Про Иван-царевича и Василис

 

Жила-была в тридевятом царстве Василиса Премудрая. Царевной она там работала. Умненькая такая, Институт Всякоразных Отношений закончила, на пяти иностранных языках говорила, да и своим неплохо владела. А ещё стихи писала, музицировала и вышивала... Почему обязательно — крестиком? Как хотела, так и вышивала! На личико она была, прямо скажем... гм... ну, да с лица воды не пить. Вот, значит... А по соседству, в тридесятом королевстве, другая девушка жила. Тоже, между прочим, принцесса, и тоже Василиса. Только по фамилии Прекрасная. Фигурка точёная, губки бантиком, взгляд наивный — прелесть, что за девушка! Других талантов у неё, правда, не было... Так и ни к чему, пожалуй: не всем же лобзиком выпиливать, или там на арфе играть... Это покамест присказка, сказку-то дальше слушай.

Однажды Иван-царевич из тритринадцатого государства отправился в международное турне по странам третьего мира. И в тридевятом царстве побывал, и в тридесятом. Как уж он с Василисами познакомился — рассказывать не стану, это его сугубо личное дело. Обе ему приглянулись: с одной поговорить можно хоть о спектральном анализе, или там о современных методах борьбы с колорадским жуком, с другой — просто смотреть на звёзды, держась за руки и томно вздыхая. Стал Иван-царевич в гости к Василисам наведываться, ухаживать, то есть. Только не складывались отношения. Приедет к Премудрой — та днём на симпозиуме по оккультным наукам, или на фуршете по случаю взрыва сверхновой; по ночам в интернете пропадает, в «Вопросы-Ответы» на Мэйл.ру играет : сама мудрые вопросы задаёт, сама же и мудрые ответы к ним сочиняет. С Василисой Прекрасной и того не лучше: то губки накрасит — целоваться нельзя, то маникюр-педикюр наводит — обниматься не моги, а то просто голова болит. В общем, не до Ванюшки обеим. Вот, значит... Ему бы, царевичу-то, влюбиться в простую девушку по фамилии Скакалкина, или хоть даже Гульнова — ан нет, царскую кровь разжижать не положено, не по этикету. Так все трое и прожили жизнь девственниками. Дураки, прости Господи! Хоть и царские морды.

 

Про Колобка

 

Жил-был мальчик. Пухленький такой, розовощёкий! Имени мальчишки не помню, его за округлость форм все Колобком называли. Вот, говорят, толстые — они добрые. Неправду говорят. Злой мальчуган был, хоть с виду и симпатичный. И то сказать: родители-то его бросили, у деда с бабкой жил. От обиды на родителей, стало быть, решил и он тоже всех бросать. Вот, значит... А чтобы бросаться чем ни попадя, надо власть какую-никакую иметь. Или там деньги. Хорошо бы враз и то и другое. Вот и задумал Колобок свой бизнес завести. Со стартовым капиталом бабка с дедом помогли: по амбару помели, по сусекам поскребли... Пошли у Колобка дела в гору, да только не торопился он должок отдавать: вам, говорит, всё одно помирать скоро — зачем вам деньги? Так и маялись старики на пенсию копеечную, государственную, а Колобок жирел, пух, как на дрожжах. Но мало ему казалось, захотел расширить бизнес. Пригласил в компаньоны одноклассника, вихрастого такого, лопоухого парнишечку. Всё у нас, говорит, поровну будет, только ты уж вложись в дело адекватно. Тот с дуру избушку в элитном лесу продал, деньги Колобку отдал. Кинул его Колобок. Сам ещё толще стал, а одноклассник теперь на болоте с лешими от тоски воет. Вот, значит... Потом с криминальным авторитетом Серым снюхался, замутили они тему то ли контрабандную, то ли контрафактную. Серый считал себя матёрым, да только и его Колобок подставил. Серый опять на нары загремел, а Колобок ещё выше поднялся. Так высоко, что с самим Михал Михалычем (фамилию не скажу, и не проси) ручкаться стал. Михал Михалыч ему и льготы налоговые предоставил, и в депутаты протащил, а Колобок денежки через офшор вывел — да и был таков!

Скоро сказка сказывается, но пока Колобок в гору лез — за сорок перевалило. И захотелось ему, значит, счастья личного. А тут, откуда ни возьмись, как по заказу — девушка! Молоденькая, смешливая такая, наивная! Рыженькая. Она ему: я, говорит, господин Колобок, не такая, я девушка честная. Чтобы там в полюбовницы на ночь или две — ни за что! Вот если, к примеру, официальным браком, то я задумаюсь... Поехала у Колобка крыша на зыбкой любовной почве — женился. Что уж там рыженькая ему по ночам в толстые ушки шептала, как ублажала — не знаю, рядом со свечкой не стоял. Только постепенно переписала она на себя и жилплощадь столичную, и домик на побережье Лукоморском, а там и бизнес целиком к ручкам нежным прибрала. Вот, значит... И зачем ей, спрашивается, нужен теперь старый, толстый и нищий Колобок? Съела его рыженькая, как есть, съела! С потрохами.

 

Про репку

 

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был дед. Он, понятное дело, не сразу дедом стал, сначала на каком-то оборонном предприятии долго работал. А с возрастом к землице потянуло. И то сказать — смертушка не за горами, пора к землице привыкать. Ну, и взял в аренду гектар или два. Вот, значит... А пока не помер, решил овощ посадить на землице той. Репку. Выросла репка большая-пребольшая, не то что семья — семь деревень прокормиться могли б! Ему бы, старому, урожай снять, да на рынок, но тут у соседки брага поспела. Дед на ночь к соседке и подался. За рюмку и талию соседскую подержаться. Бабка, как водится, за скалку и валидол; внучка на дискотеку — сказала, что у подружки заночует; Жучка, как и внучка — на случку; кошка — дремать на окошко; а мышка на коврике спать улеглась — компьютерной прикинулась. Сгнила репка на корню, никому не досталась... И в чём тут мораль, спрашиваешь? Да какая там мораль — абсолютно аморальная семейка!

 

Про золотого петушка

 

Давно это было. При царе Горохе, вроде, а может, и раньше чуток. Не важно, главное — было, а иначе откуда бы я знал про тот случай? Не сам же сочинил... А если и сочинил немного — не велик грех! Ты слушай, слушай, не перебивай! Вот, значит... Приехала как-то к этому царю делегация международная. С подарками, как водится. Так уж во все времена заведено было: ежели надумал в гости припереться, тащи с собой хоть какую дрянь, но чтоб подарок! И эти, значит, тоже всякую всячину притаранили: кто браслетик самоцветный уральский, кто турецкую парчу на портянки, кто чёрствый пряник тульский. А один мужик петуха подарил. Невзрачного такого, тощего, облезлого. Царь его на бульон вначале пустить велел, да рукой махнул — невелик навар. Вот, значит... Само собой, царю гостей надо по-царски привечать, дабы худой молвы по свету не разнесли, так Горох и рад стараться — любил он пиры горой закатывать, чтоб и свой желудок порадовать! Выкатил медов настоянных, вин креплёных, водок разноцветных, из закуски маслов обглоданных да сухарей прошлогодних... Так разошёлся — уж гости кто не в своей тарелке, кто под столом, кто царицу исподтишка в углу оглаживает — требую продолжения банкета, кричит! Насилу его стрельцы под микитки сгребли, да в опочивальню сволокли, впопыхах о косяк головой припечатав. Ну, башка-то у царя крепкая, шишку почесал: несите мне, говорит, сигару потолще, чтоб торкнуло. Принесли, куда деваться — ему ж лично сигары-то Федька с карибских берегов присылал, не кому либо. Задымил Горох, да и уснул нечаянно, пожарную дружину не известив. Пока стрельцы вина с водками за гостей допивали, матрас-то под ним и пыхнул! Понятное дело, спал-то небось на всём натуральном, на соломе. В общем, загорелся терем. А людишки-то спят все, и гости, и стрельцы, и челядь — похрапывают, беды не чуют! Вот, значит... Один петушок облезлый, царю дарёный, не спит — как увидал своего тёзку, петуха огненного, орать принялся. Да не слышит никто, дрыхнут, черти полосатые! Петушок, бедолага, орёт, надрывается — не просыпается люд, хоть ты умри! Начал он тогда клевать всех, кто под клюв попадался: кого в ногу приложит, кого в нос... Пока метался, попал случайно в царские покои, а там из-под одеяла белые царские телеса торчат — он и долбанул от души! Подскочил Горох, зад потирает, а петушок-то изжарился уже, свалился замертво. Герой, раскудрит его через коромысло! Спас, значит, империю-то, через свою смерть. Вот, значит... Царь опосля пожара распорядился памятник петуху отлить, из чистого золота, да поцерителлистей. Но народец у нас ушлый: золотишко по карманам распихали, а для отвода глаз царских изваяли — так, мелочь, чижика-пыжика из бронзы. И того потом умыкнули, да не раз!.. Что ты заладил: не ве-ерю — тоже мне, Станиславский выискался! О том событии присловица в народе сложилась, между прочим: «пока жареный петух в зад не клюнет», вот! А слово у нас — мудрое, на века!