Жил один мужик с женой и детьми в большом рубленом доме - сам

срубил. И теща с ними старая жила, потому как свово супруга пережила, а

одной скушно в четырех стенах обитать. Да и за внуками кому-то

приглядывать надо, пока зять с дочкой по работам ошиваются.

Этот зять-мужик здоровски за воротник закладывал. До того допился -

получку перестал домой приносить. Жена с тещей уже и уговаривали его, и

корили, и грозили участковым - как горох о стену. У него на все их доводы

был один весомый аргумент:

- Хто в доме хозяин? Потому - цыц и нишкните, не то обе завтра на улице

будете.

Довел семью до того, что теща однажды заявила:

- Ты, зятек, наверное не знаешь, что моя бабушка была ведьмой. И меня

кое-чему научила. Вот тебе мой сказ: не бросишь пить - прокляну.

А мужик пьяненько хихикает:

- Да плевал я на все твои проклятья с высокой колокольни. Не боюсь

ничего, а в нечисть всякую тем паче не верю.

- Не боишься, говоришь?- зыркнула на него теща.- А слабо в полночь, с

работы домой через кладбище круг дать?

- Да я и без твоего "слабо" там тыщу раз ходил,- уже откровеннно

заливается зятек. Так что ты проиграла, теща.

- Ну, это ты без моего наказу ходил,- продолжала сверлить его взглядом

теща.- А вот попробуй еще разок, в пятницу, да тринадцатого числа при том

- посмотрим, как проскочишь погост.

А у зятька от ее слов, даром что пьяный, а в доме тепло - морозцем вроде по

шкуре так прошлось - ажно передернуло. Одначе так же хорохорится, виду

не показывает.

- Пройду, старая, на что хошь спорим.

- Да условие-то одно: спужаесси - навек бросаешь водку хлестать, даже на

понюх не приближаешься к ней. Не забоишься - сама тебе буду каждое утро

на опохмел давать, из своей пенсии. Идет?- хитро спросила теща.

- Еще как идет!

В тот день, а была как раз пятница и к тому же тринадцатое, как на грех,

зятек "напринимался" с приятелями на работе так, что еле ноги волочил. До

полуночи причащались, в кустах возле кладбища - чтоб участковый не

застукал ненароком. Наконец, после отвальной рюмки, все засобирались по

домам - проходом сбоку кладбища, по накатанной дороге.

- Вы как хотите, а я напрямки пойду, так в два раза короче,- заявил тут

зятек.

- Да ты че, с дуба рухнул?- принялись его отговаривать.- Не знаешь, что ли,

что по нашему старинному кладбищу в такие вот ночки мертвяки проклятые

разгуливают, души меняют- старые на новые? Ну сам посуди, какая жизнь

будет опосля, с проклятой душой-то?

- Слыхал я эти сказочки, уже не раз,- ухмыльнулся зятек, показывая

приятелям топор, отточенный до остроты бритвы.- Вот против этого ни один

мертвяк не устоит, будь у него даже переизбыток кальция в костях.

И пошел себе вперевалочку, насвистывая что-то там из репертуара то ли

Верки Сердючки, то ли "Песняров" - по тропинке напрямую через погост.

Ну, приятели, покрутив для порядку у висков пальцами, тоже расползлись

по своим домам.

А ночка хмурая выдалась, с небольшим ветерком прохдадным - полная луна

за тучками то спрячется, то опять выглянет. Оттого по могилкам и крестам

тени метаются всяческие, различные-неприличные. А на старинных

могилках огоньки голубые по надгробьям прыгают-мельтешат, так зазывно

танцуют - вроде в гости к себе приглашают...

Чувствует зять - напрасно он с тещей спор этот затеял, ой напрасно! Одно

дело, когда набравшись под завязку, без предупреждение кладбище

проходишь, как мимо общежития какого-нибудь. И совсем другое -

специально шлепать через все эти кресты и ограды, да еще и с

тещенькиным напутствием в придачу. А тут еще эта пятница с тринадцатым

в мыслях засела... Совсем с ритма свист мужика сбился, да и звучит уже не

так задорно и жизнерадостно, самая середина погоста под ногами... и вдруг

слышит - сбоку, из зарослей сирени, ему кто-то подсвистывает, ладком и не

фальшивя. Мужик прекратил свистеть - сбоку тоже затихло. А вновь начать

"Гоп, гей гоп!" уже духу не хватает, да и губы вмиг пересохли - одно

шипение выходит. Да какой там "гоп", когда ноги с перепугу уже понесли

не в ту степь, дорожку потерявши. И тут же, сбившись с протоптанного, на

ощупь обнял в темноте зять нечто деревянное. А при луне увидел - крест

обнимает, а с фотокарточки эмалевой ему череп подмигивает по-

приятельски эдак, вполне дружелюбно, между прочим. М-да, но не в такой

же обстановке...

Враз протрезвев, заметался зятек между могилами, ищет утерянную

тропинку. А сбоку из кустов, вдруг противно, по-козлиному:

- Бе-е-е-е...беееррри левеееее.

Подсказывает, значит, направление, д-доброжелатель хренов!

Ну, зять уже обезумел от ужаса настолько, что любая подсказка сейчас

звучала для него как бы приказом - прямиком в мозг, без всяческих там

посредников. Он послушно рванулся влево. И тут же почувствовал, как чьи-

то стальные когти, пропоров рубаху спереди, царапнули ему живот и цепко

ухватились за полу пиджака - не пущают, значит, влево. Ага, так вот где

она, "Пятница, 13", вместях с "Кошмарами на улице Вязов"!

И тут он вспомнил о топоре, зажатом в его руке. Прихватив когти, зять что

есть силы рубанул по тому месту, где у них должно бы находиться

запястье... смачно хряснуло и враз отпустило. Тут же забегали-заплясали

голубые огоньки, приближаясь к зятю с ближайшего захоронения, а сбоку

отозвалось воплем на удар:

- Ой, больно как! Ручку ведь отрубил, недоно...

Разрыва сердца у зятя, конечно, не случилось - организм, хоть и пропитой,

но крепкий еще. А вот неожиданность внизу - в полном объеме. Она же, как

ракете на старте, придала его телу дополнительную скорость - рванувшись

влево, он пулей пролетел по тропинке оставшееся расстояние до края

погоста. Бежал бы и дальше, но остановил ручей, протекавший по краю

кладбища. Забросив в ручей когтистую лапу, зять на полном ходу врубился

в него, как спущенный со стапелей корабль.

Кстати оказался ручей - в его водах зять, отдышавшись и раздевшись,

выстирал загаженные штаны - дочиста, безо всяких там "Фейри" и прочего

химнатюрморта.

Затем, покурив, чем немного согнал стресс, решил все же отыскать на дне

ручья свой трофей - когтистую стальную лапу. А когда нашел, повертел ее в

руках и с нервным смешком зашвырнул обратно - оказались обыкновенные

грабли с обрубленной ручкой.

 

- Ну, тёща…