Джон проснулся, когда за окном уже темнело. По стеклам нудно барабанил осенний дождь. Вставать не хотелось, было холодно и противно. После очередного запоя жутко мутило, и в голове, словно кто-то требовательно стучал молотом: - Опохмелиться. О-пох-ме-лить-ся! Проклиная всё на свете, Джон спустил ноги с дивана и сел, опершись на стол локтями и поддерживая голову ладонями. «Неужели ничего не осталось?» Он взял стоящую поблизости на полу бутылку из-под водки и приложился к горлышку. - Фак! Ни капли… Что за жизнь собачья! - выругался и бросил бутылку в угол, - Сдохнуть лучше!, - и… неожиданно уронил голову на стол. Не знаю, какие мысли бродили в его затуманенной голове, но спустя минут десять он, пошатываясь, подошёл к телефону. *** Энтони, святой отец, готовился ко сну. На столике покоились деревянный крест и чётки. Рядом, в кресле лежала чёрная сутана и кожаный пояс. Падре стоял, позёвывая, полураздетый в одной белой льняной камизе и домашних тапках, когда неожиданно раздался звонок. - Падре, вы должны меня выслушать! Моя покойная матушка была ревностной католичкой и всегда говорила мне: "Джони! В трудную минуту иди в костёл к святому отцу. Он поможет." Вот сегодня, падре, у меня как раз наступила эта трудная минута. - Слушаю тебя, сын мой! - Благодарю, падре! Вы в этом городе, наверное, единственный, кто меня любит и поможет. - Да… я вообще люблю всех. Открой душу свою, сын мой! - Падре! Грешен я, грешен! Конченный я человек! А потому, прежде чем уйти из жизни сей, решил причаститься и признаться во всех грехах своих. Безмерно невоздержан я, падре, к алкоголю. Потому и душа моя горит сверх меры, и спасти меня может только милость ваша, отец святой, пожертвовав мне сейчас хотя бы долларов двадцать. - Джон, сын мой! Да помилует нас Всемогущий Бог и, простив нам грехи наши, приведёт нас к жизни вечной… Не принимай ещё один тяжкий грех себе на душу. Молись, сын мой, с усердием, и благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Бога Отца, и общение Святого Духа не обойдут тебя стороной. А с утра я жду тебя на исповедь. - Отец наш, Един Ты на Небе и на Земле, - услышал Энтони молитву Джона, - Сделай милость, подари мне сейчас двадцать долларов. Всего двадцать долларов, я же не прошу пятьдесят! Ну что тебе стоит, Господи!? Ты же не желаешь, чтобы я сейчас же покончил с собой? Неужели ты не поможешь мне в эту трудную минуту!? Святой отец, лёжа в постели, терпеливо слушал пространную молитву заблудшего. Перед тем как заснуть, Энтони вспомнилась пословица: "Give a fool горе enough, and he will hang himself.* - А то и повесится…, - добавил он. Джон ещё долго в молитвах обращался к Всевышнему со своей просьбой, пока не услышал в телефонной трубке громкий храп падре. - Господи, вы, что там все спите? - завопил он, глядя в темноту окна, за которым уже ковыляла, никому не нужная ночь. А дождь всё лил и лил, заглушая храп падре, стенания Джона и всё земное… - Где же ваше милосердие, если я не могу получить всего двадцать долларов или просто по-человечески повеситься?! – взывал Джон, - Как после этого жить? Но небеса молчали. Джон закрыл окно, задёрнул занавеску, включил свет и чайник. Закурил. Ночь барабанила по стеклу, пытаясь понять – почему же здесь ещё не спят? Но ей никто не отвечал. Только кукушка старинных часов, засыпая на ходу, лениво прокуковала два часа. - Ку-ку, - грустно ответил Джон, - Уже ночь, а день так и прошёл зазря… Да ещё этот дождь! Он уронил голову на стол и ненадолго забылся. Разбудил его чей-то робкий шорох, послышавшийся в углу за кучей пустых бутылок. Джон стряхнул пепел, подошёл, послушал. Ничего. «С бодуна что только не покажется!» - мелькнуло в больной голове. Заварил чифирь – пол пачки чая на кружку кипятка, и поставил настаиваться. Машинально отрезал кусок хлеба. Опять зашуршало, и из-за бутылок появилась усатая крыса. Посмотрев по сторонам, она, волоча длинный хвост, прошлась по грязному полу и уселась напротив Джона. - Привет, висельник! – ощерясь, пропищала она, - Ты только не бойся меня. И всё будет ОК! Джон с отвращением уставился на крысу. - Вы… Вы кто? Что за тварь?! Может это обыкновенный глюк? – только и смог глухо отреагировать он, держась за край стола, чтобы не свалиться на пол. Тварь усмехнулась, показав жёлтые зубы, и слегка пошевелила усами. - Какой глюк? Надо же! Ну, ты совсем плохой. А то не видишь кто? Конь в пальто, Люцифер с крылышками, Папа Римский, в конце концов Тебя это устраивает?. Джон, силясь что-то понять, морщил лоб. - Что вам от меня надо? – спросил он, облизывая побелевшие губы. - Мне? Ни-че-го, - протянула крыса, доедая хлебную крошку, - Я же слышала, как ты клянчил у этих, - она показала лапкой на потолок, - двадцать долларов, А всякие материальные просьбы для них, что снотворное. Видишь - все враз заснули. Или притворяются, что спят. Каждый думает о себе, такова философия жизни. Одна я не могла заснуть и вот, принесла тебе завалящие у меня в подвале эти несчастные доллары. Она протянула зелёную купюру. - Возьми их себе на память, хотя вряд ли они тебе теперь пригодятся. Хочу тебя обрадовать - там, в Риме - крыса опять показала лапкой наверх, - Кардиналы единогласно поддержали твоё намерение – повеситься по-человечески. Они посчитали, что это избавит тебя от нечеловеческих страданий и, заодно, оградит их от твоих постоянных просьб и стенаний. Тебе больше не придётся мучиться и клянчить эти доллары. Ты повесишься, и они превратят тебя во что-нибудь стоящее и полезное. Ну, например, в пустую бутылку из под водки, которая в жизни может ещё пригодиться, или в камень, на который кто-нибудь наступит и сломает себе ногу, или даже в красивую крысу, такую как я, например. Крыса кокетливо ощерилась и крутанулась вокруг себя. – Кстати! Если тебе и вправду повезёт, и ты превратишься в крысу - Приму, как самого дорогого гостя! «Нет, кажется я схожу с ума, - у Джона перехватило дыхание и лоб покрылся холодной испариной, - Зачем меня превращать в кого-то, тем более в крысу?» Он, с опаской поглядывая издали на злосчастную банкноту, но на всякий случай подвинулся ближе к двери. - К вашему сведению – вешаться я и не собираюсь, я ж просто так пошутил. - Смотрите на этого шутника! Это он с Богом запросто шутит. Нет уж, изволь выполнять то, что обещал. Это, кстати, прежде всего в твоих же интересах. Да все будут в выгоде! Даже я. Постарайся понять, пока ты ещё гомо сапиенс! Во-первых. Ты получил редкую возможность повеситься по-человечески, как настоящий венец природы, а не какая-то шелупонь. Во-вторых. В рай ты не попадёшь при всём желании, потому, что взгляни сам, - Крыса широко развела передние лапки и обвела глазами-бусинками всю комнату, - В какой грязи живёшь! Оборванные обои, пустые бутылки, окурки, рваное бельё, грязные носки и тряпки. Таких грязнуль туда не пускают. ты же там единственный сад испоганишь. - Какое ваше собачье дело? - огрызнулся Джон, - Вы что – санинспектор? - Ну, не собачье, положим. Я пришла проститься с тобой по-дружески. Мы же, как-никак, пока соседи, в одном доме живём. Ну, так слушай дальше. В-третьих. В ад тебя конечно примут с удовольствием. Ведь ты – лентяй, каких я не видывала. Палец о палец не ударил за всю жизнь. Ни работы, ни семьи, ни детей. Но ты и сам туда, в ад, вероятно, не шибко рвёшься. Да и какому идиоту захочется бесконечно жариться на адском огне? Ты же не совсем идиот? И теперь основное, четвёртое. Лучшим исходом для тебя, как ни крути, это безболезненная реинкарнация. И живи себе припеваючи, и в ус не дуй. Благодать! Крыса для убедительности повела усами и добавила: - Ну, и я не останусь в накладе. Каждый же думает о себе. Философия! Знаешь, надоело жить в сыром подвале – твоя комната останется за мной. Ну кто ещё на такую грязь позарится?! От услышанного, крыша у Джона поехала напрочь. «Смешалось всё - Ад, Рай, сад, да ещё какая-то реинкарнация. С ума сойти можно от всего этого. Тем более, что я ж ещё и не повесился. Да и зачем мне вешаться?» - крутилось у него в голове каким-то ужасом. - Джон, а как ты думаешь, что лучше - сойти с ума или повеситься? – вопрошала ехидно крыса, щерясь, - И то и то хорошо. Но сумасшедших кругом полно, и это уже стандарт. А ты будешь - единственный повешенный по-человечески. И крыса изобразила повешенного человека: - Вот такой! Джон судорожно икнул. - Вы что – совсем ненормальная? – от страха он совсем ослаб, голос осип и сделался беспомощным, - С какой стати я должен вешаться? Он глотнул уже остывший чифирь. В голове чуть просветлело. «Ах! Ё-моё! Ей же мою комнату захотелось!» - дошло до него. Крыса молча глядела на стрелки часов, словно ожидая чего-то. - Я тебе покажу философию жизни, - раздался голос Джона. И пустая бутылка с силой полетела в крысу… Внезапно сердито заскрипели дверцы часов, и кукушка, прокуковала шесть утра, завершая весь этот ночной кошмар. Куда-то сразу исчезла усатая крыса , со своей философией. Джон облегчённо вздохнул. Однако внимание его привлекла не исчезнувшая двадцатидолларовая купюра. «Ага, - подумалось ему, - значит это мне всё не приснилось, значит это не был глюк! Кажется доллары настоящие и день будет превосходный!» Настроение улучшилось... Не веря своим глазам, он на всякий случай, как бы случайно, прижал купюру ногой к полу. Затем, быстро засунул её в карман штанов. Вспомнив про падре, Джон допил чифирь и надел костюм. Хотелось выглядеть перед священником как-то попристойнее. Он давно не посещал костёл, с тех самых пор, как не стало матушки. Но помнил, как ходил туда исповедоваться, как каялся в грехах своих пред Богом и людьми, как выслушивал епитимью и обещал непременно исправиться. Только всё понапрасну. «Нет! Сегодня всё расскажу святому отцу. Обо всём, что ночью привиделось. А это чудо с появлением двадцати долларов!» Джон достал купюру из кармана штанов, зачем-то посмотрел её на просвет, и осторожно сложив пополам, положил в карман пиджака. Погода уже окончательно разгулялась, светило солнце и щебетали воробьи. Правой рукой Джон держал в кармане сложенную вдвое купюру, словно боясь её потерять. Но уже другие мысли начали беспокоить его. «Если чудо с появлением этих долларов произошло, значит оно произошло с ведома самого Всевышнего, или, в крайнем случае, нашего пастора. Значит они оба меня услышали и были не против, чтобы я просто, по-человечески, выпил, но не повесился. Так зачем мне сейчас идти в костёл исповедоваться? Какие грехи я буду замаливать, если я трезв, как… как никогда? Святой отец же сочтёт меня за ненормального». Джон остановился, соображая далее. «Не думаю, чтобы Господь или пастор, стали бы возражать, если бы узнали, что я сегодня выпью за их здоровье, за здоровье всех католиков, за это нежданное чудо - двадцать долларов, свалившееся на меня, (пусть оно повторяется хоть ежедневно!). Я даже за крысу выпью!», - решил он под конец. Мысли враз встали на свои места. - Вот она, жизненная философия, прости меня Господи, - пробормотал Джон, и с нетерпением открыл входную дверь винного супермаркета «RED and WHITE».** === *«Заставь дурака Богу молиться – он и лоб расшибёт" **КРАСНОЕ И БЕЛОЕ. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
