Поедем в Питер перезревшими студентами,
не обсуждая вариант СВ,
бренча карманами, монетами, моментами,
считая километры, в голове
держа брожение Апраксина двора
и гул колодцев в ожидании комара.
Там от вокзала по маршруту трехминутному,
включая топографии азы,
отправимся к подвальному, уютному,
где в медовуху кутают язык,
с витрины смотрит улыбающийся Манн,
и красит стены разноцветьем битломан.
Там отдыхают состоянья пограничные.
Пять раз возьмем по шестьдесят минут
на то, чтоб личное сменилось на безличное,
на вдохе девять тысяч номером, изнут-
ри конструируясь в носителей пустот,
готовых впитывать до судорог, до рвот…
И в ночь. А после танцем четные - нечетные
местам и музам передаренные дни.
Проснуться б где-то под бессмертными полотнами
и, наконец-таки, добраться до родни.
Услышать «Выросла!» и «Юноша хорош!»
и, отобедав, с жаром попрощаться. Что ж
лет двадцать минуло, как виделись до этого.
Моя, увы, природа такова,
к разлуке – ровно (как-то доктор посоветовал).
И крови зова наскребешь едва.
Но мы с тобой давай повременим пока
моей особенности трогать ДНК.
Пойдем-ка лучше с рук подкармливать приятеля -
Чижа, кидая горсти медяков,
в числители – вместительность веков,
и легкость помещая в знаменатели.
Быть может, скульптора приветствовавший глаз,
сознанью птичьему на век вручит и нас,
И голоса останутся невольно?
Вот удивится, думаю, река,
что стайка чижиков крылатых и довольных
рассядется у своего божка.
И, как один, вскричат из-под пера:
«Мы здесь! Мы в Питере! Приехали! Ура!»
__________________________________
Поедем, юноша. Неутомима словом
сидеть, вздыхать, алкать дитя Петрова.
|
|