Солнце клонилось к закату, и камни на берегу канала медленно отдавали накопленное за день тепло. Перистые облака неспешно плыли по небу. Завтрашний день обещал быть ясным и ветреным. В городе все готовились к празднику в честь верховного божества Энлиля, и не было среди жителей Ниппура печальных и пребывающих в унынии. Радость переполняла людские сердца.
Лишь тот, кто с самого раннего детства отличался от остальных, не желал принимать участия в общем веселье.. Природа наделила его медным цветом волос, редко встречающимся в этих краях, и необычной любовью к уединению, а ещё безрассудством и крутым нравом - под стать грозному имени.
Эррензи. В честь Эрры, неумолимого бога чумы. Так называют детей в надежде на то, что страшная болезнь обознается и обойдет новорожденного стороной.
Его уважали и боялись, любили и ненавидели, но ни разу не случалось так, чтобы заговоривший с ним остался равнодушен.
Сам Эррензи никогда не задумывался об этом. Сейчас он просто сидел у канала, вдали от суеты, и вырезал из дерева новую флейту. За этим занятием и застал его встревоженный отец.
-- Почему ты до сих пор здесь? Верховный Жрец собирает всех у храма. Ты же знаешь, как важен обряд...
-- Я не пойду. Устал. - Сказал Эррензи, ни на миг не отрываясь от работы.
Старик горько вздохнул. Ну как такого упрямца переспоришь? Сам Верховный Жрец ему, видите ли, не указ!
-- Скажи, зачем ты сегодня ударил храмового писца? Это видели верные служители Энлиля. Они тобой очень недовольны. Чем провинился этот несчастный?
Эррензи задумался, словно решая, стоит ли отвечать на вопрос, но потом все- таки неохотно пояснил:
-- Мне не понравилось, как он смотрел на меня.
-- И это все? - отец огорченно всплеснул руками. - Ох, сынок, навлечешь ты беду на наши головы! Нельзя же быть столь непочтительным! Жрецы жалуются...
Эррензи усмехнулся, но промолчал.
-- Нетрудно догадаться, кто был зачинщиком вчерашней драки у колодца. Тебя слишком легко заметить. В Ниппуре уже говорят, - где рыжий, там жди ссоры. Неужели тебе это по нраву? - отец сделал ещё одну попытку воззвать к совести неуживчивого отпрыска. - Ты же должен понимать, что...
Но договорить ему не удалось, потому что в этот самый момент вдалеке показалась странная процессия. Жрецы и горожане - все они шли сюда.
-- Что им нужно? - родительское сердце замерло от нехорошего предчувствия.
И лишь Эррензи невозмутимо продолжал заниматься своей флейтой, до тех пор, пока люди не обступили его со всех сторон.
Все напряженно ожидали слова Верховного Жреца. И тот важно заговорил:
-- Наступает новолуние, и ныне Ниппурский демон, что зовется Намтар-Энзигаль, снова голоден. Должно нам утолить его жажду подходящим приношением. Как отрубают один палец, чтобы сохранить руку, так один жертвует своей жизнью ради многих. Боги указали на тебя, Эррензи. Лишь смуту и раздор сеял ты в этом городе, пришла пора искупить вину свою, и с честью принять уготованную судьбу...
Никто ранее не осмеливался противиться слову лучшего из лучших. Служители Энлиля несказанно удивились, когда предназначенный в жертву вдруг с криком рванулся вперед.
Но что он мог сделать один против толпы? Сопротивление было мгновенно сломлено, и запястья медноволосого оказались стянуты крепкой веревкой. Поколотили его, конечно, от души. Видать, кто-то не удержался и решил под шумок свести старые счеты. Губа разбита, из носа хлещет кровь, под левым глазом наливается багровый кровоподтек. И ведь сидит связанный, не шелохнется. Ясно, что боль терпит, а вида не подает. Поединщики-то вон уже по земле катаются. Кто за переносицу держится, кто за челюсть. Иные и вовсе лежат ничком.
Сильным воином был Эррензи. Именно был. Потому что о предназначенных в жертву говорят как о мертвых. Родители, друзья, жена - все будут оплакивать его, но никто не попытается развязать путы, чтобы помочь обреченному бежать. Какой в этом смысл? Ведь всем известно, что судьбы не изменить. А с того света не возвращаются.
Печальная процессия медленно двигалась к жилищу Намтара-Энзигаля, демона, наводившего страх на весь Ниппур. За одну луну он выпивал кровь четверых несчастных. Но остальные могли спать спокойно, зная, что, насытившись, не станет демон нападать на людей. До тех пор, пока не проголодается вновь.
Жертвы оставляли в условленном месте. Обычно их не нужно было привязывать. Кому придет в голову противиться воле богов? Но сегодня Верховный жрец не мог поручиться, что все пройдет гладко. Как же сделать так, чтобы уж наверняка избавиться от этого возмутителя спокойствия?
Всю дорогу приговоренному не давали прийти в себя, и Жрец начал беспокоиться, как бы рьяные соратники не угробили Эррензи ещё до встречи с Намтаром-Энзигалем. Но возле жертвенного камня раненый очнулся и по обыкновению принялся сквернословить.
-- Кто же вам кроме меня правду в глаза скажет? - закончил он свою гневную тираду и наконец-то умолк.
Вечерело. Ветер налетел неожиданно, и непослушные медные пряди упали на лицо, но у Эррензи уже не было сил, чтобы откинуть их назад.
Следуя установленному ритуалу, жрецы отошли на почтительное расстояние и замерли.
Ожидание будет недолгим. Скоро стемнеет и тогда жаждущий крови выйдет из пещеры, чтобы забрать свою жертву, первую в этом месяце.
Так и случилось.
Демон в человеческом обличье явился точно в срок. Высокий, темноволосый, одет богаче, чем Верховный служитель Энлиля. Ему оставалось лишь поднять и уволочь распростертое тело, но тут Эррензи неожиданно поднял голову, и до ушей застывших в немом изумлении жрецов донеслось:
-- А, значит, вот ты какой, Намтар-Энзигаль... Да чтоб ты мною подавился, сволочь!
Демон даже ухом не повел. Наверняка посчитал, что не по чести ему выслушивать подобные оскорбления.
Жрецы дождались, пока пьющий кровь скрылся в глубине пещеры вместе с добычей, и чинно отправились в город. На душе у них было легко и спокойно.
Известковые сухие стены из светлого камня, пара масляных светильников, одеяло из овечьей шерсти на полу, повсюду глиняные кувшины, горшки, в углу плетеный сундук. И это жилище демона? Видать, в рассказах, которыми жрецы пугают свою паству больше лжи, чем правды.
Эррензи приподнялся на локте, осматривая пещеру, и тут же встретился взглядом с её обитателем. В глубоких серых глазах Намтара-Энзигаля не было ничего человеческого.
Демон ухмылялся, происходящее явно веселило его.
'Чтобы ты мною подавился, сволочь!' - Надо же такое прямо в лицо заявить! Что это - наглость, бесстрашие или безрассудство, смешанное с отчаянием? Сложно сказать. Но подобных слов от своих жертв Намтару ранее слышать не приходилось. Он подошел к связанному человеку и присел рядом, пробежался внимательным взглядом по веревкам, кровоподтекам и ссадинам, изорванной одежде обреченного. Даже глядя в лицо собственной смерти, этот медноволосый не покорился. Значит, таким и останется. Не будет оглядываться на старших, станет жить своим умом, если, конечно, воспитать его правильно.
- Они называют меня демоном Ниппура, но я Энзигаль и пью кровь на любой земле. Ты будешь демоном Ниппура. - сказал Намтар, и вонзил клыки в шею распростертого перед ним человека.
Ещё совсем недавно он и не думал, что станет кого-нибудь оживлять своей кровью на этой земле. Не то, чтобы Намтар вообще не хотел этого. Просто необходимости не было. Да и достойных он, пожалуй, не встречал. Нынешнее решение пришло само собой.
Не только Ниппур, весь Шумер принадлежит Намтару-Энзигалю. Все демоны слушаются сильнейшего, и подчиняются его законам. Но они чужие ему, а этот будет своим. В конце концов, должен же кто-то оставаться в городе, пока Намтар будет странствовать. А последнее время дорога призывала его все чаще. Между Тигром и Ефратом растут города, скоро людей станет очень много, и значит, демоны будут жить в достатке и изобилии. Ниппур вполне способен прокормить двоих, и даже больше, если понадобится.
Намтар перекусил вены на своём запястье и, быстро, пока рана не затянулась, приложил руку к приоткрытым губам медноволосого. Тот сглотнул кровь, тут же закашлялся и снова принялся пить. Так понемногу человеческая сущность, уходит безвозвратно, и вместе с ней уходят все болезни и призрак скорой старости. Так по капле вливаются в тело сила, вечная жизнь и могущество. Так становятся демонами, над которыми не властны боги.
Вчерашний день принес жрецам Ниппура облегчение и успокоение. Но все же что-то пошло не так в этот раз. Демон должен был насытиться, однако два человека пропало прошлой ночью. А наутро их обескровленные тела были найдены у каналов.
Боги гневались. Но почему? Ведь Верховный Жрец в точности выполнил их волю, определив в жертву того, кто смущал горожан, не соблюдал обряды и не слушал верных служителей Энлиля...
А шум у городского колодца нарастал, люди толпились, ахали, недоуменно показывали пальцами.
Долг велел разобраться, что за новый возмутитель спокойствия объявился в Ниппуре. И Жрец подошел ближе.
Увиденное поразило его: на самом краю колодца восседал и все так же нагло усмехался проклятый Эррензи. Живой, здоровый, без малейшего следа от побоев на красивом лице.
-- Хотели от меня избавиться? Не выйдет! - он расхохотался, надменно глядя на прежних недругов.
Желающие наказать насмешника отыскались сразу же, но - вот незадача - теперь медноволосый был гораздо сильнее, чем прежде. От его удара человек падал на землю и больше не поднимался. Поняв это, поединщики в страхе отступили.
Жрец шевелил губами, пытаясь вспомнить хоть одно заклинание, но слова начисто вылетели из головы. Сердце тревожно сжалось в груди. Оттуда не возвращаются. Как же так?!...
-- Кто ты? - воскликнул он, понимая, что не сможет противостоять тому, кто вернулся из небытия
-- Так ты не узнал меня? - медноволосый откровенно издевался над собеседником, - Короткая же у тебя память, слуга Энлиля!
-- Зачем ты здесь? - вопрос прозвучал в полной тишине. Казалось, люди даже перестали дышать. Многие уже знали ответ и всё равно боялись его услышать.
-- Это мой город. С этих пор в Ниппуре два демона. Намтар обратил меня, и теперь я - дитя его сердца. - Эррензи обвел взглядом площадь и добавил. - Да, совсем забыл сказать, я сейчас очень голоден!
Толпа ахнула и качнулась назад в едином порыве. А потом началась паника. Горожане бежали, падали, поднимались с колен и снова бежали. Те, кто успел добраться до дома, поспешно захлопывали двери, припирая их изнутри чем-то тяжелым, завешивали окна всем, что попадалось под руку.
Эррензи даже не двинулся с места. Сидеть на краю колодца было привычно и очень удобно. Он вовсе не собирался догонять разбегающихся. Зачем? В Ниппуре все и так принадлежит ему. И Намтару-Энзигалю, его хозяину.
Жарко. Вода в каналах искрится на ярком солнце. Ветер путает волосы и сдувает невидимые песчинки с камней, которыми выложен подъем к зиккурату. Так было, есть, и так будет всегда. Куда торопиться, когда впереди целая вечность?...
|
|