Дверная ручка – это ещё не дверь. (четвёртое правило «б») 29 января 1943 год. Сталинград. Радиограмма в ставку Адольфа Гитлера по случаю дня его рождения: «Адольфу Гитлеру! 6-я армия поздравляет своего фюрера со славной годовщиной! Флаг со свастикой по-прежнему реет над Сталинградом. Пусть наша борьба послужит назиданием настоящему и будущим поколениям. Даже в безвыходной ситуации солдат Рейха не сдается! Хайль, мой фюрер! Паулюс». *** 30.01.43г. 19:35 Сталинград. Подвал Центрального универмага. Штаб командующего 6-й немецкой армией Паулюса. Совещание штаба 6-й армии. Присутствовали: адъютант командующего полковник Адам, генерал Пфейффер, генерал фон Зейдлиц-Курцбах, генерал Гейтц, гененрал- лейтенант Шмидт, генерал-майор Росске, командующий 6-й армией генерал-фельдмаршал Паулюс. Повестка совещания: Возможность продолжения боевых действий. Возможность прорыва окружения. … Пфейффер: …А я и предлагаю направить к русским парламентёров для переговоров по временному прекращению огня. Шмидт: Хельмут, не будьте таким наивным. Здесь, увы, не Франция и не Польша. Этот Ваш шаг ничего не даст. Русские не пойдут на переговоры, и вы это прекрасно знаете. Для них важна только капитуляция. Причём – чем быстрее мы капитулируем, тем лучше для нас… Пфейффер: Тогда наш долг – перед фюрером и Германией – достойно уйти из жизни, как пример всем нашим офицерам, а не сдаваться, чтобы потом быть расстрелянными или замерзать у русских в сибирских лагерях… Паулюс (перебивая): Мы уже и так замерзаем. Идиот! Не думаю, что в этой Сибири будет холоднее!.. Зейдлиц: Господа, какая разница – сдаться или застрелиться! Конец один. И мы все его знаем… Что с того, что моя попытка прорыва окончилась неудачей? В ней многие наши офицеры уже доказали, что они – истинные патриоты Германии, и не отдали себя в лапы врага. Надо решиться! Поэтому я предлагаю с честью… Шмидт (перебивая): Вы, я смотрю, провидец… Не поэтому ли Вы подбивали своих офицеров на самоубийства после собственной неудачи? А теперь про честь болтаете!.. Что же сами не застрелились?.. К тому же мы не должны ломать себе голову над дальнейшими действиями вместо фюрера, а Вы, генерал фон Зейдлиц, не должен делать этого вместо командующего!.. Пфейффер: Я думаю, что выскажу общее мнение – наш фюрер и наш народ ждут от нас великого и не очерняющего честь офицера поступка!... Паулюс (перебивает, хлопнув ладонью по столу): Не имею ни малейшего желания стреляться ради этого богемного ефрейтора! Хватит ему и того, что в этом проклятом городе ежедневно больше солдат гибнет от холода и отсутствия продовольствия, чем от пуль и снарядов русских!.. Где его обещанная еда, где боеприпасы и подкрепление? Вон там. За Волгой, на полях валяются… Гейтц: Фридрих, зачем же тогда Вы вчера послали приветственную радиограмму фюреру, поздравляя его с юбилейной датой? Ведь она сыграла далеко не последнюю роль в присвоении Вам звания фельдмаршала… Паулюс: Не мелите вздор! Вы прекрасно понимаете, для чего фельдмаршальские погоны даются генералам в той безвыходной ситуации, в которой мы очутились… А насчёт радиограммы – это к Шмидту (поклон в сторону генерала Шмидта). Генерал тут без меня командует, и вы все это знаете. Пользуетесь тем, что ваш начальник и болен, и ранен!.. Каждый из вас все свои делишки за моей спиной провернуть старается!.. Шмидт, я про Вас говорю – Вы же произнесли сейчас речь насчёт того, кто кому подчиняться должен… Старая лиса!... (закашлялся). А Вы, Гейтц, что, уже вытащили свои заранее приготовленные белые флаги? Да, те самые, которые ещё две недели назад приказали соорудить… Что, не так? Молчите? Правильно делаете, что молчите… Гейтц: Я никогда не молчал, Фридрих. Я скажу больше, всем здесь скажу – вспомните прусского генерала Йорка фон Вартенбурга. Он спас свой корпус, заключив соглашение с русским императором вопреки приказу своего короля! И немцы вернулись домой живыми. Не мёртвыми! Паулюс: Тогда уж вспомни и про отступление Наполеона, и что сталось с его армией на Березине. А ведь он только оставил эту русскую Москву. Как ты сейчас предлагаешь бежать из этого разрушенного города… Я правильно тебя понял? Шмидт: Мне кажется, что этот разговор беспредметен. Каждый для себя уже всё решил. Как и я. Как и Вы, Фридрих. Как и солдаты наши тоже… Паулюс (ни на кого не глядя): Решил? Немцев с каждым днём становится всё меньше и меньше. Скоро наши фрау уже станут рожать от англичан, французов, или, упаси бог, от русских. Не будет в Германии больше ни Гансов, ни Фрицев, ни Иоганнов. Ни Зигфридов… Потому что все они останутся вот здесь, в этой проклятой стране! В этой мёрзлой земле. В этих развалинах… А я не хочу этого, понимаете – не хочу! Я не хочу, чтобы немецкие матери и жены прокляли меня, как убийцу их сыновей, их мужей… (поворачивает лицо к генералам и шепчет) И вы, я думаю, не хотите… Вот Рейхенау хотел. И где он сейчас? Что, молчите? Молчите… Росске: Может, тогда нам следует выйти к русским из этого подвала и согласиться на капитуляцию? Но как быть тогда с теми нашими частями, у которых отсутствует с нами связь, с северной группой генерал- полковника Штреккера? Ведь они будут стрелять. Они будут воевать… Паулюс: Плевать!.. В отличии от вас всех, я понимаю, что военная история уже вынесла мне свой приговор. Я никому больше ничего не буду объяснять… Штреккер пусть сам ведёт переговоры. Я ему уже не нянька!.. Всё уже сказано… Я ранен. Я устал… А теперь – оставьте меня… *** Из воспоминаний лейтенанта 297-й пехотной дивизии Густава Шрайке: «…Две жительницы Сталинграда в течение целого часа растирали мои обмороженные ноги. При этом они с жалостью смотрели на меня и говорили, что грех умирать таким молодым… В январские морозы 43 года сталинградские женщины пекли хлеб из прелого зерна и нередко соглашались обменять свои ещё тёплые буханки на кусок мороженой конины… Многие из нас именно благодаря им остались живы, и в конце концов всё-таки вернулись в Германию. К своим семьям…». *** Из воспоминаний начальника штаба 64-й армии генерал-майора Ласкина Ивана Андреевича: «…Вместе с полковником Бурмаковым мы пошли к переднему краю. На пути были руины, приходилось осторожно обходить их. В окопах недалеко от универмага нас встретил небольшого роста старший лейтенант Латышев, командир 2-го батальона. Он доложил, что местность заминирована, и посоветовал двигаться по тропе, которой пользовались немцы. Так мы и поступили. Первым по узенькой тропке на снегу пошел комбат, за ним – я. За мной – полковник Бурмаков, переводчик и наши адъютанты. Стрельбы на нашем участке не было. Около универмага путь нам преградили несколько немецких автоматчиков с оружием наизготовку. Охрана штаба. Рослые, хмурые солдаты. Выйдя вперед, я отстранил с тропки двух из них и спросил, как пройти в штаб. Жестами они показали на вход в подвал. Спустившись по каменной лестнице, мы оказались в тёмном полуподвальном помещении. Окна были заложены мешками с песком. Здесь были люди. Нас немцы в темноте не опознали. Вытянув вперед руки, мы пошли вдоль стены вглубь наугад. Однажды я чертыхнулся и, видимо, слишком громко, потому что комбат – он шел впереди – вдруг остановился и зашептал: – Товарищ генерал, тише, кругом фашисты. Наткнулись на дверь в стене. Я приказал открыть. За дверью была большая комната. В большой комнате было полутемно. На длинном столе – тусклая керосиновая лампа, на другом столе – огарок свечи. Все в табачном дыму. Смрад. Хаос – разбросаны чемоданы, каски, какие-то вещи. За столами сидели и стояли несколько военных в форме командного состава. Офицеры и генералы. Они о чем-то разговаривали между собой. Вдоль стен на грязном полу сидели десятка полтора солдат с телефонными аппаратами. Я громко скомандовал по-русски: – Встать! Руки вверх! Все повернулись к нам, но команду выполнили немногие. Я повторил ее более резко. Мои спутники показали ее движением автоматов. На этот раз поднялись все немцы. Я объявил всех пленными и подошел к столу. Один из военных, стоявших с поднятыми руками, сказал, что он – генерал-лейтенант Шмидт, начальник штаба 6-й армии, и может вести переговоры о капитуляции только с официальным представителем Рокоссовского. Я назвал свою должность, воинское звание, фамилию и сказал, что являюсь официальным представителем и уполномочен вести такие переговоры и принять капитуляцию немецких войск. Шмидт сообщил, что здесь находится генерал-майор Росске, командующий южной группой войск. Росске представился четко, по- военному. За ним представились другие военные. Тут к нам подошли полковник Лукин и подполковник Мутовин, которые отправились к немцам ранее. Они доложили, что их группа, а также подполковник Винокур и старший лейтенант Ильченко, который первым пошел в немецкий штаб, уже пытались вести предварительные переговоры о капитуляции, но немцы настаивают на представителе с нашей стороны на уровне генерала. Никто из наших офицеров не был допущен и к Паулюсу. Я шутя заметил, что один вопрос уже решен – генерал есть… …Мы спросили, где командующий Паулюс. Шмидт ответил, что фельдмаршал – это звание ему присвоено вчера – находится в одной из соседних комнат, он неважно себя чувствует. Я предложил пригласить командующего сюда, чтобы вести переговоры с ним. Шмидт отправился с докладом. А я послал старшего лейтенанта Латышева, чтобы взять под нашу охрану комнату Паулюса…». *** Донесение № 0079/ОП 02.02.1943г. 18:30 Москва. Кремль. Товарищу Сталину Товарищ Сталин. Выполняя Ваш приказ, Войска Донского фронта в 16.00 2.02.1943 г. закончили разгром и уничтожение окруженной Сталинградской группировки противника… В связи с полной ликвидацией окруженных войск противника, боевые действия в городе Сталинграде и в районе Сталинграда прекращены… Представитель Ставки маршал артиллерии Воронов Генерал-полковник Рокоссовский *** ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ПО ВОЙСКАМ ДОНСКОГО ФРОНТА. ДОНСКОЙ ФРОНТ. Представителю Ставки Верховного Главнокомандования маршалу артиллерии тов. ВОРОНОВУ. Командующему войсками Донского фронта генерал-полковнику тов. РОКОССОВСКОМУ. Поздравляю Вас и войска Донского фронта с успешным завершением ликвидации окруженных под Сталинградом вражеских войск. Объявляю благодарность всем бойцам, командирам и политработникам Донского фронта за отличные боевые действия. Верховный Главнокомандующий И. СТАЛИН Москва, Кремль. 2 февраля 1943 года. *** Американская газета "Курьер Джорналл" 4 февраля 1943 год. «...Уроки Сталинграда ясны, но кое-кому не нравиться Учитель, который их преподал. Многие вынуждены были не только восхищаться храбростью русских, но и дрожать при мысли о том, что с проявленным здесь духом, выдержкой и совершенно несгибаемой волей нам придется столкнуться на мирной конференции, да и в дальнейшем – тоже...». |