Ода нашему времени
Мы потеряны, эта местность
Ничего не подскажет взгляду,
Точно канули в неизвестность
Мы в ней честно уснули рядом.
Бесконечностей наших малость
Растрепалась к утру, как локон,
Как металось, как зимовалось
В этом обмороке высоком.
Вот и зрелость... скажи на милость...
Точно в пропасть, собрав манатки,
Мы шагнули, как оступились,
Как обрушились без оглядки.
Навсегда уже было дважды -
Там птенцам, угодившим в сети,
Ты любовь утолишь, как жажду,
Из ладоней своих столетий.
* * *
Ты – сочинитель. Каждый домысел
Исполнен жизни, как аорта.
Не говори, что это промысел
Сухой чернильницы и черта.
Ты сам лелеял этот замысел,
И никому уже не вторя,
Он поднимается, как занавес,
И открывает вдоволь горя,
Где страсть не больше междометия
В ряду немыслимом событий,
Объединяющих столетия,
Могильщиков, актеров, зрителей.
* * *
Мы крадем себе не впрок,
Обмирая на свободе,
Эта бедность не порок,
А болезнь в высоком роде.
Не смотри, что жить темно,
Ни одной души не видно,
Я ручаюсь за одно:
Всюду бездна а не дно,
И начавшись, будто блажь,
Возле сердца без подвоха,
Каждый выдох как шантаж,
Снова требующий вдоха.
* * *
Пока нам пело одиночество,
Блуждающим в лесу высоком,
Боль принимающим, как почести,
Смертельную под левым боком,
Мы только вторили обмолвкою
Листве в неслышимом обвале,
И дерева валились в обморок,
И воздух ветками хватали.
Что ж упрекать певца в чудачестве,
Когда он дудку безыскусную,
К корням притулившись по-старчески,
Уже прижал к губам искусанным...
* * *
Ты знаешь, я сошел с ума,
Шагнул по горло в эту стужу,
Как говорила ты сама,
Чему свидетелем зима
Стеной наружу.
Когда рассудок свой верну,
Я брошу в воду дань Харону,
Не потому что потону,
А просто подойду к окну
И раму трону.
Живи, душа моя, спеши,
Судьба и рифма - все не кстати,
А были страсть как хороши,
И я чиню карандаши
И жгу тетради.
* * *
Такая тьма, как от обиды,
Что звезд не надо,
Для холода или для вида
Довольно взгляда.
Не ставь мне в строку эти бредни,
Им ближе проза,
Где никогда сродни намедни
И так же поздно,
О чем ни звука, о подруга
И недотрога,
И это, знаешь, вся разлука
На очень долго.
Новогодний разъезд
Еще трещит огонь в камине,
И хвоя плавает в вине,
Но в темной дома половине
Всё не по мне.
Как бы отворена аорта
Еще вчера, еще вчера,
И никого, и без присмотра
Спит детвора.
Я сам в жару или угаре
Прислушиваюсь у дверей,
Смотрю в глазки, листки срываю
С календарей...
И ты одна великодушно,
Как музыка лишая сна,
Чему душа еще послушна,
Едва слышна.
* * *
«Милый Августин, вы двулики...»
Евгения Райзер
Чем с ума тебя свести
Может женщина земная?
Смейся, бедный Августин,
К небу глаз не поднимая.
Ты живешь в пустом дому,
Ничего себе не значишь,
Только что ж ты плачешь, плачешь,
Неужели потому,
Что сжимая жизнь в горсти,
Не дыша и не ревнуя,
Ты не женщину земную
Любишь, бедный Августин?
Поздний разъезд
Мы увидимся в том издании,
Чьи читатели и предтечи
Опускают глаза в изгнании,
Задыхаясь в слезах наречий.
В этой области опечаленной,
Где слетаются к ночи в стаи
Птицы памяти, мы нечаянно
Жить как-будто и перестали.
Лишь друг другу и узнаваемы,
Стихотворное поколение,
По домам уже не трамваями
Уносимое - током времени.
* * *
Твой дар мелеет, как река,
В золе и щелочи,
Всего хозяйства что тоска
И ключик к полночи.
Но если ты не без ума,
Не всё ли поровну
В какой пропорции сурьма
К свинцу и олову?
И ты не падаешь в огне,
Не гибнешь в Дании,
Ты на войне, как на войне,
И век в изгнании.
* * *
Что прочитает по руке
Судьба на черной лестнице
Для будущей прибереги
Проказницы, прелестницы.
Пока ж, слоняясь налегке,
В стихе и одиночестве,
Считай подсечки и смешки,
Пиши, спеши, пророчествуй.
И Млечный путь стерев с руки,
На полдороге к вечности
Застрянь в каком-то кабаке,
В тоске и неизвестности.
Там чаша чорного вина,
И в ней еще мерещатся
Любовь и пьяная луна,
Проказница, кудесница...
* * *
Осень ангелов, пыль их костров,
Столько звезд, что не поделишь на сто,
Ни на йоту не уменьшишь числа,
Звездочету в высоте ремесла.
И, как цифра упорхнувши с листа,
Покатилась, остывая, звезда,
Как с катушек от огней звездочет,
Их все больше, а он просит еще.
Он птенец, он видит ночь из гнезда,
В лунной дрожи отливает вода,
Как бумага, ледяным серебром,
Только гуси ее тронут пером.
* * *
В вавилонских кофейнях,
Европейских столицах
Я был вором и тенью
Вечно зябнущей птицы.
Это утром в газетах
На последней странице
Не наметят петитом
Между прочим, забытым.
Мне живется, как снится,
Мои сны бездыханны,
Между ними границы,
Патрули, океаны,
То, что дышит в затылок
Между прочим, забытым,
Где за эту монету
Все торгуют в убыток.
* * *
Твой свидетель не в себе, и судья
Переводит эту дрянь на латынь,
Он в рубахе ледяного шитья,
В темноте он говорит тебе ты.
Он не путает, а так - норовит
Переставить то падеж, то предлог,
Ему клятвы нипочем на крови,
Он и сам был скрипачем, но продрог.
И на фоне тех небес у виска
Зеленеет и не лавр, и не медь...
Ох, схлопочешь ты к утру дурака,
От которого пол жизни неметь.
За спиною адресок, как сквозняк,
Шарф, как сказано, с чужого плеча,
Да венозная дверная возня,
От которой смертный пот по ночам.
Ты б не выпил эту чашу из двух,
Отмахнулся в темноте рукавом,
И на фоне тех небес, милый друг,
Не осталось бы к утру никого.
* * *
Попроси за меня той властью,
что дана никому,
Я во сне открываю веки
в средиземную тьму,
Надо мною дрожат созвездия,
ближе чем облака,
В их мерцанье вмещаюсь весь я,
в чем порука легка,
Потому, мой далекий ангел,
наша участь уже не часть
Той шеренги, где в страшном ранге
эти звезды будут вручать.
|
|