Лето выдалось на редкость влажным, и в то же время солнечным. Делать в городе было нечего, и мы приняли решение переехать хотя бы на месяц за город, в полуразваленную хату нашей далекой родственницы. Весной мы навещали ее на Пасху и увидели, как на крыше стояли аисты, перебирая мощными красными лапами. Это был некий знак свыше. Работая над многочисленными проектами в сфере законодательных инициатив, мы с мужем захотели отдохнуть от сутолоки и суеты, подумывая об отдыхе.

Баба Таня давно уговаривала нас выбраться на природу. Хутор, на котором она жила одиноко, состоял из четырех домиков, еле видных из-за обилия бурьянов. Домик бабы Тани был крайним, стоял на пригорке, с которого был виден хуторок Майский, а с тыльной стороны хаты вниз уходил симпатичный овражек, поросший лопухами. На дне овражка журчал ручей Ярый.

- Вот это фэн-шуй! - съязвил мой муж-интеллектуал.

- Идеальное место для отдыха, - подумала я сразу. Тишина, от которой ломило в ушах, и неспешное стояние жаворонков в воздухе, все это настраивало нас на элегический лад. Приняв решение, мы ждали заветного отпуска. Но все получилось не совсем так, как хотелось. Мой начальник уперся, не желая подписывать заявление на отпуск. В ходе переговоров было решено, что мы возьмем дочурку моего начальника Нику, которой необходимо было пить козье молоко и побыть на свежем воздухе. Ника прихватила своего любимого кота Матроскина, с которым любила поговорить на разные темы. А дети нам привезли трехлетнего сорванца Даньку. Пятилетняя, к тому же очень самостоятельная Ника решила приступить к воспитательному процессу, подключив кота.

- Утром я иду на работу, - серьезно говорила она внуку, на тебе кот и электричество, и без всяких глупостей, - строго добавляла она. Внуку очень нравилось такое общение. Он клятвенно убеждал, что с котом и электричеством все будет в порядке.

 

- Вот, не зря съездили, - зимой огурцы еще как пойдут, - баба Таня полностью ушла в процесс, превратив небольшой двор в консервационный цех по переработке сельхоз продукции. Муж повесил в сенях гамак, и чувствовал себя превосходно, просматривая газеты и журналы. Ника утром надевала старые туфли бабы Тани и отправлялась «в офис, на работу», которая находилась за сараем в глубине двора. Там она ругалась с компьютерщиками, неправильно составившими программу, и работала с документами, деловито перебирая лопухи. Нас немного озадачило то, что мобильной связи не было, и мы почувствовали себя отрезанными от всего мира. И это было прекрасно.

 

Благостная жизнь на хуторе не была такой уж спокойной. Слева от нас жил хромой дед Леонтий, захаживающий по-соседски в гости. Дед любил поговорить, назидательно поднимая палец, приносил парное козье молоко.

Телевизор деда давно барахлил, поэтому новости всех телевизионных каналов перемешались в его голове. События последних лет тоже.

- В тот год, - серьезно начинал Леонтий, жмурясь на солнышке, все его рассказы обычно начинались с этой фразы, - ента власть обрезала нам елестричество - ничего. В войну хуже было, - философски резюмировал он. А детишки все одно рождались, и от кого только?

Дед вздыхал и начинал лукаво поглядывать на бабу Таню, которая родила в войну двойню, близняшек Веру и Катю, работавших в Италии.

Бабя Таня краснела, и начинала махать на него руками.

- Теперь уж в пробирках рождаются, - добавлял дед, не до конца уверенный в том, как это происходит. - Дык мамки на что?

- Аисты, - авторитетно добавляла Ника, снисходительно посматривая на деда.

Мы ухохатывались.

Дед не обижался, внимательно разглядывая предметы, окружавшие нас.

Ему не внушал доверия маленький плейер с наушниками, и соковыжималка, которую мы привезли из города.

- Треску много, а толку нет!- резюмировал дед, неодобрительно посматривая на процесс выжимки сока.

- Ерундистика, одним словом. А вот в войну, когда хутор немцы бомбить начали, я спрятался в погребе, а там бочка с соленьями. До сих пор вкус помню, мимо снаряд пролетел, да в хату бухнул, меня, мальчонку к бочке отбросило. Вот же вкуснотища была!

Ника внимательно слушала, поглядывая на деда. В перерывах между рассказами он лепил ей из глины маленьких человечков с круглыми носами.

- То вкусно, а сейчас полезно!- добавляла Ника, - за фигурой следить!

Утро мы начинали с того, что собирали огурцы, выросшие на огороде в невероятных количествах. Баба Таня, расстелив передник, перебирала их по размеру и степени зрелости, рядом сушились банки. Я начинала готовить зелень для заготовок. Острым секачем рубила зонтики укропа, петрушку, хрен, расстилая для просушки на столе.

Справа жил сосед, заядлый рыбак Семеныч, к которому питал слабость Матроскин. В полдень кот выходил на дорогу и ждал соседа с рыбалки, зная, что тот обязательно даст ему пару пескарей.

- Уж какие огурцы у тебя, ни у кого таких нет. Прямо нежинские, такой сорт! А у нас гнить начали, солнца много, засолить хотели. С фасолью теперича маемся.

Бабя Таня обязательно угощала его фирменным салатом «Каприз», который никак не получался у супруги Семеныча, сварливой бабы Дуни. Секрет был в том, чтобы хорошенько перетереть руками резаные огурцы с солью и луком до состояния, когда они пускали сок. Вся эта масса должна была перебродить, а когда сок начинал пузыриться на солнышке, - давал особую сладость. Иногла мы разводили его кислым молоком, и получался суп «таратор», как в Болгарии. Дед Леонтий удивлялся.

- Зачем огурец портить? - сиди да ешь себе, если зубы есть, конешно. И выдавал по огурцу Даниилу и Нике.

- Кушайте, гости дорогие, - отведайте, будьте так любезны.

- Что такое «любезны»? – заинтересовалась девочка, наморщив пытливый лобик.

- Это значит, попросить с уважением, почтительно, чтобы гостям было приятно, - разъясняла я в конце дня вместо дежурной сказки непонятные выражения.

На следующий день Ника бросилась к отцу, приехавшему в гости.

- Отведайте огурца, - просила она, - ну будьте таким любезненьким, - и поклонилась в пояс.

Оторопевший Бодров долго смотрел на дочь.

- Что у вас происходит? – с ехидцей поинтересовался он, загружая очередную партию консервировации в багажник.

- Вот, сказал мой муж, - к сельской жизни привыкаем. Хотим дауншифтерами стать.

Бодров занервничал. На соседней фирме несколько компьтерщиков еще прошлой зимой уехали на Гоа, для того, чтобы научиться слушать океан.

- Жизнь – это не только программы и процессоры, это свобода души, - сообщили руководству сотрудники и не вернулись…

 

Когда начинался дождь, мы перемещались в хату. Здесь на лавках лежали душистые травы, в мешках стояли орехи и семечки. В хате пахло полынью и медом, а по вечерам шуршали бойкие мыши.

- В энтот год - ну что ты будешь делать? Зальет так зальет. В энтот год, когда я крышу ремонтировал.

- Что монтировал? – Ника навострила уши.

- Крышу подшивал, подходит пришлый человек, говорит – что, дедушка, пустишь переночевать, я тебе крышу подсоблю. А чего, говорю? Ночуй, если хочешь. Наш, оказался, сосновский, из соседнего села. Отсидел за незнание.

- Не знание? - удивилась Ника, рассматривая пачку старых пожелтевших журналов с закладками «Знание – сила».

- Не знал, сердечный, что законы энти постоянно меняются. С прокурором погавкался. Засудили простого человека.

- Люди не гавкают, - перебила Ника.

- Не перебивай дедушку, - авторитетно заявила я. - К старшим нужно с уважением. Когда будешь старенькая, и к тебе будут уважительно.

- А потом в матросы с горя ушел, его два друга предали - в крепость засадили.

Мой муж свесился из гамака, внимательно прислушиваясь.

- И такое бывает, - заявил Леонтий. Да в тюрьме ему хороший человек попался, выучил, как утечь оттудова. И место указал, где бриллианты закопаны, сокровища разные.

Данька заворожено слушал. Они с Никой уже несколько дней искали в овраге сокровища от Али Бабы. Но вместо сокровищ накопали червей для Семеныча.

- А жинка его изменила с офицером, и мальца родила, живет, а без охоты – мается. Ну, навроде ты с Дуней своей, - добавил Леонтий в сторону Семеныча.

Семеныч задумался. Я тоже напряглась, ожидая развязки.

- Накопал он энтих бриллиантов, вырядился в чесучовый спинжак.

- Зачем сучовый? – Ника строго смотрела на дедушку. – Так говорить нельзя.

- И пошел себе траву косить. Зачем, говорит, мне, с энтими прохиндеями общаться? Я вот домик себе построю. Жинку молодую возьму, за козой ходить буду. И крышу могу вам со всем удовольствием починить, потому что богатый. Савва Морозов зовут…

Послышался грохот. Это из гамака, сотрясаясь от смеха, рухнул мой муж.

За ним, постанывая, и я начала хохотать.

Баба Таня механически перебирала травы. В окошко стучал нетерпеливый июльский дождь.

Утром спросонок я услышала разговор Ники с котом.

- Предал его друг, понимаешь? Тот ему сокровищ всяких, крышу починить хотел.

Кот крутил по сторонам круглой головой, следя за шустрыми воробьями, затеявшими драку в песке.

- И отправился в дальние страны, где «знание-сила», и женщину с собой взял, чтобы она ему из пробирки рожала. Слава Заразов зовут…

Кот с воплем выскочил на улицу. Ника побежала за ним…

 

Прошло время. Осень заглянула в окошко гостеприимной бабы Тани и обитателей хутора Майский, где всегда царит лето. Милые люди, понятные отношения. Что будет дальше? С этими душистыми лугами, журчанием ручья, чаевничаньем? Неохотно перелистывая страницу этого лета, мы остались в нем, одурманенные запахом огурцов, свежестью летних дней, задушевностью простых людей.