О красоте. Что такое красиво? Может ли красивое быть неодушевленным? Всегда ли оно гармонично духовности и нравственности? Два мальчика. Один черненький, с короткими, спадающими немного на лоб волосами, длинными непослушными ресницами, большими, будто вечно удивленными черными глазами. Не очень высокий, худощавый, в синих, потертых джинсах и зелёной кофте с воротом. Другой повыше, с беспокойными русыми некороткими волосами, тонкой, невероятно-очаровательно выточенной линией губ, , тонкими подпрыгнувшими бровями. Он ходит немного прыгающей походкой, будто весь на шарничиках, с горящими светлыми-светлыми глазами, цвета невыдержанного бренди, в черном свитере и черных брюках. Они красивы, каждый в отдельности и – чрезвычайно вмести. Они радостны, улыбаются, счастливы, конечно, счастливы, и, кажется, чего-то ждут. Картина. Не важны слова, почти ничего не важно… Смотрите. Тот, который черненький, берет второго за руку, а другой рукой привлекает его лицо к своему. И тут я уже думаю сам – воздух между ними натягивается как струна, и они чувствуют, как он дрожит и колотится в бешеном ритме. Их губы находят друг друга сразу, легко. Будто магниты. Глаза закрыты, губы в истомной неге слиты в одно явление, в один плавающий моторчик. Они любят этот поцелуй. Не размыкают рук. Тот, что черненький, немного встает на цыпочки. Ему почти хочется улететь. Другой рукой, которая была свободной и прежде сжималась в кулак, он треплет непослушные кудри коньячноглазого любовника. Этот поцелуй, кажется никогда не закончится. Да и зачем ему заканчиваться. Такое начинается, чтобы продолжаться, чтобы быть. И разомкнулись их губы только для того, чтобы распахнуть ресницы и нырнуть в глаза друг друга. Парабола улыбок смотрела в бесконечность.
Я глядел на них. Я не смел дыхнуть не в такт или оступиться взглядом, или моргнуть. Это длилось пару минут. Эти две минуты стали воплощением неиллюзорной, реальной красоты. Воплощением гармонии красоты с самой собой Не важна духовная, разумная, эмоциональная или любая другая составляющая этой картины. Всё это пришло ко мне уже позже. Мысли, скрежет пружин разума, и попытка вложить мораль и логику в картину гармонии красоты. Я понимаю, это как по умолчанию, теперь почти никак нельзя запретить себе думать об этом. Так вот, разумное или любое другое истолкование гармонии красоты, попытка вложить в картину духовность, последовательность разума неизбежно ведёт и исчезанию этой картины. Красота блекнет перед этими манипуляциями разума и духа. С появлением эмоции начинается упадок греческой скульптуры и распространение итальянского искусства. Красота иссякает там, где начинается дух.
Сама красота, само явление первозданной иллюзии родилось и существовало на кончиках моих ресниц в эти две минуты. Красота была самоценна, изящна высока. Ей, по сути, ничего не нужно. Потом ее окрасили реальностью разума. Она исчезла.
Я скучаю по этим двум минутам. Я скучаю по красоте.
|
|