Венок сонетов с необыкновенным названием был написан в 1909 г., опубликован в следующем году (в составе первого сборника стихов) за несколько месяцев до 33-летия автора. Мастер сонетов, Волошин одним из первых в России создает цикл сонетов в форме венка. Стихи отличает безукоризненность формы. Они очень выразительны. Но кроме «пластичной и красочной изобразительности» в них чувствуется страстное желание автора поделиться тем, что открылось ему за время длительных исканий самого себя. Об этой стороне цикла (в смысле понимания читателями) так вспоминает он в 1925 г. в «Автобиографии»: «религиозный и оккультный элемент казался смутным и непонятным, хотя и здесь я стремился к ясности, краткой выразительности". Увлечение Волошина теософией, а в дальнейшем антропософией проходило, можно сказать, в момент зачатия последней: с основоположником антропософии Р.Штейнером он лично знакомится в 1905 г., посещает его лекции. А простым читателям вряд ли было ведомо основополагающее понятие теории «Жизнедух», который переносит душу человека от одного бытия к другому и подчиняется закону перевоплощения, закону повторяющихся земных жизней. То же самое можно сказать и о читателях 80-х годов прошлого столетия, когда наследие Волошина стало потихоньку всплывать на поверхность литературной жизни. Ведь тогда мало кто имел представление о какой-то там антропософии – все оккультные теории признавались псевдонаучными. За последнее время многое изменилось: издается журнал «Антропософия и современный мир», функционирует сайт «Антропософия в России», в каталоге которого можно найти бесчисленное множество работ по данной теории. Вопрос лишь в том, можем ли мы, окрыленные соответствующими знаниями, сбросить флер тайн, окутывающий цикл. Ниже постараемся ответить на этот вопрос. Проблема усугубляется еще и тем, что Волошин не был реалистом в поэзии, точнее, он был символистом, а еще точнее, был близок по взглядам к дионисийскому, петербуржскому уклону в этом течении, которое возглавлял Вяч. Иванов. Что это значит? А то, что поэты-символисты в стихах выражают в основном свои чувства и переживания с помощью отвлеченных символов-образов. А у конкретного читателя эти образы могут вызывать совершенно иные ассоциации, и, следовательно, смысл стихов представляется ему совершенно другим. В этом отношении очень показательна история с незадачливым поэтом из рассказа К.Чапека «Поэт», ставшим свидетелем одного дорожного происшествия: машина сбила старушку. Ничего путного в полицейском участке он сказать не мог. Положение спасли стихи, родившиеся под впечатлением события: … О шея лебедя! О грудь! О барабан и эти палочки – трагедии знаменье! И только анализ образов, проведенный САМИМ автором, помог воссоздать всю картину. Оказалось, что шея лебедя – это цифра «два», грудь – три, а барабан и палочки – цифра «пять». А в итоге получился номер машины, сбившей женщину… Начнем с самого начала, а именно, с названия. Corona Astralis в переводе с латинского означает «звездная корона» или «звездный венок». Думаю, название очень подходящее, если учесть космический характер первого сонета: В мирах любви неверные кометы, Сквозь горних сфер мерцающий Стожар – Клубы огня, мятущийся пожар, Вселенских бурь блуждающие светы… Мы правим путь свой к Солнцу, как Икар..., – пятого : Полночных Солнц к себе нас манят светы… В колодцах труб пытливый тонет взгляд. Алмазный бег вселенные стремят: Системы звезд, туманности, планеты. От Альфы Пса до Веги и от Беты Медведицы до трепетных Плеяд – Они простор небесный бороздят, Творя во тьме обеты и свершенья… – и упоминания Луны, Солнца и некоторых планет в 3-м, 6-м, 9-м, 13-м, 14-м сонетах. Но здесь надо учитывать сильное влияние на мировоззрение Волошина тех лет антропософии Штейнера, который полагал, что человек – гражданин трех миров: своим телом он принадлежит миру, воспринимаемому органами чувств; душой он создает себе собственный мир; через его дух перед ним раскрывается мир, который выше этих миров. А в русскоязычной оккультной литературе Astralis переводится, вне строго астрономического контекста, словом «астральный», что значит: относящийся к миру эмоций и чувств человека. И действительно, весь цикл пронизан «слепым мятежом», «безумьем снов», «болью внежизненных обид», «ветрами тоски», «срывами воль», «темными восторгами расставанья». Благодаря слову, имеющему, можно сказать, два противоположных значения, в названии примиряются (а возможно – противопоставляются) две сферы – физический мир и мир души. Отсюда можно сделать вывод, что в произведении пойдет речь о двойственной природе человека. Форма рассматриваемого произведения (венок…), повторяясь в названии (corona), уже сама по себе определяет содержание как замкнутую цепь определенных воплощений. Такое удивительное единство формы и содержания очень характерно для творчества Волошина. Считается, что в этой работе отражено мировоззрение Волошина, и оно существенно отличается от прописных истин оккультных и религиозных знаний. В своем дневнике поэт отмечал: «Проповедь дает созревший плод - чужой. А в душе надо только зерно, из которого может вырасти дерево, которое принесет этот плод». В цикле раскрывается смысл жизни, но не без помощи всех тех многочисленных знаний, которые получил студент-недоучка (в 1900 г. оставил юридический факультет Московского университета) за годы странствий по Европе, кропотливого самообразования и общения с известными деятелями культуры и науки. На обывательском уровне ответ на вопрос «в чем смысл жизни?» зачастую сводится к поиску неуловимого счастья. На уровне людей, умудренных опытом, не раз сталкивавшихся с непреодолимыми трудностями, ввергнутых в пучину безысходности, единственным способом устоять является обретение Бога. И наконец в рамках многих эзотерических теорий смысл отдельной человеческой жизни – способствовать очередному восхождению Духа, временно погруженного в материальную оболочку. А. Безант, являвшаяся главой теософского общества, от которого отпочковалась антропософия, в книге «Загадки жизни и как теософия отвечает на них», пишет: «Он <Дух> изошел от Бога чистым от греха, но лишенным виденья и бесполезным за пределами высокой области своего рождения; возвращается же он после своего долгого странствия мудрым и сильным Сыном Бога, готовым внести в грядущее свою долю как исполнитель Божественной Воли, как участник в непрестанно расширяющихся пределах сознательного служения». Волошина вряд ли можно назвать обывателем, не был он и фанатически верующим, не являлся адептом эзотерических ведов. И все же он был простым смертным, и все перечисленное в большей или меньшей степени уживалось в нем. Вот что говорил он о себе со слов своего духовного отца Арсения, когда в 1924 г., будучи в Москве, зашел в первый раз к нему в церковь: «Я действительно Максимилиан Александрович, фамилия Волошин, по «профессии» – поэт, художник-акварелист, не совсем удачный философ-мыслитель, вечный искатель истины, ходатай по чужим делам, выдумщик и человек с не очень удачной (сумбурной) личной жизнью; по своей природе – поэт, художник и мечтатель, любитель красоты, в том числе и женской, и ощущаю свою греховность перед Богом. Живу в Крыму, в Коктебеле, приехал в Москву по делам и для того, чтобы зайти в Ваш храм и переговорить с Вами... Я, отец Арсений, все время ищу Бога, ощущаю Его близость и даже неоправданную ко мне Его милость и снисхождение, но я – большой грешник». Основой поиска своего места в жизни, его главной движущей силой и залогом реализации желаемого является Любовь. «В мирах любви неверные кометы»... Этими словами начинается и, разумеется, кончается цикл. Вся цепочка развития духа: сотворение мира и грехопадение (сонет1,2), многократное погружение Духа в материю с осознанием (сонет 3) и познанием окружающего мира (сонет 4) и возможное восхождение, которому неминуемо предшествует смерть ( сонет 5) – обусловлена главным божественным постулатом – Любовью к Богу. Здесь автор делится тем непознанным, находящимся за пределами материального мира, но что он чувствует и понимает. На мой взгляд, наиболее живым, одухотворенным в этой последовательности является сонет 3: Явь наших снов земля не истребит! В парче лучей истают тихо зори, Журчанье утр сольется в дневном хоре, Ущербный серп истлеет и сгорит. Седая зыбь в алмазы раздробит Снопы лучей, рассыпанные в море, Но тех ночей – разверстых на Фаворе, Блеск близких солнц в душе не победит. Нас не слепят полдневные экстазы Земных пустынь, ни жидкие топазы. Ни токи смол, ни золото лучей, Мы шелком душ, как ризами одеты, Нам ведом день немеркнущих ночей, – Полночных солнц к себе нас манят светы. От головокружительной метафоричности (атрибута поэзии символизма) аж дух захватывает: «в парче лучей», «снопы лучей», «золото лучей», «истают тихо зори», «журчанье утр», «шелком душ», «полночных солнц». Повсеместное вкрапление в стихи оксюморонов (стилистических оборотов, в которых семантически-контрастные слова образуют неожиданное смысловое единство) – также находка символизма (такой прием впервые начал широко использовать родоначальник русского символизма В. Брюсов): «день немеркнущих ночей», «полночных Солнц». Это и «закатов незакатных» (сонет 1), и «слепые бродят светы» (сонет 5), и « землей убелена» (сонет 12). Затронув мимоходом стилистику стихов, хотелось бы отметить богатое использование в тексте мифологических и евангельских сюжетов, главным образом, в виде аллегорий. В стихах лишь раз упоминается слово «смерть», но не с чувством ужаса или осознанием непоправимого: «Кто, встретив смерть, в смущенье клонит взоры» (сонет 11). Смерть воспринимается как граница между разными по физической природе временными отрезками длительного процесса. Сбрасывание физической оболочки подается в виде аллегорий : «в водах Леты», «Орковых ключей» (ключи мертвой воды, бьющие в загробном мире бога Оркуса), «теней Персефонеи» (жена Аида, владычица царства усопших), «Изиды пелена» (другими словами, смерть). Продолжая раскрытие фабулы цикла, переходим к сонету 6. Здесь говорится о бессмертии Духа: «В нем время спит, как в недрах пирамид». И весь опыт и знания, накопленные им в своих предыдущих воплощениях, хранит наше подсознание: «И память нас томит», « В нас тлеет боль внежизненных обид», «Гробницы Солнц! Миров погибших Урна! И труп Луны и мертвый лик Сатурна – Запомнит мозг и сердце сохранит» В сонете 7, где в последний раз прямо упоминается Дух, (и это понятно, так как заканчивается исследование его инволюции-эволюции), говорится о том, что он лишен половых различий: …Но пусть огонь и жалит и язвит Певучий дух, задушенный телами, – Лаокоон, опутанными узлами Горючих змей, напрягся и молчит… На наслаждения плоти намекает аллегория (опять же с мифологическим контекстом): Лаокоон символизирует мужское начало, горючие змеи – женское. Для характеристики Духа привлекается многокрасочная палитра эпитетов: «дерзкий» (сонет 1), «темный» (сонет 4), «звездный» (сонет 5), «горький» (сонет 6), «певучий» (сонет 7). В сонете 8 все внимание автора обращено уже только на человека, причем Волошинского склада: Изгнанники, скитальцы и поэты, – Кто жаждал быть, но стать ничем не смог… У птиц – гнездо, у зверя – темный лог. А посох – нам и нищенства заветы. Долг не свершен, не сдержаны обеты, Не пройден путь, и жребий нас обрек Мечтам всех троп, скитаньям всех дорог… Расплескан мед и песни не допеты. О, в срывах воль найти, познать себя, И, горький стыд смиренно возлюбя, Припасть к земле, искать в пустыне воду. К чужим шатрам идти просить свой хлеб, Подобным стать бродячему рапсоду – Тому, кто зряч, но светом дня ослеп. В противоположность сонету 6, где речь идет о бессмертии, здесь все сводится к неминуемому концу, к невозможности реализовать весь творческий потенциал из-за быстротечности жизни: «Кто жаждал быть, но стать ничем не смог», «Долг не свершен, не сдержаны обеты», «Не пройден путь», «Расплескан мед и песни не допеты». Эти строки во многом пророческие: поэту было отведено лишь 55 лет для претворения своих поистине безграничных творческих желаний. Проведя немало лет во Франции, он овладел в совершенстве французским и профессионально переводил Клоделя, Гонкуров, Сен-Виктора, Верхарна и др., занимался литературоведением, искусствоведением, отдавая предпочтение передвижникам. Хорошо известна его монография о Сурикове. Чтобы лучше ориентироваться в живописи, начинает рисовать сам, достигнув мастерства в технике акварели. Проще перечислить тех представителей Серебряного века, кто не побывал в его знаменитом Доме поэта, чем делать обратное. Знаниями он овладевал, что называется, из первого источника, а поэтому жизнь (до 1917 г.) проходила в основном на колесах. При знакомстве с работой В.П. Купченко (директор дома-музея М.А. Волошина) «Хронологическая канва жизни и творчества М.А. Волошина» просто рябит в глазах от бесчисленных названий мест, где поэт побывал, и фамилий знаменитых людей, с которыми он был знаком. Для критики в этом сонете есть редкая находка: «Подобным стать бродячему рапсоду». В строке не допустим плеоназм «бродячий рапсод». Ведь рапсод (из Ожеговского словаря) и есть СТРАНСТВУЮЩИЙ певец. Но, с другой стороны, может быть, во времена Волошина в это слово вкладывался несколько иной смысл. Именно из-за того, что поэт постоянно шлифовал, оттачивал, полировал свои стихи, критики находят его поэзию несколько «холодной», с «головным» характером. Рассмотрение эволюции Духа было бы неполным, если бы автор не сослался на ее пик, когда Дух достигает такого уровня организации, что не нуждается в дальнейших инволюциях, а после своего очередного восхождения навсегда покидает землю, чтобы занять место одесную Отца как его Сын. Этому, а точнее, Христу посвящаются сонеты 9-13: «Тому, кто жив и брошен в темный склеп» (сонет 9), «Кому земля – священный край изгнанья» (сонет 10), «Он тот, кому погибель не дана» (сонет 11), «Кто в чашу нег не выжал виноград» (сонет 12), «Своей тоски – навеки одинокой, Как зыбь морей, пустынной и широкой, – Он не отдаст. Кто оцет жаждал – тот И в самый миг последнего страданья Не мирный путь блаженства изберет, А темные восторги расставанья» (сонет 13). И наконец самый пленительный, на мой взгляд, сонет 14: А темные восторги расставанья, А пепел грез и боль свиданий нам, Нам не ступать по синим лунным льнам, Нам не хранить стыдливого молчанья. Мы шепчем все ненужные признанья, От милых рук бежим к обманным снам, Не видим лиц и верим именам, Томясь в путях напрасного скитанья. Со всех сторон из мглы глядят на нас Зрачки чужих, всегда враждебных глаз Ни светом звезд, ни солнцем не согреты, Стремя свой путь в пространстве вечной тьмы,– В себе несем свое изгнанье мы – В мирах любви неверные кометы! По-прежнему звучат космические мотивы: «по синим лунным льнам», «светом звезд», «солнцем», «в пространстве вечной тьмы», «неверные кометы». Но к ним присоединяется, как мне кажется, еще одна тема: безвозвратно потерянных светлых чувств. Сонет можно считать реквиемом по любви к своей первой жене Маргарите Сабашниковой. Они познакомились в 1903 г. Высокообразованная красавица 19 лет от роду, с большими способностями к рисованию и стихосложению, увлекавшаяся оккультизмом. (Именно она знакомит Волошина со Штейнером). На первый взгляд, абсолютная гармония и общность интересов. Спустя три года – бракосочетание. В статье Н. Богомолова «Эротика в русской поэзии - от символистов до обэриутов» обращает на себя внимание следующая фраза: «В ряду совершенно особых семейных отношений людей эпохи символизма (хорошо известная семейная драма Блока, треугольник Белый - Нина Петровская - Брюсов, история третьего брака Вяч. Иванова и пр.) брак Волошина и Сабашниковой также был отмечен "особой метой"». Здесь следует напомнить, какое большое значение символисты придавали мгновениям страсти, « где земной мир прикасается к иным бытиям» по словам Брюсова (даже в Соrona Astralis присутствует соответствующая терминология: «экстазы земных пустынь» (сонет 3), «экстаз безвыходной тюрьмы» в сонете 7). И если Брюсов, Бальмонт ловили эти мгновения в специальных заведениях, то Вяч. Иванову для получения желаемого требовалось иное окружение. Центральной идеей Иванова 1905-1907г.г. было формирование "единой души бесчисленных дыханий" во время регулярных «сред» в Башне и поиск своего "хорового тела". Идея соборности как постепенного соединения людей в общении не только духовном, но и телесном была предпринята в начале 1907 года с М.В. Сабашниковой-Волошиной и отчасти с самим Волошиным. Судя по дневникам поэта 1907-1908 г.г. именно это вызвало отчуждение Волошина от прекрасной Маргариты и дальнейший распад их отношений. Хотя эта страница любовных отношений не полностью закрыта, открывается новая. В жизни Волошина появляется Е.И. Дмитриева. Именно ей посвящается изысканный венок. Поэт знакомится с ней зимой 1908 г., а летом вместе с Н.Гумилевым она приезжает в Коктебель. Она, так же, как и Маргарита, имеет отношение к оккультизму, натура очень экзальтированная. Вот как рассказывает Елизавета Ивановна о себе со слов Волошина, приведенных им в дневнике: « Мне было 13 лет, когда в мою жизнь вошел тот человек... Он был насмешлив и едок. Мама очень любила его. И тогда начался кошмар моей жизни. Я ему очень многим обязана. Он много говорил со мной. Он хотел, чтобы все во мне пробудилось сразу. Когда же этого не случилось, он говорил, что я такая же, как все. Он хотел, чтобы я была страшно образованна. Он, я потом поняла это, занимался оккультизмом, он дал мне первые основы теософии, но он не был теософом. И он был влюблен в меня, он требовал от меня любви; я в то время еще не понимала совсем ничего. Я иногда соглашалась и говорила, что буду его любить, и тогда он начинал насмехаться надо мной. Его жена знала и ревновала меня. Она делала мне ужасные сцены. Все забывали, что мне 13 лет. Да... Макс, это было... Он взял меня». Corona Astralis создается в августе. Именно на это время приходится пик их романа. Следовательно, Елизавета Дмитриева была музой поэта при написании космических сонетов, раскрывающих тайны мирозданья. В исследовании Е. Кузьмина «Оккультизм в "Corona Astralis" Максимилиана Волошина» дается несколько иная интерпретация фабулы произведения. Там большое внимание уделяется докладу Волошина «Пути Эроса», прочитанному им в Москве в феврале 1907 г. Автор не без основания считает, что основные положения доклада отражены в поэтических образах цикла. Но, думаю, в целом смысл венка воспринимается однозначно: жизнь отдельного человека не случайна. Это определенный, мизерный отрезок на несоизмеримо длинном пути к Богу. К этому можно добавить: от того, как проживешь свою жизнь, зависит длина оставшегося восхождения. Познакомившись с данной работой, можно наверняка сделать вывод: она не является универсальным ключиком ко всем тайнам Corona Astralis . Хотя бы потому, что у каждого читателя свое восприятие некоторых моментов, главным образом , из-за многослойности представляемых в произведении образов. Например, Е. Кузьмин фразу «Полночных солнц к себе нас манят светы» (сонеты 3,4) интерпретирует как возникновение полового влечения: «При этом возникновение пола расценивается как инволюция. Ее символом выступает ночное солнце: "Полночных солнц к себе нас манят светы". Этот образ противоположен реальному дневному светилу, сопоставимому с Богом». А мне в этой фразе видятся далекие звездные миры, которые человек на определенной ступени своей эволюции стремится познать. Разгадка ряда образов данного цикла сродни расшифровке вещих снов. И с первого раза, без многократного прочтения, обдумывания и сопоставления не стоит надеяться на удачу. Истина откроется позже, и у каждого читателя она будет своя. Библиография. 1. Волошин М. Избранное. - Минск: Мастацкая литаратура, 1993 2. Волошин, М. Автобиография // Воспоминания о Максимилиане Волошине. М.: Советский писатель, 1990 3. Волошин, М. История моей души // Волошин, Максимилиан. Автобиографическая проза. Дневники. - М: Книга, 1991 |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
