МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ КРОВИ

 

В начале было НИЧТО. Не Нечто, а НИЧТО. Никто не может сказать, что это такое. Наше сознание не может ни воспринять, ни осознать, ни сравнить с чем-либо это понятие. В этом НИЧТО находилось Яйцо. Однажды Яйцо треснуло, хрустальная скорлупа разлетелась, и в мире появился новорожденный Бог.

Бог был один, и не было у него ни имени, ни формы, ни образа. Бог блаженствовал, как блаженствует младенец во чреве матери. И было Ничто, кружащиеся хрустальные осколки Яйца и младенец Бог. И познал Бог блаженство не деяния, и надоело оно ему. И захотел Бог познать муки творчества. И первым делом создал Бог убийцу своего – Время. Время не было Богом, но властвовало надо всем. Со временем умирали галактики и вселенные, со временем умирали Боги.

Осознав, что он сделал, Бог не испугался. Но, поскольку он знал, что ничего вечного нет, и что рано или поздно придёт срок умереть и ему, начал Бог творить то, что могло остаться и пережить Его.

Бог разделил Порядок и Хаос, создал Пространство, создал Свет и Тьму.

Когда мы начинаем строить жилища и храмы, то, в скудности ума своего и возможностей своих, закладываем фундамент, а затем возводим стены и завершаем всё куполом или крышей. Для Бога нет ни верха, ни низа, и поэтому, начал он творить с великого, а затем стал отделывать детали. В творениях Божьих есть малое, но нет мелкого, ибо любое творение Его есть дело великое.

Из осколков Яйца сотворил Бог Солнца и звёзды, волею своею создал Вселенные и галактики, создал Господь планеты разнообразные, создал Твердь и Хлябь, создал пустыни и горы, создал реки и моря, собирающие воды этих рек. И стал населять Бог планеты растениями и существами.

Время текло неумолимо, и хотя все считали, что Бог бессмертен, но сам он знал, что срок приближается. И создал Бог себе в помощь других богов. И повелел им так же – творить. Боги создавали существа странные и различные. Было время, когда властвовали растения, затем время когда властвовали насекомые, потом пресмыкающиеся. Боги создавали гигантов, которых еле выдерживала земля, горных великанов, троллей, эльфов, гномов, боги возвышали одни племена, но через мгновение стирали их с лица земли.

Боги и племена враждовали между собой и друг с другом. Однажды Бог, тот самый, первый, создал существ, которых назвал людьми. И только он и люди обладали уникальным даром – творить новых богов!

Я отложил «Историю планет и народов» великого мыслителя и философа Галуа Мангазийца по прозвищу Бродяга. Капли дождя барабанили по стенам, по крыше, по булыжной мостовой. И только куски полированного кварца, закрывающие проёмы окон, защищенные охранным заклинанием, поставленным Нарой, не давал им возможности попасть в моё жилище.

Старая Нара долго работала над этим заклинанием. Сначала она предложила мне вместо прозрачных полированных кусков, привезенного из-за моря и стоящих немало эскудо, поставить обычный, местный кварц. Даже во дворцах знати в окнах старались использовать материал, добытый недалеко от Эстэбана. Местный был мутный, желтоватый, с тёмными вкраплениями, но благодаря этому защищал хозяев от любопытных взоров, да и пустить прицельно стрелу или арбалетный болт было непросто. Я понимал Нару, и был согласен с ней. Но выбрала она для разговора неподходящий момент. Мой напарник Арчим, при задержании шайки Кривого Роба, получил стрелу в живот и вскоре скончался. Он был один из немногих, кто относился ко мне по дружески, и его потеря выбила меня из колеи. Я считал, что в его смерти есть большая доля моей вины, поэтому ходил раздраженный, и хотя понимал что старая моя тётушка права, поступил вопреки её разумного совета. Вот и пришлось ей ломать голову над хитрым заклинанием. Конечно, как и всё, что делала Нара, сделано оно было на совесть и защищало оконные проёмы и от осадков и от ветра, и от брошенного камня и от вражеских самострелов.

Котелок, с холодной тушёной телятиной и фруктами на столе, вызывал раздражение. Хотелось чего-нибудь горячего, а перед горячим и после – крепкого. На полках стояли несколько кувшинов с вином, наливками, настойками, темные бутылки с хлебной водкой настоянной и на смородиновых почках, на тёрне, на дыне и еще на каких-то ароматных травах, кореньях и плодах. Нара была хозяйственной дамой и не боялась экспериментировать. Но сейчас мне хотелось в хорчму, к теплому очагу, к запаху пригоревшей каши, к шуму, из-за которого не было бы слышно проклятого дождя.

Протянув руку, я прикоснулся к одному из шести светильников, и Светлый Дух на мгновение окутал мою ладонь.

- Отдыхай! – подмигнул я огоньку, в ответ он мигнул мне, как будто мог слышать и понимать шутки. Духи не нуждались в отдыхе. Да и какой может быть отдых у того, перед кем открыта Вечность?

Жил я в районе, где селились купцы среднего достатка, чиновники, военные. Небольшие аккуратные домики с небольшими участками земли были похожи друг на друга как орехи с одного куста лещины. Мой был двухповерховый. На первом располагалась кухня и гостиная, на втором спальня и рабочий кабинет.

Обстановку можно было назвать скромной. В кабинете стояла небольшая конторка, на которой лежала стопка бумаги, дюжина заточенных перьев, массивная бронзовая чернильница. Вдоль стен стояли стеллажи, заставленные книгами. Здесь были списки с трудов философов Континента, исторические хроники, записки купцов и путешественников, наблюдения астрономов. В спальне стояла крепкая, без всяких изысков, кровать. Большой мешок, со свежей соломой, заменял матрас. Две небольшие подушки, набитые травой и обтянутые плотными синими наволочками без всяких вышивок и украшений, валиками лежали в изголовье. Вдоль стены стояли три шкафа, заполненные различной одеждой.

Должность моя называлась «старший сыскарь», работа заключалась в розыске и задержании воров, убийц, грабителей и прочего отребья. Поэтому мне приходилось переодеваться то купцом, то ремесленником, то побирушкой. На стенах, в специальных зажимах, висели, мачены, дротики, арбалеты большие, осадные пробивающие металлический панцирь за сто шагов, и маленькие, которые можно было спрятать под одеждой. В тулах теснились болты и стрелы с разными наконечниками.

С аскетизмом верхнего этажа моя тётушка смирилась, но нижние помещения были отделаны по её вкусу. Кухня была просто шикарной. Кроме варочной плиты, на которой можно было жарить, варить, тушить, томить молоко, был ещё и очаг. Иногда Нара устраивала праздники, и тогда над очагом, на вертеле, жарились туши кабанчиков, бычков или сразу нескольких гусей. В шкафчиках стояли глиняные горшочки и стеклянные пузырьки с притёртыми пробками, в которых хранились специи и приправы. А медные, начищенные до блеска, сковороды, кастрюли, горшочки могли заставить позеленеть от зависти любую хозяйку.

Кухня соединялась с гостиной проёмом, через который свободно могли пройти трое крепких мужчин.

На широких лавках можно было спать, как на кроватях. Порой Нара оставалась ночевать у меня, хотя на моё предложение, переехать и жить вместе постоянно отвечала отказом.

- Вдруг тебе захочется пригласить и оставить на ночь подружку, а я буду тебе мешаться…

По утрам в гостиной мне нравилось проводить разминочные упражнения – правила.

Прикрыв дверь, я увидел маленького паучка, быстро бегущего к центру паутины.

- Бди! – паучок, которого звали Тимон, тоже был одним из охранно-сторожевых заклинаний, созданных для меня тётушкой.

Капли застучали по жесткой шкуре, из которой был сделан дождевик. Самые нахальные забирались в дырочки, и, скользнув по шее, стремились вдоль хребта вниз, к тому месту, из которого обычно растут ноги, а у некоторых и хвост. Ветер раскачивал деревья, и неясные тени метались по стенам домов.

Хорчемный двор был хорошо освещён. Старый гном-хорчмарь, имени, которого никто уже и не помнил, отзывался на прозвище Хозяин. Скуповатый, как и все гномы, он в делах, сулящих выгоду, шёл на любые траты. Когда работники устанавливали светильники со Светлыми Душами на крыше, на стенах, во дворе, все бездельники, живущие по близости, приходили поглазеть и посмеяться над выжившим из ума Хозяином. Действительно, кто в здравом рассудке станет освещать не помещение, которое для себя, для близких, для посетителей, в конце концов, а наружный двор, который почти улица? Это что же, за свои деньги стараться для всех?

А так, как смех сушит и раздирает глотку, приходилось покупать пиво или квас, благо разносчики, нанятые хорчмарём, сновали в толпе с огромными туесами, в которых были не только освежающие горло напитки, но и вкуснейшие пироги с требухой, мелкая соленая рыбка, отварные раки и прочая мелочь, которая проваливается в желудок, и кажется, что, заплатив за неё грош, можно насытиться на неделю. Но, выпив несколько глотков (или кружек!), организм требовал чего-то более существенного. И вот, насмешники решали зайти посидеть за столом, так, ненадолго, заморить червячка. А кормили у Хозяина не только вкусно, но и обильно, поэтому застолье продолжалось часами.

В непогоду или в темное время, когда и пальцы вытянутой руки разглядишь с трудом, освещенный двор притягивал к себе странников как выдержанный гречишный мёд голодных мух. Поэтому у Хозяина всегда было многолюдно, шумно, а что бы было относительно спокойно, что бы не чинили посетители беспутства и мордобоя, для городовых и околоточных всегда была наготове миска горячего сытного варева и кувшинчик вина за счёт заведения.

В хорчме можно было встретить купцов в богатых мантиях, ремесленников, продавших свои изделия, бородатых землепашцев, в простой домотканой одежде. Здесь собирались надменные солдаты и весёлые проститутки, попрошайки и калеки, у которых порой бывало денег больше, чем у разряженных щеголей, жрецы самых странных культов и студенты, предпочитавшие кружку вина лекциям зануд-профессоров, приземистые гномы с курчавыми бородами и хрупкие эльфы, невозмутимые горгулы и скандальные гоблины, тролли и люди, Проводники в тёмных балахонах, с капюшонами, надвинутыми чуть ли не до подбородка, и орки. Посетители были лысыми и волосатыми, огромными и маленькими, с кожей всех цветов и оттенков.

Когда молодой ещё Хозяин открыл хорчму, ничем не выделялась она среди прочих подобных заведений в городе. Большой зал со столами и лавками для посетителей да кухня, для стряпух и поваров. Но со временем стал он пристраивать новые помещения. Да какие! То отделает зал под пещеру, то под аристократический замок, то под палубу корабля, то под сельскую избу, а то и просто сделает тёмное помещение, что бы можно было незаметно встретиться и перекинуться парой слов с нужным собеседником. Вот и сейчас, в «тёмной», за столиком, около стены, сидели мои соплеменники Гвелл и Квел. Одетые в темные мешковатые камзолы, полосатые панталоны, они могли затеряться в любой толпе. Шляпы, из тяжёлого плотного материала, с темными перьями и широкими полями, могли скрыть лицо, а при случае могли спасти жизнь, защитив от удара по голове. По слухам, они были наемными убийцами. Пока наши пути не пересекались. Но я чувствовал, что рано или поздно, мне придётся схватиться с ними. По некоторым признакам, я видел, что им были знакомы приёмы оркинбоя. Но насколько высоко их мастерство, мне предстояло выяснить при подходящем случае.

Я стоял в дверях, осматриваясь и размышляя, в какой из залов направиться. В спину слегка толкнуло, послышалось тихое извинение, и тёмный силуэт скользнул мимо меня. Наконец решившись, я шагнул навстречу шуму и сбивающим с ног, мощным запахам.

Ещё одним новшеством, придуманным Хозяином, были крепкие дубовые колышки, вбитые в стену около стоявших в углу жаровен. В ненастную погоду или в мороз можно было повесить на них свою накидку. Выходя из хорчмы, посетитель накидывал на себя теплый высохший плащ или балахон. Правда, для этого требовалось время. И, коли хочешь быть в теплой, сухой одежде, сиди, жди, а что бы быстрее прошло время закажи лишнюю кружечку для сугрева и миску наваристой каши с мясом.

Я не любитель шастать по хорчмам и едальням, возможно, где-то готовят вкуснее и лучше чем Нара, но по долгу службы, мне, как старшему сыскарю, приходится бывать в таких местах, где обитают существа странные и премерзкие. А порой, как сейчас, накатит плохое настроение и хочется оторваться от книг, написанных мудрецами, от размышлений о сути бытия, и окунуться в атмосферу шума, разгула и разврата, ввязаться, забыв, что я страж порядка, в драку, разбить пару-тройку поганых рож …

Правда, многие считают, что такое настроение у орков постоянно. А хорошего не бывает вообще.

- А, вот и господин Каба′н, повелитель свиней!

- Я не Каба′н, я Ка′бан Савиньи хэр Фрейя …

- Чей-чей ты хэр? Какой свиньи?

Лапочка сидел на скамье, как всегда в окружении девушек. Правой рукой он обнимал за плечи Эстелу – весёлую, рыженькую ведьмочку, работавшую в Департаменте то ли секретарём, то ли младшим писцом. Левой рукой прижимал за талию Герду – жгучую брюнетку-трольчиху, сыскаря из Отделения контроля и безопасности.

Третья, красавица-блондинка, стоящая за спиной Лапочки, сама обнимала его за шею, что-то шепча в изящное, острое ушко. Бр-р, какая гадость, впрочем, что взять с голубой эльфийской лягушки.

- Послушай, ты, червяк! – мои мышцы вздулись, готовясь разорвать негодяя на мелкие клочки.

- Не волнуйся, мой друг, - в руке Лапидиуса появился, словно из воздуха, острый узкий клинок, остриё было направлено в моё горло, - от волнения, та жижа, что течёт в твоих жилах, может подняться в голову и брызнуть из всех щелей. Тогда нам всем придется покинуть это гостеприимное заведение.

- Почему? – пискнула блондинка.

- Потому что ни одно существо, кроме орка не в состоянии будет вынести такой вони!

Эльф и его подруги захохотали. Да и на лицах посетителей появились плохо скрываемые ухмылки.

Я кинулся на Лапочку не смотря на ту иголку, что он держал в руках, но Гелл и Квелл повисли на мне, им на помощь пришли другие, возникла небольшая куча-мала. Кое-кто, пользуясь представленной возможностью, старался сунуть мне в бок кулаком или ногой, не потому, что любили Лапидиуса, а скорее потому, что не любили сыскарей и та′йников.

- Разойтись! – зычный командный голос перекрыл шум. В дверях, ведущих в маленький зал для особых посетителей, стоял Командор. В правой руке он держал заднюю ножку поросенка, приготовленную ему Хозяйским поваром по специальному рецепту, известному только им двоим. Левая ладонь нервно мяла вышитую салфетку.

Как всегда, приказ Командора выполнился мгновенно. В наступившей тишине раздавалось только шипение капель жира, падавших с жарившейся на вертеле туши.

- Когда-нибудь Ка′бан убьёт тебя.

- Убью! – тяжело дыша, пообещал я.

- Старший сыскарь, закрой пасть. И пока я не дам тебе разрешения, будешь держать её на замке. А пока вы оба – каменный палец Командора показал, кого именно из присутствующих он имел в виду – бегом отсюда. Можно даже не одеваясь. Завтра утром жду вас у себя.

С горгульями вообще тяжело спорить, а возражать Командору просто бесполезно.

Повернувшись, мы пошли к жаровням за накидками. Девушки, пошептавшись, то же стали собираться, стараясь помочь Лапидиусу.

- Ещё увидимся – буркнул я, стараясь просверлить эльфийскую спину ненавидящим взглядом.

- До встречи, Ка′бан! – не разобравшись в смысле сказанного рыженькая Эстела одарила меня растерянной улыбкой.

Лапидиус Тибольд кон Сильвер вышел гордо, с надменно поднятой головой. Мне показалось, что его сопровождают не три симпатичные девушки, а целая плеяда царственных предков. Что ж, мне никогда не удавалось победить его в словесных стычках. Нужные, ядовитые слова почему-то приходили на ум потом, иногда через несколько дней.

Ругая про себя, на чем свет стоит, голубое эльфийское отродье, я, голодный и злой, отправился под дождём обратно домой.

 

Эльфы, гномы, тролли и прочие создания постоянно воевали друг с другом. Те, кого брали в плен, становились рабами. Тяжкий труд, пытки, издевательства ждали несчастных. Рабы завидовали павшим. Но, рабов было мало. Эльфийские чародеи первыми стали проводить опыты по созданию рабов для своих нужд. Неизвестно, кому первому пришло в голову такое название, но оно укоренилось, и созданных с помощью магии существ стали называть орками. Каким, в понятии эльфов должен был быть идеальный раб?

Сильным, выносливым, употребляющим любую пищу. Желательно, что бы можно было различать, какому хозяину принадлежит раб. Лицо раба не обязательно должно быть привлекательным, а тем более одухотворённым. А умственные способности должны быть сведены к самому минимуму. Достаточно, что бы рабы понимали и выполняли команды.

Первые орки были созданиями магическими. Но с помощью колдовства создать много рабов невозможно. Тогда эльфы наделили орков репродуктивной функцией и сделали разнополыми.

Маленькие глаза, глубоко спрятанные под надбровными дугами, плоские, невыразительные лица со слабо выраженной мимикой, чуть обозначенный нос, скорее два отверстия, необходимые для дыхания, большой рот с клыками и крепкими зубами, способными перемалывать любую пищу. А вот тело было крепким, мускулистым, приспособленным к любой работе, способное переносить низкие температуры Севера и зной пустынь Юга. Кожа, в зависимости от пожелания владельца могла быть синей, зелёной, красной, коричневой или чёрной.

Обычными орудиями труда орков были мачены, тяжелые большие ножи, почти мечи. Острие отсутствовало вообще. Тупое, широкое у вершины лезвие немного сужалось к основанию, заканчиваясь рукояткой с простыми деревянными накладками.

На протяжении веков орки работали на полях эльфов, в шахтах гномов, служили пищей троллям, таскали тяжести для гоблинов.

Восстания орков вспыхивали словно пожар. Тяжёлые мачены в крепких руках крушили кожаные доспехи пехоты, хотя были бессильны против металлических кольчуг и броней рыцарей. Выжженные дотла деревни и городища, убитые, а порой замученные до смерти или съеденные заживо жители, вот что оставалось от орковладельцев. Но хозяева жестоко подавляли мятежи. Орки старались не сдаваться живыми. Любая жестокость вызывает ответную жестокость. После подавления бунтов оставшихся в живых наказывали.

Реки краснели от пролитой крови, вороны не могли взлететь, нажравшись падали. Вдоль дорог ветви деревьев ломались от тяжести повешенных и распятых.

Часть уцелевших, возили по всему Континенту, устраивая в городах и весях, не затронутых восстаниями, публичные казни.

Так повторялось веками. В песнях и сказаниях, передаваемых орками из поколения в поколение, восхвалялись герои, павшие за свободу. Рабы подсматривали у гномов-оружейников секреты изготовления оружия, подслушивали у магов заговоры, у воинов основы боевых искусств, разрабатывались свои методы ведения рукопашного боя с оружием и без оружия. Так зарождался оркинбой.

И вновь вспыхивали восстания, и вновь жестоко подавлялись. Орков боялись и ненавидели все народцы, ими пугали маленьких детей. Но злейшими врагами орков были сотворившие их эльфы.

Однажды, в одном из кланов, родился розовый орк. Такого цвета кожи, привычного среди людей или эльфов, у орков не было никогда. Старики сразу предсказали розовому орку великую судьбу. Его назвали Пинкл.

Пророчество сбылось. Пинкл сумел объединить разные кланы, возглавил новое восстание. Над отрядами он ставил мастеров оркинбоя, его орды одерживали одну победу за другой. И однажды жители Континетна осознали – это не просто очередное восстание, создаётся новое государство – империя орков.

Прошли века. Границы государств постоянно менялись, но детская драчливость юных народов сменялась пониманием: лучше торговать, чем воевать. А торговля нуждается в стабильности, безопасности границ и дорог, в четких и понятных законах.

 

Книга выскользнула из рук, но на пол не упала. Даже сквозь дрёму я успел подхватить и бережно положить её на чисто выскобленный стол.

Колокольчик, на который Нара вывела охранные заклинания от окна и двери, заливался тревожным звоном.

Я осторожно подошёл к окну. К прозрачному кварцу прилип красный бумажный голубь – сигнал срочного вызова, посланный дежурной ведьмочкой.

Уловив мою ауру, голубь раскрылся в лист бумаги, на которой была нарисована схема с местом сбора. Подождав, пока послание растворится в холодных струях, я, накинув дождевик, вышел во двор.

Мой самоход стоял под навесом, когда я сел, Грешные Души, казалось, взвыли от нетерпения. Плавный поворот жезла и меня вынесло на мокрые улицы Эстэбана.

Обычно я предпочитаю ходить пешком, сам характер моей работы предполагает неторопливость и незаметность. Иногда, в случае оперативной необходимости, могу проехать верхом на коне, но сейчас, учитывая срочность вызова и расстояние, которое необходимо преодолеть, самоход был самым подходящим средством передвижения.

Мне приходилось бывать в этом аристократическом районе. Не смотря на демократичность Острова, знать, приехавшая с Континента, жила в шикарных домах-замках, построенных на прибрежных возвышенностях. Рядом располагались районы, застроенные домами классом ниже, но даже в них орк, пусть даже и состоящий на службе, был персоной, скажем так, не совсем желательной.

Возле нужного мне дома стояли мокрые лошади, самоходы, дежурная карета с гербом Департамента.

- Что случилось? – спросил я у стражника.

- Не знаю. Но говорят, там Лапочка такого наделал, такого…

Проходя через залы, каждый из которых был в несколько раз больше моей квартиры, я бегло осматривал мебель, старинные гобелены, картины, стараясь все отложить в памяти. Вряд ли меня пустят сюда ещё раз, поэтому каждую мелочь необходимо запомнить, что бы потом, в необходимый момент, извлечь с нужной полочки.

Столовая. Вокруг круглого стола с гербом кон Сильверов, стояли три стула, один лежал на полу. На спинках стульев гербы. Осколки разбитой посуды, скатерть, пропитанная вином. Я пошевелил ногой осколки, опустил палец в осколок графина, попробовал. Обычная вода.

Кровать в спальне была размером с небольшой спортивный зал. Мне трудно представить, как можно спать на таких конструкциях. Правда, если спать одному. Или вдвоём. Но даже вчетвером им не было тесно.

Во всяком случае, ещё оставалось место для анатома, осматривающего тела.

- Значит так, - вытирая руки, начал Потрошитель, - трудно сказать, что нашло на Лапидиуса, но первым ударом он проткнул эльфийку. Остальные видимо не осознали, что случилось, поэтому не среагировали сразу. Вторым ударом он поразил Герду, но клинок, пробив сердце, застрял между рёбрами, и к тому же мышцы трольчихи гораздо плотнее эльфийских. Падая, Герда повернулась, и клинок сломался. Конечно, если бы это был мефрил, оружие осталось бы целым, но у Тибольда был наш, штатный. Эстела пыталась бежать, но Лапочка ударил её рукоятью в затылок, а затем остатком клинка перерезал горло. Этого ему показалось мало, и он принялся, в буквальном смысле, потрошить девушек…

Возле двери слабо пискнуло. Сантей, молоденький эльф-стажёр, побледнев и закатив глаза, опускался на пол. Марион, детектив первого класса, еле успел подхватить его своей каменной рукой. Ходили слухи, что Марион был родственником Командора, и продвигался по служебной лестнице благодаря протекции дяди. Возможно это и так, но лично мне он нравился своим спокойствием и невозмутимостью.

- Как умер Тибольд?

Потрошитель повернулся в мою сторону.

- А кто сказал, что он умер?

Анатом перевернул Лапочку на спину. Лицо эльфа покрывала смертельна бледность. В правой руке он продолжал сжимать сломанный клинок. Веки дергались, пытаясь раскрыться, губы шевелились, из уголка рта вытекала и пузырилась тягучая темная жижа.

- Так он жив?

Я ухватил Лапидиуса за кружевной ворот рубахи и рывком приблизил к себе. Веки эльфа наконец приоткрылись, глазные яблоки вращались в разные стороны.

- По-мо-ги, хэр… - наверное, кроме меня, тихого шёпота не разобрал никто. Но рисковать я не собирался. Моя ладонь несколько раз соприкоснулась с бледной кожей Лапочкиной физиономии. От пощёчин голова эльфа мотнулась из стороны в сторону. Маленькая капелька голубой крови выползла из носа и свернулась на губе. Плохо, очень плохо.

- Поганая лягушка! Ты убил Эстелу! Вчера у Хозяина она обещала встретиться со мной.

Ругаясь, я продолжал наносить пощёчины. Потрошитель открыл рот, пытаясь что-то сказать, мне пришлось кинуть на него косой взгляд и ощериться, показав жёлтые клыки. Нашего анатома словно сдуло ветром. Наконец из носа Тибольда кровь потекла небольшой струйкой. Взявшись двумя пальцами за разбитый нос, я несколько раз повернул его в стороны. Лапочка застонал. Глянув на ладонь, полную эльфийской крови и голубых соплей, я вытер её об рубашку на предплечье левой руки. Возможно, Нара сумеет отстирать, а возможно придётся выбросить.

- Грязный ублюдок! Сколько красивых девушек ты загубил? Я сумею выбить из тебя признание. Ты мне расскажешь не только про тех, что лежат в твоей постели, но и о тех, которых ты убивал раньше…

- Ка′бан, перестань!

- Молчать! – Я обвёл свирепым взглядом замерших сослуживцев.

- Если кто посмеет вмешаться – убью!

Схватив Лапочку, я подтащил его к фонтану для умывания и сунул голову в воду. Когда эльф перестал шевелиться, мои ладони резко соприкоснулись с его почками. Тело дернулось, выгнулось, и я нанёс несколько сильных ударов кулаками в живот.

Поток воды из глотки Тибольда можно было сравнить со струей, которую выпускают киты.

- Спрашиваю ещё раз: кого, когда, и при каких обстоятельствах ты убил раньше?

Лапочка попытался встать. У меня немного отлегло от сердца.

- Не можешь вспомнить? Придётся освежить твою больную голову.

Я повторил экзекуцию ещё раз, и ещё. Лапидиус стонал, лужа воды из фонтана и остатки полупереваренной пищи растекались по полу, но его кожа, наконец-то, стала приобретать естественный голубоватый оттенок, глаза перестали разбегаться в разные стороны, взгляд становился осмысленным.

- Может быть хватит, Ка′бан?

Развернув Лапочку лицом к сослуживцам, я задал ему новый вопрос:

- Кто из этих подонков был с тобой?

Лапидиус отрицательно помотал головой.

- Значит, тех подонков, что были с тобой, здесь, среди этих подонков, нет?

Снова отрицательный кивок.

Зажав голову эльфа подмышкой, я несколько раз ударил его коленом в живот. На этот раз изо рта выскочило несколько кусочков пищи и небольшая струйка желчи. Прямо в карман моей куртки.

- Отводишь душу, Савиньи? – Командор умел, когда это необходимо, появляться бесшумно.

- Никак нет! Провожу предварительное дознание.

- Ну, ну. И какие же выводы ты успел сделать?

- Кое-какие мысли есть, но необходимо время. Разрешите продолжить?

- Отставить, старший сыскарь!

Командор слегка помахал ладонью перед носом.

- На сегодня ты свободен. Возвращайся домой, вымойся, смени одежду, - улыбка тронула каменные губы горгула, - а завтра с утра зайдешь ко мне. И постарайся привести свои мысли в порядок.

Я шагнул к выходу. Командир продолжал отдавать приказы:

- Сантей, Марион, отвезёте Лапидиуса в Департамент, посадите в отдельную камеру, обеспечите охрану, никого не допускать. Утром я им лично займусь.

Холодные струи секли по лицу, но я старался плотнее держать накидку, оберегая рубаху и куртку от воды.

***

Даже сейчас, когда у меня было неотложное дело, я не мог сделать простую вещь – поднять руку и постучать в дверь. Наверное, хозяин почувствовал гостя, а может быть, сработало охранное заклинание, но дверь неожиданно открылась.

- Заходи, мальчик, промокнешь.

Старый гном едва доходил мне до плеча. Учитывая, что на голове у него был ночной колпак красного цвета. Когда-то франт и щеголь, теперь он был закутан в потертый халат, стоптанные тапочки с загнутыми носами, от которых я не мог оторвать глаз.

- Входи, мне вредно стоять на сквозняках.

Пригнув голову, я шагнул внутрь. Раньше мне часто приходилось бывать в этой домике, похожим изнутри на пещеру. Прошло всего полтора года после смерти сына, а Брен постарел на несколько десятков лет. Тёмно-коричневые глаза выцвели, стали водянистого цвета. Огненно-рыжая, курчавая борода, в которой едва пробивалась седина, стала пегой, грязно-серого цвета.

- По-прежнему винишь себя?

Я утвердительно кивнул головой.

- Не надо. Я знаю, твоей вины в смерти Арчима нет. Ты приказал одеть брони, но мой мальчик был очень упрям. К тому же он верил в свою счастливую звезду.

- Командир должен проверять, как выполняются его распоряжения. Мне стоило задержаться на несколько минут и просто проверить…

- Но остальные выполнили твой приказ.

- Выполнили. И остались в живых. Но они не были моими друзьями. Как Арчим.

Брен тяжело вздохнул и подкинул в очаг кривое берёзовое поленце.

- Тебя привели воспоминания или есть дело?

Я рассказал, что случилось с Лапидиусом Тибольдом.

- Теперь его обвиняют в убийстве.

- Ты сказал, обвиняют? А как считаешь ты?

У Бренна было тонкое чутьё.

- Я не люблю эльфов. Это, видимо у нас в крови. Среди них встречаются и не такие противные, как Лапочка. Порой, я ненавижу его, но в убийстве он не виноват.

- Продолжай.

- Девушек зверски разрезали, практически выпотрошили. Но на одежде эльфа следов крови на груди и животе, там, где её должно быть больше всего, нет. Вся комната залита кровью, а руки чуть-чуть испачканы. Посуда в комнате перебита, еда разбросана, можно предположить, что, буйствуя, Лапидиус крушил всё вокруг. Но его посуда хорошего качества. Донышки стаканов, из которых пили гости толстые. Пили они хорошее вино, бутылок из-под водки нет. А вино не запивают. Если оно кому-то кажется крепким, его разбавляют водой из кувшина. Вместе с хозяином в комнате найдено четверо. А донышек стаканов шесть. Значит, были ещё двое.

Брен проработал сыскарём семьдесят лет. Арчим очень гордился отцом, пошёл по его стопам. По некоторым запутанным делам мы обращались к нему за советом. Опыт и чутьё старого розыскника не раз выручали нас.

- Клинок был зажат в правой руке Тибольда. Удар в затылок Эстеле нанесли слева, разрез на горле начинается от правой скулы и идёт влево, чуть-чуть не доходя до ключицы.

Брен понимающе кивнул головой.

- Ты считаешь, что орудовал левша?

- В том числе. Лапидиус, в разгар веселья, встал, чтобы впустить кого-то. Причём, он хорошо знал вошедших, и, кроме того, доверял им. Но в спальню не повёл. Они сели за стол, Лапочка поставил два чистых стакана, налил вина…

Я сделал глоток грушевого сидра и продолжал.

- На полу, на кровати рассыпан серый порошок. Мне кажется, это пыльца лотоса. Серый лотос на Острове не растёт, его родина на Континенте, в Кхитае. Удовольствие это очень дорогое и опасное. За контрабанду наркотиков полагается смертная казнь. Местное отребье одурманивает себя коноплёй, маком, болиголовом, отварами ядовитых грибов. Пыльца лотоса – привилегия аристократов, богемы. В последнее время было несколько случаев употребления этой отравы, некоторые, со смертельным исходом. В Департаменте создана специальная группа по этим преступлениям и старшим назначен сыскарь Лапидиус Тибольд кон Сильвер. Несомненно, у него был доступ к конфискату. У девушек нет следов наркотиков. Выходит, Лапидиус употреблял пыльцу один? Почему? Жлобом он никогда не был, скорее мотом. Отказались девушки? С его обаянием, он мог уговорить их на что угодно. Может быть, кто-то пытался замаскировать пыльцой лотоса другое вещество? Но тот, или те, кто это делал, переусердствовал с дозой и чуть не угробил Лапочку. Я устроил ему промывание желудка. Может быть, немножко жёсткое, но оно ему помогло. Завтра его допросит Командор и всё выяснится. Кто-то очень хочет опорочить Тибольда. Почему? Или он уже выяснил, кто за этим стоит, или подобрался достаточно близко и стал опасен. А мне хочется знать прав я или нет?

Рубашка и куртка не пострадали от дождя, и я передал их Брену.

- Скажи, Ка′бан, почему ты помог Лапидиусу?

От смущения я готов был провалиться сквозь землю.

- Когда-нибудь у меня лопнет терпение, и я убью его. Да, убью! У него много недостатков, но понимаешь, Брен, я верю ему!

Старый гном возился с моей одеждой, капал какие-то растворы, прикладывал минералы, шептал заклинания, раздражённо хмыкал и начинал всё сначала.

Наконец он повернулся ко мне, глубокие складки залегли на лбу.

- Кохотай. Ты слышал про такой яд? Мне казалось, что его рецепт утерян.

Слышал ли я про кохотай? Старинный оркский яд, и только одно существо на Острове могло изготовить его. Моя тётушка Нара.

Однажды сильный ураган отнёс корабль Гурама Буревестника далеко в океан. У моряков кончились запасы воды и пищи. И вот, когда команда уже была готова предстать перед Судом Богов, Гурам увидел вдали темную полоску. Это была земля.

Почти год мореходы исследовали Терру Инкогнито, пополняли запасы пищи, искали золото и самоцветы. Тогда не удалось определить границы открытой земли. Гурам оставил на острове несколько человек под командой боцмана, им выстроили несколько домов, вспахали поле и обещали вскоре вернуться.

На Континенте в то время набирала обороты новая война.

Королевским домам было не до новых земель далеко за морем – дай Бог сохранить те, что есть или захватить часть соседских! И поэтому хлынул на новую землю поток народа уставшего от жестоких войн. К ним присоединились дезертиры, авантюристы, жаждавшие быстро разбогатеть, мечтатели, надеявшиеся на новом месте создать свой Город Солнца…

Многие экспедиции золотоискателей заканчивались ничем, некоторые возвращались с найденными сокровищами, которые пропивались стремительнее падающих звёзд. Но благодаря их картам были определены границы новой земли. Территория оказалась огромной, но со всех сторон омываемой океаном. И поэтому новую землю назвали Островом.

 

Как наркотик попадает на Остров? Сейчас сезон дождей и штормов. Ни один корабль не заходит в гавани прибрежных городов. Если бы даже трюмы были забиты золотом и драгоценными камнями, ни один капитан не рискнул бы жизнью, пытаясь в это время пересечь океан. Даже рыбацкие фелюги не выходят в море.

Воздушные шары и дрессированные птицы тоже отпадают. Никто не доверит дорогой груз случайным потокам воздуха. Да и вероятность того, что таким путём можно что-то передать с Континента на Остров ничтожная.

Но пыльца поступает, значит, «тропа «сладких грёз» существует.

Самоход чуть не перевернулся, зацепив колесом за дерево. Я резко повернул голову, стараясь понять, куда меня занесло. Холодные капли легли на лицо. Мысль, словно вспугнутая птица, метнулась и пропала. Что же я не додумал, что не понял?

Мой экипаж стоял около дома, застряв колесом между стволом каштана и небольшим пеньком. Ругайся, не ругайся, но пришлось выходить и, кряхтя от напряжения, вытаскивать самоход из ловушки. Представляю, как смеялись в Ларце Грешные Души. Мысленно я уговаривал себя, что на всё надо смотреть философски, и, даже, скользя по грязи, затолкал четырехколесного друга под навес.

Тимон пробежался по паутинке, описывая круг. Означало это, что в моё отсутствие никто посторонний в дом не заходил, всё спокойно и, заходить можно, не беспокоясь нарваться на вражескую засаду. А жаль! Злость захлёстывала меня, и хотелось нарваться на добрую, а лучше, на плохую, драчку.

Скинув на пол мокрую одежду, я, как был голым, подошёл к тяжёлому деревянному бревну с торчащими в стороны сучками, подвешенному к потолочной балке, и нанёс первый удар.

После правила всегда приятно выпить кружку горячего отвара из смеси ароматных ягод и трав, приправленного ложкой липового мёда. Взяв маленький горшочек, повинуясь внезапному порыву, я отодвинул несколько склянок в сторону. Черного пузырька, выточенного из цельного куска обсидана, раньше здесь не было. Позавчера мне пришлось перебрать в поисках корешков имбиря всю полку и такая приметная вещь, обязательно бросилась бы в глаза.

Даже не открывая, можно было догадаться, что находится внутри. Так оно и было. Под плотно притёртой крышкой лежали бесцветные крупинки. Жидкость, в которой они растворены, не имеет ни вкуса, ни запаха. Кохотай. Старинный оркский яд, рецепт приготовления которого знало только одно существо на Острове. Моя тётушка Нара.

 

Я сидел на кухне возле очага. Мелкие щепочки сгорали, давая небольшое пламя, а в голове никак не складывались части головоломки. Итак, Лапидиус Тибольд кон Сильвер назначен старшим группы, расследующим преступления связанные с серым лотосом – дорогим наркотиком, недавно начавшим наступление на Остров. Между нами постоянно шло негласное соревнование. На Континенте его семья была младшей ветвью дерева королевского рода, а Тибольд законным принцем. И в случае смерти полусотни своих ближних и дальних родственников, мог стать Его Величеством. Я даже в случае смерти всей моей многочисленной родни, оставался бы мелкопоместным бароном.

Можно любить или ненавидеть Лапочку, но нельзя не признать, что дела он вёл профессионально. По раскрытию тяжких и опасных преступлений, мы с ним делили первые места. Ему поручали задания в аристократических районах, мне - в нищих кварталах и трущобах.

Лапидиус предпочитал работать через девушек и женщин, они, почему-то, независимо от расы, чуть ли не поголовно были влюблены в красавчика эльфа. Моими осведомителями были отбросы общества, ненавидящие меня, но друг друга ещё больше.

Несомненно, Тибольд вышел на банду наркодельцов или подобрался к ним настолько близко, что стал представлять значительную угрозу. Я всегда держал Командора в курсе дел. Знал ли наш начальник как продвигаются дела у Лапочки? Если бы знал, обязательно обеспечил подчинённому защиту. Почему Лапидиус не доложил об опасности начальнику? Почему спокойно впустил к себе убийц? Потому, что хорошо знал их. Почему были убиты девушки? Как свидетели или случайно узнали кого-то, кого узнавать не требовалось? Почему обратился за помощью ко мне, над кем постоянно издевался и на чью признательность мог рассчитывать меньше всего? Потому, что довериться мог только мне. Значит, среди наших сослуживцев были те, кто стоял на службе у «плохих парней».

Почему Тибольд оказался напичкан одновременно наркотиками и кохотаем? Почему пузырёк с ядом, который могла изготовить только моя тётушка, оказался в моём шкафу? Старый сыскарь Брен, повозившись, некоторое время, смог определить, чем был отравлен кон Сильвер, но в нашей службе работали не менее опытные специалисты, которые пришли бы к такому же выводу. Кому было необходимо скомпрометировать меня, обвинив в смерти Лапидиуса? Почему? Зачем?

Утром я выскажу свои соображения Командору, а он сумеет получить ответы.

Колокольчик опять залился тревожным звоном. Белый бумажный голубь прилип к прозрачному кварцу. При моём приближении он развернулся в лист, с нарисованной схемой. Это было личное послание, но один из значков указывал на первоочередную срочность, а второй – на отправителя, моего сородича и сослуживца - патрульного Корна.

Личное оно и есть личное. Можно было наплевать на все послания, но я потому и был старшим сыскарём, что не оставлял без внимания ни одного сигнала. Переодевшись в чистую и сухую одежду, мне так не хотелось снова влезать в мокрый плащ, но другой защиты от проклятого дождя не существовало.

Самоход довез меня до Центрального парка, до опушки старых деревьев. Дальше пришлось идти пешком, спотыкаясь на толстых корнях. Потом незаметно произвести рекогносцировку местности. Под огромным платаном стояли, прижавшись к стволу две промокшие фигуры.

- Что случилось, Корн? – при звуках моего голоса патрульные, или, как у нас говорили, «топтуны», вздрогнули и резко обернулись.

- Мы ждали тебя с другой стороны …

- Темно, немного заблудился, еле вас нашёл.

Конечно, не хорошо не доверять товарищам, но мне едва удалось откачать Лапидиуса, а, сколько моих наивных, слишком доверчивых коллег ушли из жизни раньше срока?

- Я послал голубя в Департамент, но сначала решил известить тебя. Мы кое-что нашли, и мне показалось, что ты захочешь осмотреть раньше, чем приедет дежурная группа.

- Что осмотреть?

Корн кивнул, приглашая за собой. В кустах сирени, невидимая в темноте, стояла дежурная карета.

- Мы услышали шум в кустах, подошли проверить. Оказалось, лошади запутались, пытались выбраться, - старый постовой погладил морду лошади. Благодарно фыркнув, она доверчиво положила голову на плечо орка, - Рёпа второй день на службе, молодой ещё, хотел сразу кобыляк освободить, да я не дал, разъяснил, что не положено. А потом сразу весточку тебе и в Департамент.

Напарник Корна, молодой длиннорукий тролль, на две головы выше своего наставника, смущенно сопел и шаркал по грязи носком огромного сапога.

- Посвети! – приказал я.

Дверь кареты была распахнута, внутри пусто. Арестантское отделение обычно закрывалось на небольшой замок. Мне не пришлось долго искать. Дужка, перерубленная сильным ударом, лежала, закатившись под лавку. Срез был ровным, гладким. Такие следы оставляет только благородный мефрил.

- Жди наших, – попросил я Корна, - мы с Рёпой пройдёмся, может быть, что найдём.

Надежда была маленькая. Что можно найти в предутренних сумерках и непрекращающемся дожде? Мысленно проведя прямую линию от сиреневых кустов до дороги, по которой могли вести арестованного эльфа, я двинулся вперёд.

Мне повезло, хотя можно ли назвать это везением? Два тела лежали рядом. Мариона бросили недалеко от дороги. Даже физически сильное существо не в состоянии тащить горгула длительное время. Они долго живут и редко умирают. Но есть и другая сторона. Каменные младенцы редко рождаются. Поэтому появление нового горгула это радость для всего народа, а смерть, тем более преждевременная, всеобщая трагедия. Тактику борьбы с соплеменниками Командора разработали орки. Она оказалась настолько эффективной, что её переняли остальные народы. Надо зайти за спину каменного противника, ударом тяжелой палицы или молота в затылок, опрокинуть на землю, а затем или пленить, связав его, или разбить голову.

С Марионом поступили именно так. Зная его, я мог предположить, что именно он правил каретой. Что заставило горгула остановить возок и спуститься с козел? Почему он позволил кому-то оказаться у себя за спиной?

Сантею оставалось походить в стажёрах пару недель. Не скажу, что бы он мне особо нравился. Как и почти все эльфы, напарник Мариона, вызывал у меня раздражение. Но я должен признать, что со временем, рядом с таким наставником, из него получился бы толк.

Сейчас он лежал, свернувшись клубком рядом с горгулом, словно стараясь согреться от тела товарища. Одна рука эльфа была прижата к животу, другая к груди.

Опустившись на колени, я осторожно повернул тело. Сзади сопел и топтался тролль.

- Иди к Корну. Когда приедут наши, веди их сюда. Не заблудишься?

- Нет!

Мне показалось, что Рёпа был рад моему приказу.

Когда шаги тролля стихли за шумом дождя и ветра, я продолжил осмотр. Аккуратно расстегнув одежду, пропитанную кровью, обнаружил рану на животе. Вторая, тоже колотая, была нанесена точным ударом в сердце. Кровь уже перестала сочиться и начала сворачиваться, но дождь смыл сгустки, и в трепещущем свете факела в ранке блеснула искорка. Меня всегда интересовало, почему при разных цветах кожи у разных народов, кровь почти у всех была одного, красного цвета …

Мне никогда не была присуща брезгливость. Слишком долго её вытравливали из меня очень хорошие учителя. И не раз я сказал им за это спасибо.

И сейчас, запустив в рану палец, я нащупал что-то твёрдое. Несколько попыток вытащить предмет пальцами не увенчались успехом. Кусочек стали, зажатый мышцами, постоянно выскальзывал. Пришлось лечь в грязь, и, ухватив за краешек клыками медленно тянуть вверх. Наконец, из груди вышел обломок клинка длинной в палец.

- Ка′бан, ты где?

Услышав голоса, я спрятал улику в карман, под дождевик и, слизнув с губ кровь, взмахнул факелом:

- Сюда! Я здесь!

Когда гибнут сотрудники Департамента, расследование проводиться особо тщательно. Когда гибнет родственник руководителя нашей службы, к расследованию привлекаются лучшие силы.

Мы стояли под дождём, избегая смотреть в глаза Командора. Он держался достойно, хотя голос заметно охрип.

- Лапидиуса нашли?

- Пока нет, ищем.

Тела Мариона и Сантея погрузили в карету.

- Завтра утром всем старшим групп быть у меня. Руководителем группы по этому делу назначается – палец нашего начальника описал круг и остановился, ткнув в один из дождевиков – Славка Ёгайла. Сейчас все свободны.

Ведьма Славка работала в Департаменте давно. Когда я пришел стажёром, она уже была сыскарём. Нам пришлось несколько раз работать вместе, и у меня сложилось о ней очень неплохое мнение. Годы уже брали своё, и морщинки возле глаз и на шее становилось скрыть всё труднее и труднее. Но по-прежнему, каштановая, короткая грива, зелёные глаза и обаятельная улыбка, сводили мужиков с ума. Форменная одежда подчёркивала стройное, крепкое тело, а кулачки служили достаточной защитой, и при необходимости могли сбить спесь с зарвавшегося нахала. Мозги у Славки работали превосходно, но как женщине ей старались не поручать опасные дела. Поэтому, решение Командора вызвало недоумение. Возможно, некоторые считали, что это дело, сулящее повышение по службе, поручат им. Мне было всё равно. Кто бы не был назначен официально, я влез в это дерьмо по самую шею, и теперь должен довести начатое до конца.

Загнав самоход под навес, я в очередной раз переоделся в сухое бельё. Сняв со стены ножны, осторожно вынул штатную шпагу. Пользоваться сыскарям и та′йникам таким оружием неудобно и смешно. Поэтому, бралось оно только на парады и редкие дежурства по Департаменту. Не помню, когда чистился клинок последний раз, но не меньше, чем пол года назад. Теперь металл был в засохших бурых разводах. Кончик клинка отсутствовал. Обломок, извлечённый из тела Сантея, словно прилип и отвалился только от легкого удара пальцем по шпаге.

Открыв дверь, я посмотрел на Тимона. Мой паучок пробежал по паутине, показывая, что никого постороннего в доме нет, и в моё отсутствие никто не заходил. А если и есть, а если и заходили, то это те, кому я могу безгранично доверять – мой дядя Горацио и тётушка Нара.

 

Огонь в очаге потрескивал, глотая щепочки, а мне никак не удавалось найти ответы на новые вопросы. Кто, почему и зачем хочет подставить меня? Кохотой, которым пытались отравить Лапидиуса, стоит у меня дома на полке, и что бы найти его не требуется никаких усилий.

Похищен Тибольд, с которым у нас были постоянные стычки, убиты Марион и Сантей. Причём, Сантей убит моим штатным служебным клинком.

 

- Оум-м-м-м, рэнк-рэнк-рэнк, ал-ла-ула, рэнк-рэнк-рэнк, оум-м-м-м – старинная мантра вызвала в организме определённые вибрации, сознание отделилось от тела, сидящего в позе «лотоса». Время замедлило свой бег, и я мог управлять им.

Хорчма, запахи жарящегося мяса, каши, приправленной острыми специями, пиво в кувшинах, в кружках, на усах и на столах, гул голосов посетителей. Я стою возле двери, осматриваюсь, решаю куда пройти. Тихий толчок в спину, чуть слышное извинение. Боковым зрением я улавливаю фигуру в грязном, тёмно-коричневом балахоне с капюшоном, закрывающим лицо. Проводник проходит справа от меня. Он идёт в темную комнату, садится за стол, спиной к столу, за которым сидят Гелл и Квел.

А это что такое? Я ещё больше замедляю время, и возвращаю его на несколько мгновений назад. Проводник подходит к столу, перекладывает из правой руки в левую небольшой мешок с лямками, и ставит его возле стены, заслоняя своим телом. Дальше, дальше. Девушки, Лапочка, скандал. Гелл и Квел схватившие меня за руки и повисшие на мне. Я падаю. Почему? По весу и по силе они одинаковы, однако Квел держит слабее. Пытаясь освободиться, я рассчитываю, что захват крепок с обеих сторон, но, переусердствовав в рывке руки, теряю равновесие и падаю. Стоп! Конечно, Квел держит меня одной рукой, потому что в другой у него зажаты лямки мешка, который принёс Проводник.

Куча-мала, меня бьют, пинают, не столько от злости ко мне, сколько от нелюбви к сыскарям и та′йникам. Чей-то тяжелый башмак поднимается, что бы пнуть меня в рёбра, и в просвет между полом и грязной подошвой я вижу сидящего за столом в тёмной комнате Проводника. Потягивая из кружки эль, он равнодушно наблюдает за потасовкой. Мешка, стоявшего между ним и стеной уже нет.

Почему Гелл и Квел оказались так быстро возле меня?

Случайно. Сделав своё дело, они собрались уходить, когда завязалась потасовка. Их характер, натура, не позволили остаться в стороне. В чём заключалось их дело? Ответ очевиден – забрать мешок у Проводника. Что было в этом мешке? Кажется, я догадывался, но нужно было проверить.

Время пошло отматываться назад. Комната, огромная кровать, залитая кровью. Потрошитель, копающийся в телах убитых девушек, осколки посуды на полу. Ковры, оружие, мебель и на всём гербы кон Сильверов. На всём?

От предельной концентрации из носа закапала кровь, в голове зашумело. Оум-м-м-м, рэнк-рэнк-рэнк, ал-ла-ула, рэнк-рэнк-рэнк, оум-м-м-м. Мысленно я опять вернулся в комнату Лапидиуса. Стол, шкаф для одежды, опрокинутый стул. А это что? За стулом лежит коробка из темного плотного дерева. Простая полированная крышка, и никаких гербов!

Я занимаюсь Тибольдом, взгляд возвращается к коробке, её нет. Точнее, на том месте лежит большая скомканная тряпка. Скатерть со стола. Кто-то незаметно скинул её на коробку. Кто? Лица рассмотреть невозможно, но глаз фиксирует сапоги из мягкой телячьей кожи. Дальше, дальше.

- Ка′бан, перестань!

Я разворачиваю Лапочку лицом к сослуживцам:

- Кто из этих подонков был с тобой?

Глаз фиксирует телячьи сапоги, взгляд поднимается вверх.

Лапидиус отрицательно качает головой.

- Значит, тех подонков, что были с тобой, здесь, среди этих подонков, нет?

Снова отрицательный кивок.

Я смотрю в глаза Гектору Видору, сегодня он дежурит по Департаменту, и поэтому выехал на особо важное происшествие с группой.

Кровь капает из носа и ушей, в голове не просто шум – гул, как от хорошего гонга, глаза готовы вылезти из орбит, тело качается как маятник, и я погружаюсь в пучину.

 

Чуть слышно хлопнула дверь. Вскочив, сразу принимаю стойку. Тишина. Осторожно спускаюсь из спальни вниз.

Моё бельё и одежда, которую я вчера бросил около дверей в кучу, выстирана, высушена, выглажена и сложена аккуратной стопкой. На кухне тепло от очага, на столе стоит укутанный тёплым мехом, горшок. Подцепив крышку пальцами, я откидываю её в сторону и чуть не захлебываюсь слюной. Пар бьёт в ноздри с такой силой, что из глаз капают слёзы, а желудок начинает квакать, требуя, что бы ему дали работу. Куски тушёного мяса, вымоченные в белом вине, тают во рту, не успевая опуститься вниз. Раскалённая греча обжигает язык и нёбо, но холодное топлёное молоко смывает огонь, а фрукты, вываренные в сладком, кленовом сиропе со специями, успокаивают и желудок и душу.

Спасибо моей тётушке. Кто ещё будет заботиться обо мне так, как она? Жаль, мне не удалось поговорить с ней и получить ответы на кое-какие вопросы. Ничего! Скоро я увижусь с ней.

До встречи с Командором ещё есть время, и мне надо нанести пару визитов.

Самоход доставил меня к нужному дому. Струи холодного дождя по-прежнему окрашивали всё в серый цвет. Ради приличия я постучал в дверь.

- Кто там? – голос принадлежал существу явно не выспавшемуся и встревоженному.

- Видор, это Ка′бан Савиньи хэр Фрейя. Мне надо задать тебе несколько вопросов.

- Убирайся отсюда! Если ты пришёл меня арестовать покажи приказ Командора.

- Приказа у меня пока нет. Сначала я хочу получить ответы на свои вопросы, – мне удалось выделить слово «пока».

- Убирайся! Я не собираюсь ни о чём с тобой разговаривать.

- Видор! Сколько лет ты знаешь меня? Мне нужны ответы и я их получу.

- Ты нарушаешь священные права жителя Острова!

- Заткнись! – перепалка начала надоедать мне – Открой, или я вышибу дверь! И запомни, идиот, я всё равно узнаю то, что мне надо. Но по хорошему, или по плохому – решать тебе.

Внутри послышались торопливые шаги. Хозяин явно удалялся от входа.

- Хей-а! – дверь, жалобно хрупнув, распахнулась. Я сразу же прикрыл её. Чох, чох, чох, чох, стальные наконечники болтов застряли в дереве, местами пробив его насквозь. Гектор стрелял из арбалета, заряжающегося четырьмя стрелками. Перезаряжались они обоймой и довольно быстро. Старая обойма снималась одним движением, на её место ставилась другая, снаряженная болтами, специальным рычажком с подвижной планочкой взводились две тетивы-струны, и оружие было вновь готово к бою.

Сняв дождевик, я снова распахнул дверь, и, бросив плащ влево, ушёл нырком с перекатом в правую сторону, в небольшую проходную комнату. Чох, чох, чох, чох, три болта торчали в стене, и только один пробил мою накидку. Видор стоял на лестнице, ведущей на второй этаж, рядом стояла его жена. Если бы он перезаряжал свой арбалет, я бы успел добраться до него. Но у него в руках уже был взведенный, он, не спеша, целился в меня, а жена заряжала пустой. Вряд ли он, услышав стук в дверь, вышел узнать, кто пришёл, держа два взведенных арбалета, а следом шла супруга, держа ещё один. Скорее всего, они заранее приготовились к нападению. Почему? Кого они боялись и ждали?

На стене, возле двери, висел полированный серебряный поднос, по краям его украшала чеканка – виноградные гроздья и листья. Глядя в него, я увидел, что дверь позади меня открылась, и видимо, привлечённый шумом, вышел маленький ребёнок.

Чаду Видоров было годика три-четыре, он стоял босиком, одетый в белую ночную рубашку, потирая ладошками заспанные глазёнки.

Гектор целился, не видя, кто стоит у меня за спиной. Дядюшка рассказывал мне притчу. Однажды три мастера оркинбоя решили выяснить, кто из них сильнее. Правила школы запрещали схватку между ними. И тогда они стали в круг, а зрители стали кидать в них черепки и палки. Один отбивал, всё, что летело в него, второй уворачивался, а в третьего никто ничего не бросил.

Остаться незаметным мне не удалось. Увернуться я не мог. Точнее мог, и даже запросто. Но тогда от рук Видоров мог погибнуть их сын. Вот и пришлось работать на скорость. Первый залп. Я отбил два болта, два поймал и бросил под ноги. Второй залп. Два болта отлетели к стенам, один удалось схватить ладонью и бросить на пол. Но, один пробил бок, и моя рубаха окрасилась кровью.

Супруги снова целились в меня. Гектор из большого арбалета, жена из маленького, одноболтового.

Чох. Чох. Ещё две иголки пробили мою шкуру. Одну я поймал, одна пролетела мимо и впилась в стену.

- Мама! – эльфёнок, выскочив из-за моей спины, бросился бежать к лестнице. За мгновение до этого эльфийка нажала курок, и маленький болт с острым наконечником сорвался с арбалета, направляясь в мой живот. Но теперь между мной и маленькой стрелкой был ребёнок. Я видел открытый в ужасе рот женщины, и как всегда бывает в минуты максимальной концентрации, время замедлило своё движение. Рука схватила мальчика за ворот рубашки, подняв вверх, прижала к груди, разворот на пятках, спиной к лестнице.

Удар в спину был не сильный, скорее толчок. Но, наверное, сказалось то, что во мне уже торчало несколько стрел. Падая, я постарался смягчить удар, что бы не ушибить мальца.

 

- Сволочь! Поганая оркская сволочь!

Я открыл глаза, Гектор, раскачиваясь, сидел на краешке кровати, на которой лежало мое бренное тело. Орки умеют терпеть боль лучше, чем другие народы. Помниться, мою шкуру продырявили несколько арбалетных болтов. Сейчас, в нескольких точках на коже, чувствовался сильный зуд. Одежды на мне не было, на местах, где должна были быть раны, лежали чистые тряпицы, пропитанные пахучей мазью. Мои руки и ноги были привязаны к перекладинам кровати широкими мягкими полотенцами.

- Очнулся? – эльфийка вошла, держа поднос с несколькими мисками.

- Потерпи, будет немножко больно, - женщина резко сорвала присохшую материю. Моя нагота её совсем не смущала.

Я улыбнулся:

- Когда же будет больно?

- Ах, да! Я же забыла, что ты герой! Ка′бан Савиньи хэр Фрейя, могучий и бесстрашный…

Неожиданно она всхлипнула.

- Спасибо тебе, Ка′бан! Мы поняли, почему ты не пытался уйти в сторону. Хотя мог, хотя должен был…

- Сволочь! Проклятая оркская сволочь! – Гектор продолжал раскачиваться из стороны в сторону.

- А когда ты закрыл Алисандра … - хозяйка вытерла тряпицей слёзы, наклонившись, крепко поцеловала меня в губы.

- Сволочь! Гадская оркская сволочь! Ну почему ты спас моего сына? – Видор глянул на меня затуманенными глазами.

- Он ребёнок!

- Ну и что? Он же эльф! А ты орк. Разве тебе есть дело до того, как мы бы себя чувствовали, убив своего ребёнка?

- Есть! – надеюсь, мой голос прозвучал достаточно твёрдо. – Мои родители были учителями. Они уехали на Континент и там их убили. Убили эльфы. Дядя подарил мне медальон. В нём были портреты отца и матери. Это была самая дорогая вещь в моей жизни. Но когда я смотрел на неё, во мне поднималась ненависть. Ненависть к эльфам. И однажды, я взял и выбросил медальон в море.

- Почему? – Гектор перестал раскачиваться.

- С дури. Нельзя жить с ненавистью, и мне казалось, что я утопил свою ненависть к эльфам.

- А как же портреты родителей?

- Они навсегда в моём сердце. Потом я понял, что дело не в медальоне, а в том, что внутри меня. Хотя, после того, что было сделано, мне стало легче. Но, ненависть всё равно старается подняться со дна и захлестнуть меня. Каждый день мне приходиться сражаться с самим собой. А сегодня даже не пришлось. Я не думал, что Алисандр эльф. Он был не только вашим сыном, но и моим, и Арчима, и Мариона, и …

- Хватит! – женщина взяла инициативу в свои руки. Тряпица с прохладной мазью легла на зудящую кожу, - Это эльфийский бальзам. Мало кто знает, как его готовить. Раны проходят быстро, если его применить сразу и правильно.

- Развяжите! – я кивнул на свои конечности.

- Только если ты обещаешь терпеть и не чесаться.

Когда хозяйка вышла, Видор пересел на стул, повернувшись лицом ко мне.

- Я бы не ответил ни на один твой вопрос, и скорее откусил бы себе язык.… Но после того как ты спас Алисандра…. Спрашивай, я расскажу всё, что знаю.

 

Не увидев меня на утреннем совещании, Командор хотел объявить розыск. Но Гектор послал голубя с сообщением: «Занят. Доложу позже. Ка′бан.». Работа в нашем Департаменте имела свою специфику, и если, ради дела, было необходимо пропустить даже сверх важное совещание, это прощалось.

 

Наверное, Нара права, и мне надо жениться. Моя одежда была чисто выстирана, выглажена, высушена, аккуратно заштопана.

Всё-таки, есть что-то в семейной жизни. Какое-то тихое, уютное счастье. Правда, от этого становишься беззащитным. Особенно при нашей работе. Не страшно за себя, но когда какая-то сволочь начинает угрожать твоей семье, тем, кого любишь…. И всё-таки я осуждал Видора. Если случилась беда, обратись к товарищам, к Командору. Наш начальник ревностно относился ко всему, что происходит на службе и около. Любую угрозу в адрес подчинённых, он воспринимал как личное оскорбление. И меры принимал такие, что надолго отбивал охоту к таким выходкам.

 

Мои оркские раны от эльфийского лечения затянулись. Но, сказывалась потеря крови, в теле чувствовалась слабость. Хотелось лечь, заснуть, и спать, спать, спать, до тех пор, пока не закончится проклятый дождь. Прекрасная мечта, но у меня ещё есть дела и надо нанести несколько важных визитов.

 

После смерти, и орки, и эльфы, и гномы, и горгулы, и люди, все народы, попадали на Серые Равнины. Там души умерших скитались до тех пор, пока Боги не призывали их на Справедливый Суд. Одних, героев, праведников, тех, чьи добрые дела, совершённые при жизни, перевешивали небольшие прегрешения, отправляли в мир вечной весны – Джанарий. Там Светлые Души обитали в любви и спокойствии.

Души преступников, предателей, злодеев попадали подземный мир, обитель грешников – Тартай. До скончания мира они были обречены на тяжкий, бесполезный труд и вечные муки.

Создание этой красивой легенды каждый народ приписывал себе. Но Галуа Мангазиец утверждает, прообразом был эльф. У него был прекрасный голос, когда он пел, плакали даже камни. Его называли по-разному: Офрэ, Афрей, Орфей, но его возлюбленную везде одинаково – Эвредика.

Он поднялся за своей невестой в Верхний мир, и боги Джанария, растроганные песней, исполненной волшебным голосом, вернули Эвредику на землю. Одно время ошибочно считалось, что девушка вернулась в таком виде, в каком была рождена. Теперь-то мы знаем, что это заблуждение. Умершее не возродить, разбитое можно склеить, но оно не будет прежним, целым. Певец вынес душу Эвредики в виде светящегося шара. Светлая Душа любимой освещала жилище Орфея до его кончины. А потом они соединились в Верхнем мире. Несколько созвездий носят имена Певца, Арфы и Эвредики.

После Орфея в Тартарий за своими грешными детьми спускался гном Таргел. Боги пошли ему навстречу, но поставили условие, что бы Темные Души таргеловых отпрысков трудились, таская тяжёлую карету. И с тех пор пошло. Кто только не шатался по потусторонним мирам! В конце-концов Богам надоел этот проходной двор. И лишь избранным было дано право появляться перед их очами. Так возникла профессия Проводника. Вырабатывались приёмы, опробовались новые способы проникновения в Верхний и Нижний миры. Профессия переросла в касту. Проводники соединяли три мира – света, тьмы и мир живых.

За это им приходилось от многого отказываться. Никто не знал, какой у Проводника пол, есть ли у них имена. Жили они в тесных, маленьких халупах, построенных рядом со свалками или на пустырях, за чертой города.

Эти изгои заключали договора с Богами иных миров, и приносили в мир живых, в своих Ларцах души, пожелавшие остаться в нашем мире. Светлые Души освещали улицы и жилища, Грешные Души крутили приводы тяжёлых механизмов, приводя в движение станки ремесленников, жернова мельниц, колёса самоходов, лопасти водоходов и крылья воздухолётов. Потребность в Душах была огромная, но не так уж много Душ хотели вернуться на землю. А из пожелавших, не всем разрешали Боги.

 

Дом Проводника стоял за городом, возле свалки. Сквозь пелену дождя проступали серые, грязные стены. Запах гниющих отбросов вызывал тошноту, а чем ближе приближался я к жилищу, тем больше накатывал на меня страх. Хотелось повернуться и быстрее бежать прочь.

Стоп! Что-то было не так.

Это меня, прошедшего специальную тренировку, затошнило от запаха помойки? Пришлось сделать несколько шагов назад. Сразу стало легче, страх тоже отступил. Стало быть, чем ближе к дому, тем сильнее брезгливость и испуг. Выходит без магии и волшебства, здесь не обошлось. Набрав полную грудь воздуха, я, словно проламывая невидимую стену, шагнул вперёд.

Дверь была не закрыта. Внутри сразу стало легче. Да, жил хозяин неплохо. Добротная мебель стоила не малых денег, на подставках стояли мраморные, бронзовые, чугунные статуэтки богинь и древних героев. В конторке стояли столбики золотых монет. Причём, я не увидел ни одной лепты, только эскудо, серебряники, дукаты и солиды.

Под кроватью лежал знакомый мешок. Внутри находились четыре деревянных ящика с плотно закрывающимися крышками. Не знаю, можно ли назвать замки потайными, мне, для того, что бы открыть их понадобилась пара минут.

Смочив палец слюной, я провёл им по порошку, а затем лизнул серый налёт.

В соседней комнате громыхнуло. По стенам метнулись багряные отблески.

Фигура в грязном балахоне вошла в дверь. Из потёртого мешка были извлечены и поставлены на стол шкатулки из тёмного полированного дерева.

- Вот значит как – окончить фразу словами «поставляется лотос на Остров» я не успел. Проводник мгновенно обернулся, и из широких рукавов балахона вылетели два небольших дротика. Только постоянные тренировки и врождённая реакции спасли мне жизнь. Дротики удалось поймать на лету пальцами, и рефлекторно бросить обратно в хозяина.

- А-а-а-а-а! – капюшон сполз на плечи, и я увидел расширенные в ужасе глаза, разинутый в крике рот, тёмное, морщинистое лицо пожилого орка.

- Вегрелиус!

Хозяин, кинув на меня безумный взгляд, бросился в соседнюю комнату.

- Боги Верхнего мира и боги Нижнего мира! Справедливые боги Серых Равнин! Откройте дверь вашему слуге!

Ещё стоя в дверном проёме, я увидел, как разгорается на каменном полу багряная пентаграмма и фигура Вегрелиуса начинает терять очертания.

Иногда мне приходилось действовать не по велению разума, не по чётким принципам логики, а интуитивно, следуя зову внутреннего голоса. Вот и сейчас, повинуясь неосознанной вспышке, я прыгнул, оседлав спину Проводника, и крепко вцепился в грязный, пахнувший кислыми щами балахон.

Нас крутило и кидало по сторонам, в уши рвался мучительный крик, в глаза било песком и ветром и мы бесконечно долго падали вниз. Наконец последовал сильный удар и мир погрузился во тьму.

Тёмно-красное солнце казалось чёрным на фоне свинцовых, неподвижных облаков. Чахлые деревья с отставшей корой, покрытые мхом и лишайниками, выглядели мрачными изваяниями. Тартай. Страшный подземный мир, обитель тёмных богов и ужасных демонов. Мир, в который Справедливые боги Серых Равнин ссылают грешные души трусов, предателей, злодеев…. Я с трудом встал, положив одну руку на затылок, другую на подбородок, резко крутнул голову. Шея затрещала, сразу стало легче.

Вегрелиус лежал рядом. Его рука тянулась, стараясь схватить что-то очень важное. Я перевернул Проводника на спину. Из груди торчали небольшие, длинной в палец, дротики. На балахоне расплывались два пятна. Кожа между пальцами, которыми я перехватил летящее в меня оружие, почернела и вздулась. Ладони горели, словно к ним прикоснулись раскалённым металлом. Значит, на острия был нанесён яд. Из-под корней чёрного дерева, бил маленький родничок. Вода, казавшаяся тягучей, как монастырский ликер, скапливалась в естественной каменной чаше, размером в две-три ладони. В нашем мире, даже возле самого маленького ручейка, растёт трава, цветы. Растения стараются подобраться поближе к влаге. Здесь, наоборот, казалось, что растительность старается убежать подальше от родника. Не раздумывая, я опустил ладони в воду. Показалось, или на самом деле? послышалось шипение, и от ручейка поднялось облачко пара. Руки пронзил ледяной холод. Я терпел, сколько мог, но когда ладони потеряли чувствительность, выдернув их из воды, засунул греться под мышки.

- Решил умыться с дороги?

Чуть не свалившись от неожиданности в каменную чашу, я обернулся на голос. На пригорке, в балахоне Проводника, стоял, насмешливо улыбаясь, пожилой эльф.

- Что с ним? – спустившись, новый знакомый оглядел неподвижное тело Вегрелиуса.

- Мы попали в засаду. Он еле успел вытащить меня….

- Рискуя жизнью?

- Да, рискуя жизнью!

Эльф расхохотался.

- Парень! Не вешай мне лапшу на уши! Большего труса, чем твой учитель, я в жизни не видел. Скорее всего, он, при первых признаках опасности задал стрекача, забыв про тебя. А ты, дрожа от ужаса, вцепился в него…. Так вы и оказались здесь. Он рвался к ручью с мёртвой водой, что бы залечить свои царапины. И умер, я уверен от страха, что не успеет этого сделать.

Хорошо, что мне не пришлось ничего придумывать. Эльф всё сделал за меня сам.

Глянув ему в глаза, я виновато опустил голову.

- Давно он взял тебя в ученики?

Я отрицательно помотал головой.

- Кто на вас напал?

- Не знаю. Они были в масках, их было много…

Я решил сменить тему: - Пожалуйста, посмотрите, что с моими руками?

Эльф, мельком взглянув на ладони, злорадно хмыкнул:

- Что, что… Надо ампутировать!

- Чево, чево? – я сделал вид, что не понял.

- Отрезать надо! Или отрубить.

Пришлось зайтись в плаче и сделать вид, что вытираю слёзы.

- Ладно тебе, морда. – Эльф хлопнул меня по плечу – есть одно средство, я бы тебе помог, но не знаю, хватит ли у тебя денег, что бы расплатиться?

- Хватит, хватит! Я отдам всё, что у меня есть…

- А что у тебя есть?

- Вегрелиус завещал мне всё.

Эльф на мгновение задумался.

- Годится!

Взбежав на пригорок, он достал спрятанный в траве мешок.

- Это передашь своему хозяину.

Сорвав с пояса неподвижного орка две простые тыквенные фляжки, открыл их, и из одной полил на мои руки.

- Это живая вода из родника на Джанарии. Для того, что бы стать Проводником, нужно всего две вещи. Во-первых, знать, как открывать пентаграмму в нужный мир…. Кстати, ты знаешь?

- Боги Верхнего мира и боги Нижнего мира! – забормотал я, вспоминая заклинание, произнесённое Вегрелиусом.

- Хватит! – эльф досадливо поморщился, - Во-вторых, надо омыться водой из родников Тартая и Джанария. Эта вода способствует так же, излечению самых тяжёлых ран. Сначала надо сбрызнуть мёртвой, а потом, живой.

Он швырнул мне одну из фляжек:

- Набирай! У твоего учителя кончился запас мёртвой воды. Поэтому, он так и рвался сюда.

Осторожно, стараясь, что бы капли ледяного холода не попали на кожу, я набрал полную фляжку.

- Давай парень, представь вашу хибару, и произноси заклинание.

Стараясь не слишком крепко держать эльфа, я забормотал волшебные слова.

Снова невидимый вихрь подхватил нас и закружил в тёмной воронке. Удар, багряные отблески по стенам, и мы оказались в комнате Вегрелиуса.

- Поздравляю! Вот ты и вернулся с того света!

Да, немногие совершали такое путешествие.

- Показывай где деньги! – голос Проводника вернул меня к реальности.

- Посмотри, там, на конторке.

Эльф, вынув из мешка деревянные коробки с пыльцой лотоса, укладывал на их место золотые монеты.

- Скажи, для чего всё это надо?

- Что? – фигура в тёмном балахоне повернулась ко мне.

- Наркотики, деньги …

- Ты действительно не понимаешь? Если ты настолько глуп, то попроси хозяина объяснить тебе это.

- А кто он, хозяин?

- Чей, твой или мой?

Эльф на мгновение замер, до него начало доходить, а действительно ли я ученик Вегрелиуса?

Выхватив нож, он, придерживая котомку с монетами, начал отступать в комнату с пентаграммой.

- Не трогай! Я сам! – мой взгляд переместился за спину Проводника. Видимо подумав, что сзади кто-то есть, он мгновенно обернулся. Подцепив ногой крепкий стул, я швырнул его в мелькнувший балахон.

Дешёвый приём с обращением к, якобы стоящему сзади, вряд ли сработал против военного или сыскаря. Да и профессиональный преступник не попался бы на такую удочку. Но эльф попался, и теперь он сидел в кресле обнажённый, его конечности были крепко привязаны к подлокотникам и ножкам, в очаге жарко горел огонь, кочерга и клещи раскалились до белого цвета, а я, не спеша водил лезвием по оселку, время, от времени проверяя на ногте качество заточки.

- Что тебе надо?

- Хозяин.

- Отпусти, я спас тебе жизнь!

- Спасибо – моя рука не спеша прошлась лезвием по камню.

- Я отдам тебе всё, что у меня есть – золото, деньги. Много денег.

- Кто хозяин?

- Он убьёт тебя, он спустит с тебя шкуру и натрёт её солью, он поджарит тебя на медленном огне, он сварит тебя в масле, он …

- Хватит! – я вспомнил тихий шёпот Лапидиуса, выпотрошенных девушек, разбитую голову Мариона, свернувшегося в грязи под холодными струями дождя Сантея – Имя, назови мне имя!

- Я скорее откушу себе язык – Проводник замер, глядя на приближающуюся кочергу.

- Кусай – я прижал раскалённый кончик к верхней губе. Зашипело, запах жжёного мяса полез в нос.

- Скажу! Я всё скажу – из глаз эльфа закапали слёзы.

Возможно, великие мыслители обвинят меня в жестокости. Возможно, им, способным по капле воды сделать вывод о существовании океанов, не надо прибегать к тем методам, которыми пользуюсь я, возможно, они, сидя в кресле за конторкой, решили бы силой логики любую криминальную головоломку. Возможно. Вот только, не идут они почему-то в сыскари и та′йники. Поэтому и приходиться мне делать то, от чего воротит нежных и бла-а-городных.

Проверив надёжность пут, удерживающих Проводника, я достал два красных листочка. Первое, чему учат стажёров в нашем Департаменте - как отправить тревожное сообщение. Несколько сгибов, заворотов бумаги внутрь, наружу, и вот уже в руке бумажный голубь. Короткое заклинание, и птичка взмывает вверх. Ни дождь, ни снег, ни ветер, не остановят её.

Одно сообщение я, как и полагается, послал дежурному в Департамент. Второе, лично Славке.

Листочки для тревожных сообщений являются бланками строгой отчётности. Хочешь связаться с кем-то по личному вопросу, пользуйся обычными, которые можно купить в лавке на каждом углу.

Правда наши служебные будут доставлены адресату гарантированно, а те, что продаются на улице, в зависимости от цены, могут придти, а могут и пропасть по дороге.

Скользя по грязи и падая в зловонные лужи, я добрался до верного самохода. Завтра я возьму старые тряпки и отмою его от грязи, так, что не останется ни одного пятнышка. А грешным душам, которые таскают его в такую погоду, пусть Боги зачтут день за год, а может быть и за пять.

На этот раз я не стал даже заносить одежду в дом. Грязная кучка

возле входной двери подождет до утра, пока я не постираю её. Я? Постираю? Зачем хитрить. Я, наверное, ещё буду спать, когда моя любимая тётушка приведёт всё в порядок.

Холодная простокваша в кружке и кусок сладкого тыквенно-свекольного пирога, приготовленного Нарой, придали мне сил настолько, что я смог выйти во двор обмыться под ледяными струями дождя, и, не вытираясь, рухнуть в постель.

 

Колокольчик заливался прямо в черепе. Я пытался заткнуть уши, хлопал по голове, но звон не прекращался, попытки встать не удавались – глаза упорно не открывались, ноги подкашивались, тело расслаблялось, и мозг вновь пытался погрузиться в сон. Наконец, с большим трудом, я встал и подошёл к окну. Красный листок со схемой отпечатался в подсознании, в полусне удалось вывести самоход на мокрые улицы Эстэбана. Холодные струи начали пробуждать сознание, и вдруг в голове словно вспыхнул яркий свет.

Господи! Ведь место сбора – свалка! Я повернул жезл, и грешные души, взвыв от неожиданности, рванули мой экипаж вперёд.

Не замечая ни сырости, ни секущих струй дождя, ни зловония, я рванулся к хижине Проводника. Точнее к тому месту, где была хижина. Теперь на её месте дымились головешки.

Дежурная группа была уже на месте. Несколько сыскарей прочёсывали пепелище в поисках улик, анатомы возились возле рухнувшей от жара стены.

Маленький гремлин чуть не упал в обморок, когда я схватил его за плечо.

- Марти! Ты лучший специалист по пиротехнике. Скажи, отчего сгорела хижина? Здесь такая сырость…

- Баал тебя побери, Ка′бан! Из-за тебя я, когда-нибудь, стану заикой. Есть такой порошок: высушенные железы огненной саламандры смешиваются с подъязычной кожей дракона, живущего на Континенте, в горах Славии, добавляются улитки с северного склона вулкана Гаролин, год непрерывно перетирается в ступе из благородного чёрного дерева, три года сушится на шкуре чёрного единорога. Такой состав может поджечь воду. Но он очень дорог. Есть составы проще и дешевле, например…

Мое терпение лопнуло, и я встряхнул умника так, что у него лязгнули зубы.

- Я задал тебе вопрос: отчего сгорела хижина? – на этот раз мой вопрос прозвучал почти шёпотом, но перед глазами гремлина мелькали острые жёлтые клыки.

Сразу поскучнев, малыш буркнул: - Чёрная кровь земли, двойной или тройной возгонки. Я бы отдал предпочтение двойной.

- Ка′бан, сюда! – похоже, Потрошителю тоже не пришлось много спать, - Посмотри.

Обгоревшее тело Проводника по-прежнему находилось в кресле. Голова склонилась на грудь, капюшон и волосы сгорели, на черепе запеклась кровь, но даже сквозь чёрную корку было видно, что кости были проломлены.

- Чем его? – я кивнул на труп.

- Скорее всего, упала балка – анатом кивнул на дымящееся бревно.

Я стал перед трупом и замахнулся сначала правой, а потом левой рукой.

- Смотри – Потрошитель послушно приблизился, - помнишь, как была убита Эстела? Если бы кто-то хотел убить Проводника, и нанёс удар, что бы ты сказал о нём?

Иронически хмыкнув, наш анатом на минуту задумался.

- Я бы сказал, что это высокий, физически очень сильный левша.

Одобрительно хлопнув доктора по плечу, я отправился к следующей группке.

Учитывая, что пожар случился на свалке и погиб всего лишь какой-то Проводник, старшим на происшествие выехал дежурный по Департаменту.

Первого голубя я послал Славке, а она, как и все профессионалы, не пренебрегала возможностью получить информацию.

- Славка! Кто видел Славку? – я перебегал от одного к другому – Ты не видел Ёгайлу?

Мне в ответ недоуменно пожимали плечами или отрицательно кивали головами. Холодные капли дождя скользили по щекам, а в груди разрастался ледяной ком, словно в неё плеснули мертвой водой подземного мира.

***

Собственно, всё было ясно, когда я не увидел Славку на пепелище. И хотя сердце шептало, что возможно, она жива, что ничего не случилось, холодный ум знал, что всё кончено.

Ветер играл открытой дверью, то, открывая, то, прикрывая её, совсем на немного, на чуть-чуть. А в прихожей, освещённой мягким светом, виднелись стройные ноги, чуть задранное платье и неподвижно лежащее тело.

Капля, катившаяся по щеке, почему-то, оказалась горько-солёной на вкус. Осторожно войдя внутрь, я убедился – это Славка.

Опустившись на колени, я аккуратно погладил каштановую гриву.

С левой стороны волосы слиплись в тяжёлый колтун.

- О великие боги Верхнего и Нижнего мира! Справедливые боги Серых Равнин! Я много грешил, я совершал ошибки. Возьмите меня, делайте со мной угодно, но верните Славку!

Наверное, моя молитва достигла нужных ушей в благоприятный момент. А может быть, мои грехи не перевесили добрых дел, и боги откликнулись на мою просьбу. Неподвижное тело Славки чуть шевельнулось, и послышался еле слышный стон.

Не зря верил я в свою интуицию! Не подвела она меня и сейчас. Глупый разум размышлял бы, как быстрее доставить раненную к лекарям, и пока искались бы транспортные средства, пока везли бы истекающую кровью женщину под дождём по ухабистой тряской дороге, душа, еле державшаяся в прекрасном теле, отлетела бы на Серые Равнины ждать суда Справедливых Богов. Не сомневаюсь, что Славка попадёт, в отличии от меня, в Верхний мир, и будет радовать в Джанарии такие же светлые души, как и сама, но мне очень не хотелось, что бы это произошло раньше отпущенного ей срока.

Моя интуиция, пнув разум под зад, заставила схватить неподвижное тело, губы скороговоркой забормотали просьбу богам, перед глазами встала картина родника, бьющего из-под корней черного дерева, сильный вихрь закружил в бешеной пляске и швырнул нас на холодную поверхность Тартая.

Сжав зубы, я хватал горстями ледяную, маслянисто блестевшую воду, и лил, лил, лил на страшную рану. Снова скороговорка, снова вихрь, неожиданно я осознал, что никогда не был в Верхнем мире, не представляю, куда надо лететь, но видимо, Боги и впрямь благоволили, нет, не ко мне! к Славке.

Сильный толчок, и мы оказались на берегу прекрасного ручья. Мягкая, зелёная трава, стремительно порхающие стрекозы и неторопливые бабочки. Теплое, ласковое солнце, гнало из организма сырость и влагу, и казалось, что не может быть места, где бы непрерывно лил холодный, секущий дождь.

Но мне некогда было любоваться красотами Джанария. Мне здесь не жить, а глазеть словно какой-то паломник или пилигрим…

Нет уж, увольте!

Я опустил Славку в ручей, над ней сразу возникла маленькая радуга. На душе стало легко и захотелось петь. Колтун исчез, и теперь короткие блестящие волосы обрамляли бледное лицо. Ёгайла ещё не открывала глаз, но дыхание было ровным, спокойным. Я крепко обнял женщину, неожиданно почувствовав, что испытываю не только дружеские чувства.

- Боги Верхнего мира и боги Нижнего мира! Справедливые боги Серых Равнин! Откройте дверь вашему слуге!

- Ка-ка-ка-ка, Ка′бан! Баал тебя побери!

Похоже, маленький гремлин действительно станет заикой и действительно по моей вине. Представляю его состояние, когда вдруг на пепелище полыхнула багровая пентаграмма, и из воздуха появился не самый доброжелательный орк на свете.

Я промчался мимо ошарашенного Марти, Потрошитель уже собрал свои инструменты и садился в карету.

- Эдмон! – моя нога перекрыла ему дорогу, - Не забыл, как лечить живых? Или ты только по трупам мастер?

Анатом откинул угол дождевика, прикрывающего Славку, зачем-то смахнул с головы шляпу. Капли дождя забарабанили по лысому черепу, - Быстро, в карету!

Дежурный экипаж постепенно растворился в холодных струях, и усталость тяжёлой глыбой наваливалась на меня.

 

Меня подвезли к самому дому. Дождь шёл просто… как дождь. Струи падали с неба, но потеплело, и не было пронизывающего, секущего ветра.

Из трубы вился небольшой прозрачный дымок, Тимон сидел в центре паутины, показывая, что на охраняемой территории всё спокойно. Из кухни доносился стук, в щели прорывались вкусные запахи, в бадье с водой, стоял, охлаждаясь, большой кувшин с моим любимым клюквенным морсом. Тихо прикрыв дверь, я смотрел, как хлопочет моя тётушка. После смерти родителей, она и дядя Горацио воспитывали меня. Дядюшка частенько был занят, у него были достаточно важные дела, из-за которых он отказался от личной жизни. Для меня он находил время, своей физической и боевой подготовкой я обязан ему, а Нара дала мне всё то, что связано с душой. Со стороны было видно, что тётушка тянется и вздыхает по Горацио, но этот холодный аскет или не замечал, или игнорировал её любовь. Поэтому, все свои нерастраченные чувства она перенесла на меня.

Я был для неё мальчиком, малышом, а она для меня ангелом-хранителем, доброй оркской феей из детских сказок.

Конечно же, тётушка заметила меня сразу, но делала вид, что занятая хлопотами по хозяйству, не видит своего «малыша», ждала, пока я тихонько не подойду к ней сзади, крепко обниму и поцелую в пахнущую свежими травами макушку.

От тепла и запахов меня разморило ещё больше. Последние приключения отняли много сил, и теперь глаза слипались, но портить старую игру не хотелось. Нежно обняв свою фею за плечи, я тихонько выдохнул ей в ухо: - Здравствуй, Нара!

Охнув, словно от неожиданного испуга, тётушка, держась за грудь, села на скамью.

- Ка′бан, малыш, когда-нибудь я умру от страха!

Хотелось бы мне увидеть, существо, способное испугать моего ангела-хранителя! Глаза слипались, череп раскалывался от боли, и задавать вопросы о яде в шкафу и похищенной шпаге, которой потом был убит Сантей, у меня не было сил.

Сняв со стены в гостиной тяжёлый дальнобойный самострел, я прилёг на широкую лавку.

- Посторожишь меня?

Нара, как в детстве, погладила меня по голове. Боль отступила и как в детстве, стало тепло и защищено.

- Спи спокойно, мальчик, я с тобой…

Болт, с широким наконечником-срезнем, лёг на место, тетива взведена, арбалет готов к бою.

- Мне надо немного поспать. Не верь никому, абсолютно никому, никого не впускай. Обязательно надень кольчугу. Стреляй в любого, кто попытается войти. И сразу буди меня.

Нара улыбнулась, так, как умела улыбаться только она.

- Не волнуйся, я не дам тебя в обиду…

Темное одеяло окутало меня, голова стала легкой, веки потяжелели, налились свинцом, и я погрузился в сон.

Опять голова раскалывалась, словно кузнецы, выбрав её в качестве наковальни, колотили по ней огромными молотами. Под щекой и ладонями было тепло и мокро. И пахло кровью.

Я рывком вскочил, принимая стойку, но руки и ноги пронзило болью, и мое тело рухнуло на пол.

- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Мои конечности были крепко стянуты верёвками, Гвел трясся от смеха, наблюдая на жалкие попытки освободиться. Успокоившись, незваный гость, рывком поставил меня на ноги. В левой руке он держал арбалет, правой держал за волосы.

- Неужели ты думал, что эта старуха сможет защитить тебя?

Нара лежала такая маленькая и беззащитная. «А ведь она ещё не старая» - подумал я. Всю свою жизнь тётушка посвятила моему воспитанию. К ней не раз сватались, и, между прочим, могли быть приличные партии. Но тётушка отказывала всем претендентам, так, могла сделать это только она – уважительно и необидно.

И вот теперь она лежала у моих ног – маленькая и беззащитная.

Арбалетный болт пробил её грудь. Металлическая стрелка вошла с левой стороны и застряла, пройдя почти насквозь. С правой стороны, раздвинув кольца кольчуги, торчал острый бронебойный наконечник.

- Кто её? – облизнув пересохшие губы, спросил я.

- Ка′бан, неужели ты думаешь, что я лишил бы себя такого удовольствия? Я оказал ей уважение, застрелив вот этой самой рукой. – Гвел поднял сжатый кулак правой руки.

- Хватит болтать, мы и так задержались здесь дольше, чем надо – из-за моей спины, держа булаву, вышел Квел.

Подхватив меня под руки, так, что я оказался лицом вверх, они поволокли меня к выходу. Гвел ударом ноги открыл дверь, над входом я увидел разорванную паутину и мокрое пятно – всё, что осталось от Тимона.

- Нет!!!

Крик вырвался из груди, сознание отключилось. Пятки подтянулись к кобчику, резкий рывок и прыжок вперёд с переворотом через голову, связанные руки обхватили Квела, я крутнулся раз, ещё раз, услышал хруст ломаемой шеи, увидел занесённую руку Гвела, сжимающую арбалет попытался увернуться, но тело не слушалось, в глазах сначала вспыхнули звёзды, а потом померк свет.

Голова раскалывалась. Я пытался вспомнить, что же это такое употребил вчера? Тётушкины настойки до такого состояния не доведут. Значит, напился в хорчме. Ничего, сейчас вылью на себя ведро холодной воды, разотрусь, потом энергично выполню утреннее прави′ло, поем, чем бог послал, а точнее, тем что приготовила Нара…

- Нара! – стон вырвался из груди и по щекам потекли слёзы.

- Очнулся, хэр? – Гвел с размаха влепил пощёчину. Не столько для того, что бы причинить боль, сколько для того, что бы унизить. Не может простить мне мой баронский титул.

Глаза открылись с трудом.

Помещение, в котором находились мы, напоминало колодец. Дверь, через которую попадали внутрь, находилась на высоте нескольких локтей. Что бы добраться до неё, трём оркам моего роста, потребовалось бы стать друг другу на плечи. Только так они могли бы дотянуться до маленького выступа, на котором с трудом мог поместиться один из них. А дверь, которую открывал тюремщик, сбросила бы с выступа смельчака, сумевшего взобраться наверх.

Само помещение было овальной формы, сложено из каменных блоков, которые за века покрылись слизью. Вдоль стены шел желоб. Возможно, когда-то он был каменным, а может быть изначально выкопан в земле, и служил для удаления отходов жизнедеятельности заключённых. Обстановка камеры была сверх аскетичной. Простой деревянный стол, стул, маленькая скамеечка. В качестве украшений, на стене развешены орудия пыток, на полу две жаровни, большое ведро.

- Даже в самых светлых храмах есть тёмные застенки … - пробормотал я пословицу, прочитанную когда-то в сочинениях Галуа Мангазийца.

- Откуда ты знаешь? Кто тебе это сказал? Кто ещё знает об этом месте? – Гвел тряс меня за грудь, при этом слюна из его пасти буквально летела мне в лицо.

Я пошевелил губами, словно выговаривая чьё-то имя, но когда киллер приблизился ко мне, я нанёс ему короткий сильный удар головой в лицо.

- Убью! – схватив стоящие в жаровне щипцы, Гвел взмахнул, пытаясь раскроить мне череп.

- Отставить! – кто-то стоящий сзади меня, перехватил металл почти возле самой моей головы. Я скосил глаза. Огромный, похожий на тролля человек, держал горячие щипы, выхваченные у Гвелла, в левой лапе. Я слышал, как шипит его кожа, в ноздри лез запах горелой плоти, но на бесстрастном, словно вытесанном из камня лице не отражались никакие эмоции. Наверное, вот так же, без всяких эмоций он убил и выпотрошил девушек в кровати Тибольда, раскроил головы Мариону, Проводнику, Славке….

- У хозяина есть вопросы. И пока он не получит на них ответы, никто не умрёт.

- Твой хозяин мне не указ… - видимо, сообразив, что сболтнул лишнее, Гвел ограничился тем, что больно пнул башмаком в щиколотку.

Сильные руки развернули меня, в глазах прояснилось. Около противоположной стены, закованный в кандалы, висел Лапидиус. Тело эльфа покрывали раны и кровоподтёки, рядом валялись сыромятные ремни. Мокрая полоска из воловьей или буйволинной кожи, подсыхая от тепла жаровни, сжимается так, что порой ломает кости. А уж в тело входит намертво. Если палачи не хотят нанести жертве серьёзные увечья, то сыромятину перерезают, потому что развязать её невозможно.

Тибольд был избит, обожжён, в мелких, кровоточащих порезах, но в пляшущем свете факелов, в его глазах горел неукротимый голубой свет.

- Ты всё ещё жив, лягушонок?

- Как видишь, Ка′бан, - впервые, за всё время нашей совместной работы, он назвал меня правильно.

- Не волнуйтесь, это не надолго! – Гвел подтащил меня к свободным кандалам.

- Помоги! – попросил он великана.

- Сам не справишься? – я сплюнул с разбитых губ кровь.

Пока гигант держал меня на весу, мой соплеменник выбрал сыромятину и приготовился связать руки. Я ухмыльнулся краешком губ и покосился на свои когти. Они были в прекрасной форме – крепкие, черные, отполированные и острые как бритвы. Перехватив мой взгляд, Гвел отвесил очередную пощёчину, и, бросив под ноги ремешок, одел кандалы. Молоток, обжимка, заклёпка, если не спешить и делать всё аккуратно, то закрепить железо на четырёх конечностях можно за десять минут. Меня он обрабатывал полчаса. Молоток выскальзывал из орочьих пальцев и попадал то по моим рукам, то по рукам Гвела.

- Хочу предупредить, за помощь подозреваемому в преступлении, попытке покушения и похищение сыскаря, вам полагается смертная казнь.

Моя тирада канула, как глоток воды, упавший на раскалённый песок пустыни.

Наконец оковы были наложены, орк и великан полезли по лестнице вверх. Великан втянул за собой лестницу, а Гвел, кинув с уступа последний взгляд, плюнул, попав мне в лицо, и удовлетворенно заржав, закрыл за собой дверь.

Тело ныло и болело. Но чем отличаются орки от других народов, так это терпением. Я расслабил мышцы и прикрыл глаза.

- Спасибо, хэр. Если бы не ты…

- Брось, кон. Подумаешь, помог. Всё равно, рано или поздно Серые Равнины примут нас. А если Гвел не шутил, ждать нам осталось недолго.

 

Вдох-выдох, вдох-выдох, медленно, концентрирую внутри поток силы. Выдох. Пальцы стали как верёвочки, кости вышли из суставов, кандалы, звякнув, повисли. Я тряхнул кистями, суставы стали на место, пошевелил пальцами. Теперь ножные кандалы. Я ухватил когтями за заклепки и методично стал вращать.

- Думаешь, получится? – Лапидиус заинтересованно смотрел на мои манипуляции. И кандалы и заклёпки были изготовлены из сырого железа. Мастера оркинбоя укрепляли ногти специальными тренировками. У рабов не могло быть оружия, поэтому наши предки делали оружием своё тело. Руки, ноги, зубы, ногти становились смертельным оружием.

- Не знаю, - металлическая стружка сходила спиралью, я потянул заклёпку, и маленький штырёк выскочил из отверстия.

- Так ты их обманул? Эта насмешливая улыбочка, демонстрация когтей… От сыромятного ремня освободиться было бы сложнее?

- Сложнее – я освободил вторую ногу и подошёл к Тибольду.

- По крайней мере, умрём мы не в оковах!

Лапидиус растирал руки, а я заглянул в стоящее рядом с жаровней ведро. Пусто.

Наша одежда валялась грязной кучкой в углу. Я взял свою рубашку, её делала Нара и одевалась она всего пару раз, в особых случаях. Сшита она была из одной полосы плотной, свёрнутой вдвое и тщательно простёганной ткани. Полоса, шириной в ладонь, соединялась краями. Я взял в определённом месте, рванул, у меня в руках оказалась прочная длинная лента. Опустив ленту в ведро, я помочился. Тибольд сморщил нос и брезгливо отвернулся.

- Послушай, кон, если ты действительно хочешь умереть в бою, как мужчина, а не быть замученным палачами, тебе тоже придётся внести свою лепту.

- Ты имеешь в виду…

Я утвердительно кивнул головой.

- Значит, я тоже должен…

Мастером оркинбоя никогда не станет брезгливый. Внешнюю сторону, ту, что демонстрируют в уличных схватках детишки, может освоить любой желающий. Борьба бывших рабов, в уличном исполнении, напоминает танец. Но для того, что бы познать секретные разделы, требуются десятилетиями тренировать терпение, бороться с естественной брезгливостью и многое другое.

Я отжал ленту, пропитанную нашей мочёй, свернул её в рулон, а потом одним точным броском зацепил за карниз возле двери. Попробуйте бросить на высокий забор сухую ленту. Чуть потянув её, вы увидите, как легло она соскользнёт вниз. Проделайте то же самое с хорошо намоченной лентой. Плотно прилипшая к поверхности, она выдержит вес взрослого мужчины, взбирающегося вверх. Даже такого, не мелкого, как я.

Для того, что бы узнать, кто и для чего идёт по коридору, не надо было иметь ни тонкого чутья, ни острого слуха. Гвел спешил повидаться со мной. Но осторожности он не терял. Лючок в двери откинулся, мелькнула ненавистная морда.

- Хэр! Ты соскучился…

Моя ладонь проскочила в окошко, пальцы, пробив глазницы, вошли в мозг.

- Давай!

Эльф кочергой подцепил засов, я разжал руку, тело Гвела, скользнув, опустилось на пол.

- Держишь? – я перехватил кочергу, силёнок у меня побольше, чем у эльфа, да и конечности длиннее. Всё-таки пришлось повозиться, прежде чем брус выскочил из пазов, и дверь, скрипнув, открылась.

Тибольд рвался вперёд, но я не люблю оставлять трупы на виду. Пусть даже и в мрачных коридорах. Тело Гвела мы аккуратно спустили в камеру и закрепили в кандалах. Я взял кочергу, Лапидиус, переоделся в одежду палача, и наш отряд, озираясь, двинулся вперёд.

- Ка′бан, почему ты не подождал, пока Гвел спустится вниз и подойдёт к нам?

- Я не мог рисковать. Ты слышал, он сказал, что нам осталось не долго. К тому же, ему было известно, что я немного знаком с оркинбоем. Эта мразь, могла расстрелять нас из арбалета, а потом спуститься вниз. С болтом в ноге сбежать было бы труднее…

Не знаю, как получилось, но впереди шёл эльф. Внутренний голос шепнул мне, что лучше не спорить. Тибольд двигался уверенно, я еле поспевал за ним. Неожиданно, за очередным поворотом, открылся широкий, светлый коридор. Стены его были облицованы светлым мрамором, в креплениях висели не только факелы, но и светильники со Светлыми Духами.

- Послушай, Ка′бан – эльф заискивающе глянул в мои глаза, ну прямо щеночек, готовый служить хозяину, - я побуду здесь, послежу, а ты смотайся за помощью.

На такие уловки последний раз я попадался, когда мне было лет пять. Или шесть. Пришлось наморщить лоб, изобразить сомнение.

- Конечно, я покрепче, тебе досталось больше, вон, еле на ногах стоишь… Ты уж спрячься получше, и не высовывайся, пока мы не возьмем этих хорьков!

- Ты настоящий друг! – Лапидиус обнял меня, стряхнул мизинцем слезинку, - не волнуйся, друг! Обещаю, я, как мышка, забьюсь, в какую-нибудь норку и не вылезу, пока всё не закончится…

Оглянувшись, и отсалютовав на прощание сжатым кулаком (держись, друг!), я скрылся за углом галереи.

Минут пять Тибольд будет выжидать, проверяя, вдруг я вернусь, потом начнёт действовать.

Мне никогда не приходилось бывать в этом здании, но примерное расположение помещений я представлял. В кабаках и едальнях, подвыпившая челядь любила похвастаться и хозяином и хоромами, которые считали, чуть ли не своими. А сыскарь, умеющий слушать и правильно задавать наводящие вопросы может узнать многое об интересующем его объекте. Тем более если вход ему туда категорически воспрещён.

Свернув за угол, я быстрым шагом двинулся в сторону кухни. Время от времени хозяин устраивал приёмы, на которые собиралась вся элита Эстэбана. В таких случаях, нанимались десятки поваров, официантов, лакеев. В обычные дни в замке обитало два десятка челядинцев. Охрану несли военные. Два отделения подчинялись непосредственно хозяину. Что бы не смущать благородных хэров, конов, альбов, герцогов, виконтов и прочая, и прочая, запахами солдатских портянок, охрану поселили в конюшне, переделав часть помещения под казармы. Посты и патрули охраняли периметр, внимание уделялось угрозе проникновения снаружи.

Два десятка прислуги на огромный замок, это немного. Проходя мимо, я обратил внимание, что все были заняты работой. Дисциплина здесь была железная.

Заглянув в чуть приоткрытую дверь, я увидел служанку, меняющую постельное бельё. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, когда я, скользнув в комнату, зажал своей лапой эльфийский ротик.

- Где хозяин? – шепнул я в голубое ушко. – Говори тихо, пикнешь – умрешь!

Служанка оказалась благоразумной. Получив ответы на интересующие меня вопросы, я нажал на особую точку за ухом девушки и погрузил её в крепкий сон.

Бесполезных сведений не бывает. Любое знание когда-нибудь пригодится. Однажды, в хорчме, я в пол-уха слушал пьяную болтовню уволенного лакея. Икая и посмеиваясь, он поведал мне, как заснул после бутылочки крепкой настойки в кладовой. Проснувшись, случайно повернул завиток лепнины, и открылась дверца, ведущая в покои хозяина.

Несколько лет информация лежала в глубинах моего сознания, и вот, в нужный момент, всплыла, открывая интереснейшие варианты.

Найти нужный завиток, зная, что ищешь, оказалось не так уж и трудно. Потайная дверь вывела меня на небольшой балкон. Кабинет хозяина был высотой локтей восемь, балкон находился на высоте четырех. Плотная драпировка не позволяла видеть из зала, что, или кто находится внутри. Зато, спрятавшийся в тайнике, мог слушать разговор внизу или, по знаку своего господина, выпустить стрелу или болт.

Арбалетов поблизости не было, не было копий и дротиков. Из оружия, у меня в руках была только кочерга, взятая из жаровни в пыточной камере.

Внизу, возле камина, в котором горели стоящие «шалашиком» сучковатые березовые поленья, спиной ко мне, сидел хозяин. На светлых, мраморных плитах висели щиты, украшенные гербами. Блестело отполированное оружие, боевое и охотничье, хоть сию минуту бери и сражайся! Скалили клыки головы медведей, тигров, львов, вепрей. Ветвились рога благородных оленей, добытых на охоте хозяевами замка.

В шкафах из дорогого красного и чёрного дерева стояли книги, вызвавшие у меня зависть. Даже отсюда можно было рассмотреть кожаные и металлические кованые корешки редчайших фолиантов. На специальных подставках лежали первые печатные инкунабулы, чей вес не выдержали бы и крепкие полки шкафов. Я мог поклясться, что в углу, на дубовой конторке, лежала «Стратиги и стратегии» Луки Баталиста. Между раскрытых страниц покоилась плоская золотая указка – чтило.

Негромкий звук маленького гонга вывел хозяина из задумчивости. Он, не спеша, повернулся, и я впервые увидел вблизи коннетабля Острова, военного советника Иерарха, Драгера кон Сильвера. Мягкие кожаные башмаки, белые чулки, зелёные панталоны, белая шёлковая рубашка с кружевным воротником облегали его стройное, мускулистое тело. Седые, волнистые волосы, зачёсанные назад, прикрывали острые эльфийские уши. Голубые глаза могли превратить воду в лёд, но могли и метать молнии. Цвет кожи был чуть смуглый, крючковатый нос над узким властным ртом, придавал коннетаблю хищное, мужественное выражение.

- Ты?

В дверном проёме, опираясь на косяк, стоял Лапидиус. При свете стало лучше видно, что время, проведенное в застенке, не улучшило его здоровья. В правой руке Лапочка держал шпагу. Лезвие было красным, и с опущенного кончика капала кровь. По полу растекалась маленькая лужица.

- Не ждал? – ответил он вопросом на вопрос.

Хозяин быстро приходил в себя.

- А где твой сослуживец? Ещё жив?

- Жив, и думаю, очень скоро будет у Командора. А вот Гвел свой путь закончил. Как и Вадим. Он почему-то думал, что сильный, здоровый человек, вооруженный тяжёлой секирой, может противостоять ослабленному пытками эльфу, в руках у которого обычный солдатский меч.

- Жаль. Ты сказал Ка′бану про меня?

- Он умный парень, и о многом догадался сам.

- Умный орк? Это что-то новенькое…

Коннетабль снял со стены клинок и несколько раз взмахнул им, прислушиваясь к звуку рассекаемого воздуха. Если я не ошибаюсь, в его руках был знаменитый «Удар Грома», - древний эльфийский меч из прекраснейшего мифрила, выкованный, несколько веков назад, лучшими колдунами Континента.

- Скажи, дядя, зачем тебе это понадобилось? И почему я?

- Во-первых, деньги. Да, да! Всё это – Драгер развёл руками, мифрил рассёк воздух, - нужно содержать.

- Мы же сдаём в аренду и недвижимость и землю, и раньше нам этого хватало…

- Это было раньше, Тибольд. Однажды я увидел парочку, безносый орк целовал эльфийку. И она не сопротивлялась! Ты представляешь? Орк и эльфийка. Раб и богиня. Богиня, опустившаяся до уровня раба! – коннетабль уже не просто говорил - кричал.

- Наверное, это любовь.

- Любовь? Между нами всегда существовала ненависть. Моего дядю эти твари съели заживо. Меня успели спрятать в тайнике, в поленице дров, я лежал в нескольких шагах, все происходило на моих глазах. Что бы не закричать от ужаса, мне пришлось грызть себя за руку, - эльф закатал рукав сорочки и поднял левое предплечье, показывая страшные шрамы. – Часть нашей семьи переехала на Остров. Со временем, мы становимся терпимее друг к другу. Здесь все равны, у всех одинаковые права. Но эта целующаяся парочка.… Во мне что-то перевернулось. Реки пролитой эльфийской крови взывают к мщению.

- И ты решил развязать на Острове войну между эльфами и орками?

- Для войны требуется оружие. Где взять деньги на покупку оружия? Я решил эту проблему. Наркотики. Теперь нужен был повод. Слишком долго орки и эльфы жили бок о бок, не воюя. Тебя любят не только эльфы, но и другие расы. Савиньи пользуется уважением, но груб и жесток…

- Он резок, но не груб, жёсток, но не жесток. Когда узнаёшь его ближе, понимаешь, что лучшего друга трудно найти.

Я чуть не выпал из тайника. Честно говоря, не ожидал таких слов от эльфа!

- Когда же ты успел с ним сблизиться? И даже подружиться? Долгое время ты насмехался и оскорблял его, а Ка′бан угрожал тебе расправой. Мы решили, что ваша смерть была бы прекрасным поводом к войне.

- Вряд ли Савиньи удастся обвинить в моей смерти.

- Теперь, да. Но Гвел тоже не пользовался любовью островитян. А его труп мы найдем быстро. Не думаю, что он далеко от камеры.

- Я тоже пока жив!

- Это можно исправить. Я люблю тебя, Лапидиус! Но, алтарь великого дела необходимо окропить кровью мученников…

Клинки скрестились. Младший Сильвер, даже в лучшей своей форме, вряд ли смог одолеть Драгера. Хотя фехтовальщик он был отменный.

Исход боя был предрешён, хотя коннетабль, по-моему, тянул с решающим ударом.

- Тибольд! – раздвинув драпировку, я спрыгнул на пол и взмахнул кочергой. Глаза старшего кона радостно блеснули, на тонких губах появилась улыбка.

- Ты здесь! – радостно вскрикнул хозяин, мифрил, мелькнув, на вершок укоротил и мою кочергу и меч Лапидиуса.

- Ху! – воздух резко вышел из моей груди, вместе с выдохом из руки вырвался обрубок кочерги и полетел в шею Драгера.

Чуть отклонившись в сторону, он, резким ударом, разрубил летящую кочергу пополам.

Конечно, коннетабль был великим мастером. Мне никогда не приходилось видеть такого удара. Две половинки разрубленной вдоль кочерги упали на пол. Я метнул железный прут резко, сильно и с небольшого расстояния, не знаю, кто еще смог бы среагировать так же. Но в то мгновение, когда рука Драгера была повёрнута в мою сторону, Тибольд сделал молниеносный выпад и обрубленный наискосок солдатский клинок пронзил дядюшкино горло насквозь.

 

* * *

- Он последний, кто оставался у меня – голос Лапидиуса прервался, в уголках глаз застыли слёзы.

- Нам пора выбираться – я похлопал Лапочку по плечу.

Эльф отрицательно качнул головой – Ты иди, я побуду ещё немного.

Прекрасный вариант. Я о таком не мог и мечтать.

- Я к Командору. Когда закончишь здесь, подходи. Думаю, он захочет задать тебе пару вопросов.

К Командору я не собирался. Во всяком случае, пока. У меня оставалось одно незавершённое дело. Срочное и совсем не маленькое.

Мне пришлось оставить двух часовых в бессознательном состоянии. Им просто не повезло, что они оказались на моём пути. Дождь скоро приведёт их в чувство, правда головы будут некоторое время болеть.

Лужи взрывались брызгами, от разгорячённого тела шёл пар. На одном из поворотов мне не удалось притормозить в раскисшей грязи, и тело врезалось в крепкий ствол молодого дубка. Этот заросший парк на берегу моря был одним из обетованным мест влюблённых парочек. В зарослях таились и удобные лавочки, и крытые беседки, увитые хмелем. Хозяину не раз предлагали продать землю за достаточно большие суммы, но покупатели неизменно получали отказ. Некоторые, не довольные таким решением, подсылали «плохих парней», надеясь, что им удастся добиться угрозами того, что не смогли получить с помощью денег. Тела бандитов находили то выброшенными волнами на берег, то расклеванные птицами, а то и вообще не могли найти. Через некоторое время в головах жителей Эстэбана отложилась простая истина: в парке можно спокойно гулять и отдыхать, но земля не продаётся. С хозяином можно беседовать на философские, житейские, исторические темы, но угрожать ему ни в коем случае не рекомендуется.

Под струями дождя, при свете луны, дом казался черного цвета. Но я знал, что он может выглядеть очень даже привлекательным, освещенный теплыми солнечными лучами. Одноэтажный, сложенный из тёплых сосновых брёвен, не толстых, но ровных, тщательно оструганных и обработанных растопленным воском. Стиль можно было охарактеризовать двумя словами: минимализм и целесообразность.

Дверь открылась тихо, не скрипнув. Свет от факелов тихо колыхнул тени по стенам. Хозяин плавно повернулся ко мне. Не выразительное лицо орка изборожденное сеткой морщин, редкие седые волосы и неожиданно пронзительные, коричневые глаза.

Невысокого роста, худощавого сложения, одетый в простую светло-синюю рубаху и коричневые порты, передо мной стоял мой дядюшка Горацио Савиньи хэр Фрейя.

- Ка′бан?

- Удивлён? – вопросом на вопрос ответил я.

- Признаться, удивлён. Не ожидал увидеть тебя в таком виде…

- Живым?

Я оценивающе посмотрел на хозяина. Многие считали Горацио блаженным, не от мира сего. Что еще можно подумать о старике, позволяющем бесплатно гулять по своему парку. Не требуя за это не денег, ни услуг…

Некоторые считали его философом, приятным собеседником, способным поддержать беседу с учеными людьми. И только единицы знали, что за внешностью доброго старичка, любящего поболтать с посетителями, скрывается один из самых опаснейших бойцов Острова да, пожалуй, и Континента. Хэр Горацио Савиньи, глава клана Фрейя, правящий мастер оркинбоя.

На плотные соломенные маты, из моих промокших портов, натекла лужа холодной воды. Струйки дыма от ароматических палочек вытянутыми спиральками поднимались к потолку.

- В чём ты меня обвиняешь? – дядюшка, словно перетёк, сев в позу лотоса.

- Тимон. Только на троих не реагировал паучок: меня, тебя и Нару. Ты вошёл первым и раздавил его. После этого в мой дом могли войти другие, те, которых ты привёл с собой. Гвел хвастал, что это он застрелил тётушку. Но мы-то с тобой знаем, что Нара размела бы десяток таких, как он и Квел не то, что одной левой, а вообще без помощи рук. Я дал ей арбалет, заряженный болтом со срезнем. Когда меня выводили, тётушка лежала пронзённая болтом с бронебойным наконечником. Причём тот, кто стрелял, пронзил её грудь насквозь, слева направо. Это мог сделать только тот, кто знал, что у Нары два сердца. А знали об этом двое – ты и я… И только одному существу на Острове она могла без боя отдать оружие – тебе! В темнице коннетабля Гвел сказал палачу, что его хозяин ему не указ. Значит, своим хозяином он считал другого. И готов был ему подчиняться. Драгеру нужны были деньги, что бы поддерживать свой стиль жизни, и что бы развязать новую войну между орками и эльфами. Что нужно тебе? Ради чего ты пожертвовал самыми близкими - мной и Нарой?

Горацио поднял голову, и я увидел слёзы в его глазах.

- Ради вас я готов отдать жизнь, принять самую лютую, мучительную смерть… Вы всё, что есть у меня в этой жизни. И нет ничего дороже вас. Но ради великой цели надо уметь…

- Окроплять алтарь великого дела кровью героев и мучеников! – закончил я фразу, услышанную совсем недавно из уст кон Сильвера.

- Ты всё понимаешь, Ка′бан. Мы рассказывали тебе, что твои родители погибли в одной из стычек на Континенте. Знаешь, что произошло на самом деле? Твой отец, мой брат Сальвио, был пацифистом. Он проповедовал дружбу, между орками и эльфами. Его горячие призывы падали на благодатную почву. Эльфы и орки становились терпимее друг к другу. Эльфы ходили через наши территории, не опасаясь быть убитыми, а мы посылали наши караваны через эльфийские границы. Сальвио звали Миротворцем. Он организовал школу, в которой дети орков и эльфов жили и учились вместе. Я был в гостях у твоих родителей, когда на школу напали остроухие.

Дядюшка налил в простую глиняную чашку родниковой воды и, выпив мелкими глотками, продолжал:

- Нас называют дикарями, варварами, это правда. Наш народ был создан рабами, и понадобились тысячелетия, что бы мы осознали себя и освободились от оков рабства. Нас упрекают в жестокости, в том, что мы убиваем, а иногда и поедаем пленных эльфов. Наша жестокость идёт от нашей простоты и чистоты. Но знали бы те, кто упрекает нас, что делают с пленными наши бывшие господа! Я убил нескольких эльфов и спрятался в нужнике. Ты знаешь, у мастеров оркинбоя отсутствует чувство брезгливости. Когда эльфы подходили близко, я погружался в фекалии с головой, дыша через трубочку. Мне пришлось просидеть неделю, вдыхая запах дерьма и слыша непрекращающиеся крики твоих родителей. Через неделю, когда все ушли, я вылез и впервые вдохнул свежий ночной воздух. Но запах дерьма долго еще преследовал меня. Я и сейчас, возжигаю много палочек с благовониями. А твои родители и их ученики…

Горацио тяжело вздохнул:

- Мне ни когда не забыть что сделали с ними эти звери, считающие себя венцом творения! Кровь, реки крови, разделяют наши народы… Капро Массоха сказал, что любовь соединяет крепче клея. Ложь! Ничто не соединяет так, как ненависть. Однажды, коннетабль прислал мне приглашение. Ты знаешь, мальчик, я могу проходить незаметно мимо самой бдительной охраны… Мы встретились и поняли друг друга. Был разработан план. Лапидиус Тибольд постоянно издевался над тобой, ты неоднократно угрожал убить его…

Ваша смерть должна была всколыхнуть наши народы, давняя вражда разгореться с новой силой…

- Какие же вы сволочи!

Голос раздался неожиданно, я кувыркнулся назад через плечо, стараясь не выпускать из поля зрения ни дядюшку, ни гостя.

- Мы живы, а ваш план провалился.

Конечно же, в проеме стоял мой благородный, но не слишком умный сослуживец. Следуя за мной, он, наверное, несколько раз упал в холодную, липкую грязь. И хотя дождь частично смыл потёки, вид у Лапочки был ещё тот! В правой руке он держал «Удар Грома», в левой серебряную печать та′йника.

- Именем закона, и властью Иерарха Острова, объявляю вас, Горацио Савиньи хэр Фрейя, арестованным!

- Беги, Тибольд! – я кинулся между ним и дядюшкой. Поздно!

Горацио мягко вскочил, сразу встав в стойку. Взмах руки, полукруглый острый нож-намул, посланный рукой правящего мастера, перерубил верёвку с противовесом, и дверь закрыла единственный выход.

- Выходит, не всё потерянно! – дядюшка улыбнулся, руки его плавно двигались, ладони, словно гладили невидимый шар, размером с голову.

- Отойди, Ка′бан! – наверное Лапидиус решил, что я стараюсь защитить от него своего родственника.

Вдох-выдох, вдох-выдох, в ладонях защипало, чуть прикрыв глаза, я представил, что держу два золотистых щита.

- Ха! – Горацио выбросил ладони вперёд, ментальный шар, чуть потрескивая искрами, устремился к нам. Острые кромки моих щитов рассекли его надвое. Половинки, скользнув по щитам, попали в стены. Дом содрогнулся от удара. Меня отбросило на Тибольда, не удержавшись на ногах, мы покатились к стене.

- Не всё потеряно, не всё! – дядюшка снял со стены мачену. Сражение ментальным оружием отнимает много сил. Я был третьим по значимости, мастером оркинбоя после Горацио и Нары. Иногда мне казалось, что я достиг их уровня. А если и отстаю, то не намного, совсем на чуть-чуть…. Но сейчас, после полученного удара, хотя и ослабленного защитой, я понял, насколько я ошибался. Сил, что бы действовать дальше, у меня не было. А дядюшка двигался, так, словно ничего не случилось.

- Вы арестованы! – Лапидиус явно не понимал, с кем имеет дело. Но упрекать его за это было несправедливо. Мало кто знал, что такое «мастер оркинбоя». Мой сослуживец, стоящий в стойке во второй позиции, с вытянутым клинком, вызывал только улыбку.

Не только я недооценил Тибольда. Горацио рассчитывал на быструю победу, но время шло, эльф стоял, прикрывая меня, от звона клинков закладывало уши, порой от металла срывались искры, а я чувствовал, как возвращаются силы. Конечно, долго это продолжаться не могло. Движения эльфа стали замедляться. На теле появились свежие кровоточащие царапины. Дядюшка на мгновение замер. Темные глаза сузились, тело напряглось, готовясь нанести последний удар.

- Кей-я! – вскочив, я блокировал опускающуюся руку с зажатым в ладони маченом, нырнув, ушел за спину, завернув дядюшкин локоть. Горацио нанёс удар второй рукой, а потом ногой назад, мне удалось поставить блоки.

Однажды Нара поделилась со мной как можно победить Горацио. Чувствовала ли она, предвидела ли, что может возникнуть ситуация, когда сойдутся в смертельной схватке два самых любимых ею существа? Почему решила, что правда будет на моей стороне, и именно мне доверила тайну смерти?

На нашей одежде тетушка вышивала гербы клана Фрейя - баронскую корону с тремя зубчиками. Каждый зубчик венчала маленькая жемчужина. После того, как была вышита золотыми нитками корона, в зубчик втыкалась небольшая иголка с жемчужиной на конце.

Горацио нанёс удар головой назад, стараясь разбить мне затылком лицо. Но за мгновение до этого я выхватил зубами иголку из вышивки на спине его куртки и вонзил её в маленькую точку в основании черепа.

Нара сказала, что сама придумала этот приём. Она назвала его «Поцелуй Дракона». Сначала мне показалось, что я не попал в точку, но дядюшка дернулся и замер.

В этот момент Тибольд сделал выпад, и старинный мифрил пронзил грудь орка, пробил сердце, и вышел из спины, чуть не поцарапав меня.

- Тише, кон! Моя шкура не любит дырок…

- Поверишь ли, хэр, и моя тоже!

И мы расхохотались.

- Где нам закопать эту падаль, наших дражайших родичей? Ближайший скотомогильник в тридцати лигах отсюда. Тебе не кажется, что это слишком близко?

- Тибольд! О чём ты говоришь? Разве героев, отдавших жизнь за дружбу между народами, героев, разоблачивших и уничтоживших банду торговцев серым лотосом, но погибших от их рук, хоронят в скотомогильниках?

Лапидиус удивлённо посмотрел на меня.

- О чём ты говоришь? Разве они не пытались развязать новую войну между орками и эльфами, разве не пытались убить нас?

Честно говоря, я был лучшего мнения об его умственных способностях.

- Ну, пытались. Но не развязали же. И не убили. А представь, вместо трупов Лапидиуса Тибольда кон Сильвер и Ка′бан Савиньи хэр Фрейя в их плане займут бренные тела наших дядяшек… Что ни будь измениться? Может быть, лучше похороним подлое дело, а герои пусть живут в веках?

 

На центральной площади Эстэбана стоит величественный памятник. Лучшие скульпторы Континента и Острова оспаривали друг у друга право изваять его.

Эльф Драгер кон Сильвер и орк Горацио Савиньи хэр Фрейя стоят, положив руки на плечи друг другу. Другие руки сплетены в крепком рукопожатии. Головы повернуты, и, кажется, что их взгляды устремлены куда-то вдаль, туда, где дружно живут наши народы.

Возле памятника всегда много цветов. Светлые души освещают площадь и памятник. На гранитном постаменте, из полированного золота высечено изречение Галуа Мангазийца, по прозвищу Бродяга: «Даже через реку крови можно построить мост дружбы…»

 

Курск, 2 марта 2008 года