Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Третий Международный литературный конкурс «Вся королевская рать» I этап

Автор: Ира ЕгороваНоминация: Любовно-сентиментальная проза

И это из сердца не выдернешь с корнем

      ПЕРВАЯ «ВЗРОСЛАЯ»
   В Одессе удивительный воздух, ленивый и чувственный, и в то же время, пропитанный живительными импульсами, как первобытный, доисторический бульон, в котором зародилась жизнь.
   Начиная с весны, затапливающей весь город пьянящим духом акаций, и до поздней осени, устеленной жёлто-красными листьями, Одесса не устаёт пот-чевать своих обитателей потоками солнца различного накала, букетами вку-сов, цветов, запахов, солёными объятиями моря и ветра, звуками прибоя и шумом Привоза, горячими улыбками и перчёными шутками, рассыпанными нехотя, и где попало.
   
   Весна в тот год совпала с первой «взрослой» любовью, с ощущением, что я – девушка, с распирающе-томящей болью растущей груди и поющим, как струна, телом, пружинисто изгибающимся во время ходьбы. А взгляды чутко воспринимались всей кожей, и были почти равносильны прикосновениям. Влажный от весенних дождей ветер проглаживал лицо и шею, запускал свои пальцы в гущу волос, от чего они кудрявились пышным ореолом и волнисто развевались сзади, вдогонку моим стремительным шагам.
   Ветер в меня влюбился –
   Сладкий, щекочущий, пьянкий –
   Впивается в ноздри, в губы –
   Начало моей изнанки.
   
   Сжимает виски в ладони,
   Затылок сжимает в локти,
   И тычется лбом холодным
   В мой лоб в сигаретной копоти...
   
   Слова брались неизвестно, откуда, вертелись назойливо, как насекомые, копошась и мешая до тех пор, пока не найдут своего законного места в стро-ке. Я шла своим любимым маршрутом: Пушкинская, Приморский бульвар, Дюк, Воронцовский дворец, «Тёщин мост».
   Впуская в себя влагу воздуха, как рыба жабрами, лавируя между намере-вающимися пристать, праздношатающимися парнишами, приближаюсь по Пушкинской к Приморскому бульвару.
   – Девушка, можно с Вами познакомиться? – Какой-то тип с совершенно неуместным лицом.
   – Нет, нельзя! – категорически отрезаю я, не сбавляя скорости полёта.
   – Но почему? Вам же, наверное, скучно? Вы одна…
   – Мне скучно?!! – зверею я от глупости непрошенного ухажёра, и вклю-чаю турбореактивную скорость, после чего голос приставальщика глохнет где-то позади.
    Здесь, на Пушкинской, среди могучих платанов вспоминались разговоры таких взрослых курящих поэтов и пантомимщиков, испещрённые шутками и намёками, ленивыми движениями и острыми переглядками. И обволакиваю-щее присутствие Его, любимого, физически ощущаемое его приближение и удаление, обоюдно нацеленное внимание, внезапные разряды касаний или всполохи взглядов.
   К нашему двадцатилетнему руководителю студии пантомимы стекались приятели его же возраста, очень зрелые и мыслящие, как казалось тогда мне, четырнадцатилетней. А я (самая маленькая в студии, по прозвищу Малая), почему-то частенько присутствовала на их бурных обсуждениях проблем мирового масштаба, иногда сопровождавшихся стихами, песнями, танцами и сухим вином. И страшно вдруг становилось от крамольной мысли – прогово-рить им что-нибудь из моих сложившихся где-то в мыслях (и даже не запи-санных тогда!) строчек:
   
   У меня душа – страстная,
   У меня шаги – быстрые,
   У меня ладонь – ясная,
   У меня глаза – чистые.
   
   Я люблю ходить голая,
   У меня спина смуглая,
   У меня длинны голени,
   В волосах – волна круглая.
   
   Я – ведьма, богиня, чертовка, русалка,
   И мне ни единой души
   Не жалко, не жалко, не жалко, не жалко –
   Глаза мои так хороши.
   
   И волосы вьются, как флаги на мачте,
   И пальцы тонки у руки.
   Любите, желайте, стенайте и плачьте,
   Смотрите, как ноги легки!
   
   Как ноги легки и длинны, и проворны,
   Как стройные бёдра круты…
   И это из сердца не выдернешь с корнем
   Ни ты, и ни ты, и ни ты!
   
   Нет! Нет!!! Как можно – такое? Неприлично, стыдно, И вообще… Ведь они же уже – !!! А я ещё – ???…
   
   ЗЕЛЁНАЯ
   Гусеница ползла по ветке куста, молодая и зелёная, как всё вокруг. Още-тинившись во все стороны волосками, особенно яростно и торжествующе увенчивающими полоску на спинке, она старательно подтягивала хвост, вы-гибая туловище, а потом, с гимнастической ловкостью, разгибалась, будто пыталась измерить длину своего пути в гусеницах.
   Мы сидим на скамейке под кустом. Запах прогретой весенней зелени смешивается с запахом моря. Солнце уставилось на нас, как на школьников, ещё не напроказивших, но явно замышляющих что-то запретное. Он раски-нул руки по спинке скамейки. Так я оказалась уже наполовину приобнятой, по крайней мере, смиренно замершей где-то у него под крылом. И каждая мурашка на коже мучительно просит, чтобы эти, несостоявшиеся ещё, объя-тия сомкнулись уже на самом деле!
   Он повернул голову, испытующе заглянул в меня. Я увидела зелёные, близко посаженные глаза с загнутыми золотистыми ресницами, которые смотрели на меня с тою же проницательностью, что и солнце. Стало ясно, что двоечница здесь – только я. Конечно, мне же ещё только 14, а ему – уже 20! Паника внутри привела меня к полному столбняку… правда, какому-то блаженному.
   – Малая! Знаешь, как называются эти цветы? – он наклонился и сорвал среди подростково-ершистой­ травы несколько маленьких жёлтых цветочков, отблёскивающих на солнце глянцевой внутренностью лепестков.
   – … Нет, не знаю, – ответила я, понимая, что проваливаю первый серьёз-ный экзамен.
   – Они называются «гусиные лапки», это мои любимые цветы, – и на се-кунду веснушки у него на носу наморщились.
   – Я тоже люблю всё жёлтое, – пульс во мне начал беспорядочно метаться по всему телу.
   – Ну, тогда я тебе их дарю!
   В моей голове тут же заскакали не знамо, откуда поступающие справки: дарить жёлтые цветы – к обману, к измене, к разлуке…
   – Нет, – пискнула я виновато и беспомощно, – жёлтые цветы дарить нель-зя…
   – Эти – можно, – убеждённо заявил он и сунул мне в ладошку махонький букетик.
   Я уставилась в цветочные, наивно растопыренные мордочки, не очень по-нимая, радоваться мне или печалиться. Застав меня врасплох, он прикоснулся губами к моим губам. В первую секунду я одеревенела от неожиданности. А потом его руки стали обволакивать меня – затылок, спина, плечи, грудь – во-круг меня свивался теплый кокон, и я понеслась куда-то вглубь жизни, на-встречу сладкому, как нектар, вкусу… у-у-у-У-У…
   И вдруг я зависла над поляной. Внизу, на лавочке сидели двое – я, как-то по школьному сидя с аккуратно сомкнутыми коленками, зажав в ладошке «гусиные лапки», и он, обвив, как плющ, мои плечи и талию. Мои волосы разлились с запрокинутой головы золотыми волнами по его рукам. Казалось, двое жадно пьют друг друга и никак не могут напиться… Это длилось вечно.
   Гусеница старательно и истово подтянула хвост, выгнулась дугой, потом вытянулась, с наслаждением обхватывая всеми лапками свою ветку и подно-жие листа. Волоски её при каждом движении топырились, задевая друг друга и щекотно морочили кожицу… сочный дух листа… Хрясть – и остренькие зубки впиваются в его зелень… о!.. ещё, ещё… кусь… кусь… да, да, да… вот так и должно быть… всег-да… да…
   Хоп… и я снова здесь, в своём теле… Ничего не понимаю… Мы как-то, с трудом отлепились друг от друга. Плечом я вписалась ему подмышку. Перед глазами – его ухо и слегка небритая щека… он с трудом переводит дыхание.
   – Малая! Ты меня любишь?
   И снова паника. Как?.. что надо говорить?.. это можно… – говорить «люб-лю» вот так, прямо – сразу?..
   – …Н-не знаю…– не найдя ничего умнее, ответила я.
   – Как «не знаю»? – Он смотрит на меня с явным раскаянием, – Малая!.. Запомни, целоваться и отдаваться можно только по любви.
   – Да, да. Я люблю тебя… люблю! – И я, даже, кажется, вскакиваю… Но, как же теперь всё это звучит глупо и неубедительно! Детский лепет на лу-жайке… а-а-а… какая же я дура!
   Он, нехотя, но неотвратимо выпрямляется, приглаживает мои волосы… ребёнка по головке погладил – мелькает у меня…
   И, кажется, что-то ещё говорится… как в вакууме… а вскоре он ведёт ме-ня домой, и, в общем-то, ласково прощается у подъезда.
   В серой прохладе я поднимаюсь по лестнице, упрямо перешагивая через две ступеньки… Вдруг замечаю зажатые в кулаке цветы. Они уже повисли в полуобморочном состоянии… а я и не заметила, как удушила их. И тут мор-дочка моя вся скрючивается, а из глаз жгуче и сладко выкатываются слези-щи, бороздят щёки, подбородок, валятся прямо на «гусиные лапки».
   – Ы-ы-ы-ы!.. Ы-ы-ы-ы-ы… ы-ы-ы-ы!.. Бестолочь!.. Ну, почему я такая бес-толочь?!!

Дата публикации:12.03.2006 23:00