается снова. Ну не могу я переделать себя! Хотя иногда очень стараюсь. Вот, например, посуда. Она имеет обыкновение пачкаться. Конечно, можно было бы пользоваться одноразовой пластиковой. Очень выгодно – поел и выбросил. И стоит она копейки. Но вот почему-то Шумов категорически от такого замечательного решения проблемы отказался. Так вот, о чём я. Посуду мыть – моя обязанность. Так сложилось. Но у Шумова есть другая обязанность, более важная, как он считает – он должен этот процесс регулировать, а проще говоря, учить меня, что посуду надо мыть каждый раз после очередной еды. Он, возможно, прав. Я даже пыталась, так сказать, следовать его совету. Хватило меня аж на неделю. Но потом я поняла, что это не мой метод и, по примеру своего мужа, подвела под своё решение складывать её в раковину и ждать подходящего настроения для этого деяния, основательную базу, чем очень порадовала Шумова. Получалось так, что в выходные я целыми днями стояла у раковины – потому что едим мы, а вернее Шумов, не меньше трёх раз, а то и побольше. А если посуду «копить» до вечера или до следующего утра, к раковине надо подойти только один раз, правда надолго, но это не страшно. Шумов со мной согласился и в избежании моих дальнейших теоретизирований купил посудомоечную машину. А так как меня к технике подпускать опасно, то он посуду и загружает, и выгружает, при этом ворчит себе под нос что-то, но на это я не обращаю никакого внимания. Что-то ведь надо пропускать мимо ушей, чтобы в доме был покой.

Так я о чём? Опять меня куда-то в сторону занесло.

Так вот, пока я обдумывала, почему Шумов не отзывается на мой крик, послышались какие-то странные звуки: вроде бы ключ в замке поворачивается. Но этого не могло быть, потому что я на ночь всегда в замочной скважине свой ключ оставляю, чтобы не забыть его, когда убегаю на работу, а его, как я понимаю,может, конечно, я опять не права, нельзя повернуть снаружи. Но звук повторился: будто кто-то по ту сторону двери очень старался проделать определённые манипуляции как можно тише. И хотя я не из пугливых и вполне могу постоять за себя, я вдруг растерялась и на цыпочках пошла в кухню.Сама не понимаю, зачем. Мозги мои, кажется, отключились, но руки проделывали какие-то машинальные движения, а точнее, открыли по ящику в кухонной тумбе и вытащили из них скалку и кухонный топорик, маленький такой, но достаточно тяжелый - Шумов отбивает им мясо, а я вбиваю гвозди. Так же на цыпочках я вернулась в коридор, надо сказать, как раз во-время, потому что дверь почти безшумно отворилась, и в квартиру ввалился огромного роста тип с капюшоном на голове. Мне пришлось чуть ли не подпрыгнуть, чтобы ударить его скалкой по голове. Хорошо, что скалкой, а не молотком, потому что тип вдруг зарычал страшным голосом:

- Ты что, убить меня хочешь? За что? - И из капюшона показалась голова Шумова.

- Ну уж никак не ожидала тебя здесь увидеть, - растерянно произнесла я.

- Да я вроде домой пришёл! – возмутился Шумов.

- Так ты же спишь беспробудным сном... пыталась возразить я.

- Так! Понятно...- поспешил ворваться в спальню мой муж, - сейчас посмотрю, кто это здесь спит, да ещё беспробудно, да ещё и в моё отсутствие.

Я ничего не могла понять: я же с Шумовым разговаривала... он же лежал рядом со мной! Правда, он не отвечал... Наконец-то до меня начало доходить, что его в постели не было, вот совсем не было - и всё тут. Тогда где же он был? Тут я напрягла свои мозги, встала в позу, ну такую, воинственную, и грозно спросила:

- Ты откуда на мою голову среди ночи свалился?

- Это ты на мою голову свалилась, а не я, - поправил он, - теперь у меня шишка, посмотри, какая большая! Надо с ней что-то делать!

- Твои проблемы, - прошипела я, - нечего по ночам шляться!

Шумов, наверное, решил избежать дальнейших ударов, теперь уже словесных, и пошёл на кухню. Стало тихо. Слишком тихо. Не люблю, когда в квартире тихо. Не люблю чувствовать себя одинокой.Тишина угнетает. Если «тишина случается» днём, я включаю музыку или телевизор, если вечером – беру какую-нибудь книгу из шкафа Шумова и забираюсь в кровать, предварительно набрав в пластиковую пиалушку немного сладостей – такую безобидную порцию.Честно признаться, не всегда эта порция получается такой уж безобидной, например, когда я набираю в неё мороженое, то рука невольно упорно давит ложкой на эту волшебную массу, увеличивая вместимость пиалушки вдвое. К счастью, к тому времени, когда я проделываю эту вечернюю процедуру со сладостями, моё чувство вины перед самой собой уже находится в полудрёме, так что я благополучно пепрелистываю несколько страниц какого-нибудь занудного текста, проглатываю свои «вкусности» и засыпаю. А вот утром... Вместе со мной просыпается моя совесть и мой страх перед лишними килограммами, хотя кто может определить, какие из них лишние. Нормальные люди в первую очередь бегут в ванну, я же бросаюсь к весам, при этом начинаю метаться по квартире в их поиске, потому что Шумов, любитель не то чтобы пышных, но скажем так, женственных форм , обычно прячет их куда-нибудь. Я их всегда нахожу, хотя подчас не сразу, потому что он выбирает места весьма неожиданные, например, ставит просто на тумбочку около моей кровати.Очень всё просто! Но придёт ли женщине в голову мысль искать какую-то пропавшую вещь у себя под носом. Конечно, нет. А я-то женщина! Потом я встаю на весы, стараясь не взваливать на них всю себя, и робко вглядываюсь в цифры, которые уже почти выцвели от старости. Иногда даже приходится надевать очки, правда не мои, а Шумова. Признаюсь не для того, чтобы лучше, а для того, чтобы хуже видеть, что же там высвечивается. В смутном окошке обычно, несмотря на все мои старания, появляются цифры, которые заставляют меня искренне сожалеть о вчерашних чипсах или конфетах. Но чтобы не грустить целый день, я прибегаю к весьма простому способу – поворачиваю колёсико, регулирующее стрелочку, в нужную мне сторону. Кстати, Шумов, увидев как-то раз, как я мучаюсь с этим, можно сказать «антикварным» прибором, подарил мне электронные весы. И до сих пор не может понять и немного даже обижается на то, что я ими не пользуюсь. И сколько бы раз я не пыталась ему объяснить преимущество старых, не может понять, почему точность прибора является его недостатком.

Но вернёмся к Шумову.Я приоткрыла дверь кухни, куда удалился раненый муж, и увидела, что он сидит на табуретке, опустив голову и что-то бормоча себе под нос.

- Ну и что сидим? По какому поводу печалимся? – бодренько засуетилась я, чтобы опередить нежелательное развитие дальнейших событий.

Шумов молчал. То есть он продолжал разговаривать сам с собой, но на меня не обращал никакого внимания.

- Больно? – решила я посочувствовать ему,- покажи, где. Я дотронулась до его головы и нащупала там довольного большую шишку.

Кажется, я переборщила с самообороной; но что сделано, то сделано. Надо утешить человека!

- Шумов, - тронула я его за плечо, - не переживай – до свадьбы заживёт!

- До какой свадьбы? Что ты мелешь?

Однако...Что-то я этого слова в лексиконе своего мужа раньше не замечала. Какое-то оно грубое...Не нравится мне всё это!

- Да успокойся ты! Это просто так говорится! Чего ты испугался?! Не будет у тебя никакой свадьбы!

- Одной хватит на всю жизнь!

- Шумов, а ты ничего не перепутал? У нас и не было никакой свадьбы!

- То есть как это? Мы ж с тобой вроде как женаты...

- Это да, только припомни, как всё было! Бегом на остановку трамвая, такси даже поймать не смог!

- Не смогли, - уточнил Шумов.

- Не смог,- уперлась я, - в ЗАГСе суета! Ни белого платья, ни фаты... Свидетели опоздали, цветы завяли, шампанское вместо бокала зашипело у меня на подоле!

- А зато потом! Вспомни! Как нам было хорошо в нашей маленькой квартирке!

- Просто здорово! Ты месяцами пропадал где-то, а я должна была сама справляться с этой маленькой миленькой квартиркой! – рассердилась я.

- Ни где-то, а в командировках, - уточнил Шумов.

- Вот-вот, тебе всегда удавалось увильнуть от всего, что связано с бытом, - сделала я совершенно неожиданный даже для себя вывод, - а я должна была постоянно «держать оборону».

- Что ты выдумываешь, Наталья! Какую оборону? Опомнись!

- А! Ты забыл, как ко мне рвались бесконечные друзья нашей квартирной хозяйки? Как я тряслась от ужаса, что они выломают дверь?

- Помню! Да это только раз и было! Ты и не тряслась от страха! Ты ж у нас отчаянная женщина, которая ничего и никого не боится. Кстати, не ты пострадала, а хозяйкин друг! Ты же ему дверь-то сразу и открыла, как только он тебе сказал, что пришёл с бутылкой, да поварёшкой его и прихлопнула, словно муху, - ехидно уточнил муж, - ему ещё повезло, что не молотком.

-Ну всё, заканчиваем воспоминания - ночь на дворе, а завтра на работу рано вставать, - ушла я от дальнейших уточнений.

Шумов грустно вздохнул, наверное, всё же от сожаления, что не удалось меня «поставить на место», и побрёл в спальню. А я села на табуретку и закрыла глаза: передо мной поплыли мимолетные картинки из «той» жизни: суета в поиске квартиры, колченогая мебель, которую выволокли наши друзья из сарая, телевизор с маленьким экранчиком и «вертолет», раскладушка, – единственное, что мы купили сами и на которой было так мало места для двоих, и наши споры по вечерам, кто встанет и пойдёт выключать свет. Никто не хотел вылезать из-под тёплого одеяла и мы придумали простой способ разрешения этой проблемы – кидали тапки в выключатель на спор, кто первым попадёт.Это было так смешно!

- А между прочим, я с работы всегда приходил раньше тебя! Хотя мне нужно было ехать через весь город! – услышала я полусонный голос Шумова.

- Ну и что!

- Значит я любил тебя больше!

- А сейчас?

- Тоже!

- Что тоже?

- Люблю!

- Шумов! Хочешь я за это тебе что-то подарю?

- Хочу, конечно!

- Посмотри в окно! Я дарю тебе небо в горошек!