ГИТАРА В ПЕРЕХОДЕ.
Сергей Александрович в последний раз внимательно посмотрел на спящую супругу. Господи, как быстро пролетела жизнь! Кажется еще совсем недавно, они шли вдоль гранитной набережной, говорили ни о чем и обо всем. Ей - шестнадцать, ему - двадцать. Вокруг кипела сирень, в маленьких круглых лужицах, отражались сотни солнц одновременно. Эскимо по одиннадцать копеек, газированная вода с сиропом, и поцелуи, поцелуи, где только можно, на скамейке, в кинотеатре на последнем ряду, в обшарпанном подъезде ее хрущевки.
Она в десятом, а он на первом курсе консерватории. Газеты захлебывались восторженными статьями.- Золотые пальцы России! Лучший гитарист мира!- Конкурсы, дипломы, поездки за границу. И снова встречи, набережная, поцелуи.
Неожиданная беременность спутала все карты. Опрокинутое, мокрое от слез родное лицо.
Тяжелый разговор с родителями. Надрывный крик матери - Малолетняя потаскуха. Утомленное лицо отца. Безоговорочное хлопанье дверью. Грязный, пропахший мочой и коксом вокзал, стук колес, Москва.
Столом служил большой, дерматиновый чемодан оранжевого цвета.
Общежитие строителей в районе Самотечной. Бригада плотников, строительство олимпийских объектов. И вновь консерватория, но уже в Москве. И снова газеты, статьи, конкурсы и дипломы….
Рождение сына. Валерка. Умиление при узнавании родных черт в этом сморщенном, орущем комочке плоти, с перемешанными генами.
Первая гитара в филормонии. Громадные афиши, дорогие букеты после концертов. Валерка в элитном детском саду, хворый, капризный, начисто лишенный музыкального слуха, фискал.
Первые приступы нервного заболевания жены, пока еще непродолжительные, но страшно выматывающие своей беспричинностью.
Мягкий диагноз знакомого невропатолога - Ты знаешь старик, тут, по-моему, ее пьющие родители виноваты. Если честно, с каждым годом, будет только хуже. Если можешь - разводись. Ее не спасешь, но хотя бы сам не свихнешься.- Он не смог.
Начались беспричинные приступы ревности с ее стороны. Унижающие слежки, обыскивание одежды, звонки директору филармонии.
Многообещающий контракт с Италией, он отказался - Мне очень жаль, но в настоящий момент ни как. Да и через год - едва ли.-
Истерический, радостный хохот жены. Струны, дефицитные в то время, безжалостно порваны перед самым концертом. Концертный фрак испорчен раствором хлорки.
Первые сто граммов водки, выпитые тайком в туалете, и почти два часа веселое настроение, несмотря на визги супруги.
Виноватые интонации в голосе директора филармонии.- Я знаю, ты все еще лучший гитарист в России. Но я в первую голову - бюрократ, а уж потом музыкант. Три концерта сорваны. Бешеные неустойки. Кто покроет? Ты? Прости, но нам придется расстаться.-
Из дома все труднее уходить. Приступы все продолжительнее и продолжительные. Ее попытки суицида, несколько раз подряд. У него нарушение сна. Молча смотрит в потолок - и так ночь за ночью.
Все, более или менее ценное уже продано. Нет машины, дачи, синтезатора. В консерватории, где он преподавал, с усмешкой косятся на его, заштопанные мужской рукой брюки. Учеников все меньше и меньше. Соседи больше не хотят давать в долг. Иногда, бессонными ночами, он ходил по соседним улицам, собирал бутылки. Третьего дня, его поймали бомжи и сильно избили. Ни кто не любит конкурентов. Ей выписали мощный диприсант, две таблетки, и примерно четыре часа она спит, крепко и сладко. В это время он бессмысленно сидит на кухне и отдыхает.
Вот и сейчас, она уснула, а он смотрит на нее с нежностью и любовью. Сергей Александрович поправляет сбившееся одеяло, не замечая, не желая замечать ее опухшего лица, ее нездоровой полноты, ее уродливых, целюлитных ляжек.
Он тихонько достает со шкафа гитару, ласково проводит по грифу ладонью, и упаковывает ее в черный, матерчатый футляр.
Желтые глаза фонарей. Витрины магазинов, и люди, люди….
Скорее в жерло метро. Как можно дальше от дома, от потенциальных знакомых.
ВДНХ. Переход к гостинице ‘’ Космос’’. Несмотря на вечер очень оживленно. Музыкант встает между хохлушкой продающей носки и торговкой поникшими цветами, кидает в рот таблетку валидола, обнажает от футляра гитару, закрывает глаза, и начинает играть.
Боже, как он играл. Гитара под его пальцами пела, нет, она скорее рыдала, всеми своими струнами. Ее плачь, был способен перевернуть душу в самом конченом человечишке, разбудить давно уснувшую совесть, вернуть потерянную любовь. А он играл и играл. И из-под прикрытых век Сергея Александровича текли мутные, старческие слезы. Наверно только он мог понять, насколько хороша была сейчас его игра. Эта его чудная гитара кричала, вопия к людям, а люди - проходили мимо, давясь остывшими беляшами, копались жирными от масла пальцами в дешевых хохлушкиных носках, и шли, шли, шли куда-то по своим, наверно очень важным делам.
А он стоял, плакал и играл….
|
|