В теплый и ясный, заполненный солнечным светом воскресный день, когда самое время, надев летний костюм, вот только-только купленный в «Алане Манукяне», совершить променад по набережной Нескучного Сада, Анна зачем-то затеяла уборку. «Конечно, в воскресенье ничего делать нельзя, грех, - думала она, мягкой тряпкой протирая мебель, - но из-за этой проклятой аллергии на пыль в конце недели дышать уже просто невозможно! А другого времени все равно нет: в субботу у меня утром бассейн, вечером клуб, на неделе после работы – спортзал, да и устаю сильно. Еще убираться не хватало. Как хорошо было с уборщицей! Подумайте только, видите ли у нее дача! Картошечку сажать надо! А я тут мучайся!» Она злобно швырнула тряпку, слезла с табуретки и уже собралась отправиться в ванну, как вдруг откуда-то сверху на Анну упал какой-то предмет. Чертыхнувшись, она подняла с пола старый, давно забытый альбом фотографий. «Что это?» - подумала Анна. Затем села на табуретку, брезгливо стерла с альбома пыль и осторожно открыла первую страницу. И вот время, расправив невидимые крылья, стремительно понеслось в прошлое.
Это были какие-то совсем незнакомые фотографии. Они были сделаны тогда, когда Анны еще не существовало, и многих людей, смотрящих на нее с пожелтевших карточек, Анна не знала, или просто забыла. «Кажется, это баба Оля», - думала она, силясь вспомнить, как выглядела мамина родная тетка, жившая в доме престарелых. Анна вспомнила, как баба Оля каждое воскресенье приходила к ним на обед с неизменной бутылочкой кагора, которую сама и выпивала. А потом вдруг исчезла навсегда. «Интересно, куда она потом подевалась? – размышляла Анна. – Может, умерла? Мама-то, наверняка, знала… А это кто? Худющий какой! Дядя Ваня! Ну и ну. Нет, этого не знаю, какой-то мальчик… Может Вовка? Да нет, вроде не он. А это? Не может быть! Мама! Боже, это мама! Какая молодая, какая красивая!» Анна улыбнулась, и мама в ответ улыбнулась с фотографии Анне. Вот мама с подружками, это она на работе, а это на море, кажется, с тетей Верой. А что, интересно, стало с тетей Верой? Может еще и жива, Анна ее с маминых похорон не видела. А может, тоже умерла. Возраст… Хотя они с мамой были одноклассницы, а маме-то ведь сейчас было бы всего 72». Анна вздохнула и перевернула твердую картонную страницу. Теперь на нее смотрел отец. Лихо сдвинув на затылок фуражку, он крепко сжимал в руке автомат. «Какой смешной, - улыбнулась Анна, - совсем еще мальчик. Трудно представить, что из таких вот пацанов потом получаются генералы!» Потом шли свадебные фотографии родителей, какие-то праздники, юбилеи, банкеты, пикники. Незнакомые и знакомые лица то как-то строго и даже укоризненно разглядывали Анну, то добродушно улыбались ей, а то и просто, не замечая ее, смотрели друг на друга. И вот, печально вздохнув, она закрыла последнюю страницу.
И вдруг какое-то странное и неприятное чувство охватило Анну. Она вспомнила, что уже много лет не была на могиле родителей, и там, наверное, все уже заросло. Ей стало стыдно, и она тут же сначала разозлилась на себя, а затем и на покойных родителей. В конце концов, она сразу же, еще после смерти отца, предупредила мать, что кладбище терпеть не может (там же сплошная пыль!), и что денег на памятник даст, и, конечно, ходить будет, но не так часто, как мать хочет. Мать тогда только грустно улыбнулась и сказала: «Когда я умру, совсем наша могила запустеет». «Ничего не запустеет! – возмутилась Аня. - Что я, по-твоему, последняя тварь, что ли?» Мать умерла 21 год назад, и первое время Анна пару раз в году могилу обязательно посещала, а потом как-то времени не стало, особенно после развода с Олегом, когда пришлось самой о себе заботиться, карьеру делать, а теперь она, между прочим, директор крупной торговой компании. Ну, когда ей по кладбищам ходить? Да еще и эта аллергия, и на кладбищенскую пыль, между прочим, тоже! И все же где-то в самом уголке сознания острыми коготками неприятно заскребся крохотный зверек сомнения, а на душе отчего-то стало тягостно. Ощущать себя последней тварью было неприятно, и Анна с досадой запихнула альбом на антресоль. «Надо его давно было выкинуть, - заключила она, чувствуя, как в такой прекрасный день настроение становится паршивее и паршивее, - все равно меня там нет. Оставить фотографии родителей, а остальное - в помойку». Но альбом она все же не выбросила. Затем Анна приняла ванну, причесалась, сделала макияж, надела новый костюм и вышла из дома, предварительно позвонив подруге:
- Ир, давай куда-нибудь сходим. А то что-то настроение такое скверное. Куда? Хочешь, в театр, а потом где-нибудь поужинаем, по пироженке съедим, это мне всегда самочувствие улучшает. И вообще, пора об отпуске подумать. Махну куда-нибудь в Италию, или во Францию, нервы ни к черту. Ну, все, давай, до встречи.
* * *
Пару лет назад, то ли от дождей, то ли еще отчего-то, памятник развалился, и теперь его обломки лежали на заросшей бурьяном могиле, так что уже невозможно было прочитать имен тех, кто обрел на этом месте вечный покой. Лето выдалось жарким, последний раз дожди шли больше месяца назад, и обломки покрылись толстым слоем пыли. Пыль лежала здесь повсюду: на оградке, на остатках цветника, на покосившемся кресте, оставленным еще с похорон; серая и едкая пыль, пыль времени и человеческого забвения, плотно укрывающая совесть той, что спокойно пока еще существовала за каменной кладбищенской оградой.
|
|