Первой любви
ЭПИГРАФ
Когда давно забытое названье
расшевелит во мне, внезапно, вновь,
Уже давно затихшее страданье,
Давным-давно погибшую любовь, -
Мне стыдно, что так медленно живу я,
Что этот хлам хранит душа моя,
Что ни слезы, ни даже поцелуя -
Что ничего не забываю я.
Мне стыдно, да; а там мне грустно станет,
И неужель подумать я могу,
Что жизнь меня теперь уж не обманет,
Что до конца я сердце сберегу?
Что вправе я отринуть горделиво
Все прежние, все детские мечты,
Всё, что в душе цветет так боязливо,
Как первые, весенние цветы?
И грустно мне, что то воспоминанье
Я был готов презреть и осмеять...
Я повторю знакомое названье -
В былое весь я погружен опять.
И. С. Тургенев
• • •
Проходят года. Не жалея кнута,
их пастырь небесный гонит.
Но память дана. И вот уж среда
сулит не четверг, а вторник.
Потом - понедельник. Затем - Первомай.
И скоро - Восьмое марта.
Чист дымоход: старый сарай
вновь занесен на карту.
Нечем топить. Нечем платить:
рано платить за счастье.
"Любил" превращается в "буду любить",
"Прощай" возвращается в "Здравствуй!"
"Как вы сказали? Наташа? Меня?
Меня величайте Павлом".
Здесь - разворот: с этого дня
дорога лежит обратно.
"Можно на ты?" - "Ну конечно, валяй". -
"Ты куришь?" (Я снова курящий.)-
"Да, "Стюардесса". Это? Коньяк.
Да, КВК. Настоящий.
Подарок отца. (Как узнает - прибьет!)
Попробуй". - "Давай". - "А знаешь..."
Тему меняешь и исподволь рот
под поцелуй подставляешь.
Поцеловались. Переплелись.
Жизнь не мила друг без друга.
Мгновение, милое, остановись!
Не шевелись! Ни звука!
"Ты мне еще в школе..." - "Потом!"
Прочь колебанья! Не боги!..
В кой это век во владеньи твоем -
девичьи руки и ноги.
Не получилось. С очнувшихся губ
слетела протеста нота.
Овцы на месте: первО-
родный блуд
не дал продолжения рода.
• • •
Комната. Стол. Две кровати. Торшер.
(Был ли торшер? Не помню.)
Гитара. Поэта, что в "Англитер"
смерть сочинил, томик.
Рядышком - стул. А под стулом - носок.
Мой ли? Чужой? Рассудим.
Белый до боли в глазу потолок.
(Эту бы боль посуде.)
Белый, как снег, что в стране, где +100,
негр во сне видит.
Белый, как груди у Мерлин Монро
(если не врал видик).
Белый, как зуб, что с главой выдает
лучшего в мире дантиста.
Белый, как мысль (наплевать, что орел
печень клюет) оптимиста.
Белый... А впрочем, довольно. Вставай.
Хватит валяться. Друга
тоже буди... ("Коля!" - "Отстань!
Рано еще".) Белугой
в ухо плывет чья-то бензопила.
Встал. Огляделся. Вспомнил!
Господи! Го... Неужели ушла?!
("Коля, проснись!" - "Да пошел ты!")
Что это было? (А было ль?) Ответь-
те! Ну хоть кто-нибудь! Люди!
Надо бы первый этаж осмотреть,
может быть, там... Забудьте!
Забудьте, глаза! Забудьте, слова!
(Не говорил! Не слыхала!)
Свернись - не позорься! - обратно губа:
ты пустоту целовала.
А что... если... Нет! Да вы что!!
Он же - ОН!!!
Чтоб до такого допиться!..
Вышел на улицу: дача, балкон...
"Здравствуй!" - кричат девицы.
• • •
"Ой, помогите! Уронишь!" - "Держись
крепче". - "А ты потише
едь". - "Хорошо". - "Ой, смотри-ка: мышь!
Мышь, говорю. Видишь?" -
"Вижу. И что?" - "Так. Ничего.
Просто... А знаешь, мама
мне разрешила сегодня ночь
всю провести с вами:
с братом, с Оксаной, с Колей, с тобой...
В общем, сегодня можно
будет... Куда ты? Чего ты? Постой!
Ай! Упаду! Осторожно!" -
"Крепче держись! И не боись:
не уроню! Уж больно
мне дорога твоя грешная жизнь..." -
"Грешная? Ай! Больно!" -
"Больно чему? Попе?" - "Нахал!" -
"Да, и циркач. Так что же?
Я ведь неделю этого ждал!"
(И целую вечность тоже!
Я ведь еще никогда и ни с кем
не был настолько близок...) -
"Тише, пожалуйста". - "Слушаюсь, сэр!
То есть - мадам!" (Призрак!
Рваный сапог! Пыль с сапога!
Сотая доля пыли! -
все мое прежнее, все мое "я",
все мое "жили" и "были"!) -
"Ой, это кто? Трясогузка? Она?" -
"Нет, Соловей-Разбойник!" -
(Что бы придумать, чтоб порцию сна
солнцу удвоить?! Утроить!!!
Удесятерить!!!!!!!!!! Так как губы ничьи
своим еще не называли
меня.) "Как красиво вокруг, посмотри!"
Смотрю. И кручу педали.
• • •
Предметы всё те же: кровати, торшер...
(Был ли торшер? Вряд ли.)
Вид за окном неопрятен и сер.
Плюс ко всему капли
взор размывают. "Ну что же - за дам!"
(Им по пятнадцать. Семнадцать...
Боже, семнадцать! Кому это? Нам?..) -
"Ну, будьте здравы!" - "А танцы?" -
"Мы не пойдем". - "Да и я не хочу". -
(Ах, Коля, Коля...) "Коля..." -
"Что?" - "Ничего. Оставайся". (Свечу
будешь держать.) Доволен
братец ее: как-никак - не одних
нас оставляет на даче.
"Коля, еще?" - "Ну а как же! Плесни!" -
("Я не могу иначе".)
Радио. Песни. - "ХVII-й век!" -
"Ну, будьте здравы!" - "Ты тоже" -
"Всё. Мы пошли. Наташа, чтоб без..." -
(Дать бы тебе по роже!)
"А посошок? Не пущу". - "Отвяжись". -
"Не отвяжусь. Ну-ка!" -
"Ладно, давай". - ("Я люблю тебя жизнь!")
"А-ах! Хороша штука!" -
"Всё. Мы пошли". - "До свиданья".
- "Adieu!" -
"Наташа, смотри..." - "Ой, Дима". -
"Ты не волнуйся. Я посмотрю" -
(Коля посмотрит - дивно!)
"Ну, и на что же смотреть будешь ты?" -
Хлопнула дверь. Свалили. -
"Да ни на что. Катайте шары,
как у себя в квартире.
Жалко мне что ли". - "Бесстыдник. Пошляк". -
"Ой! Ну, а сами-то! Сами!" -
"Будешь?" - "А то!" - "Так нормально?"
- "Верняк".
("Бони..." поет: "Sale...")
• • •
Пол. Полумрак. Полусвет. Полутел
двух отражение в лаке.
Прячутся пальцы в предместье колен,
спасшимся бегством платьем
покинутом. Пятки одна об одну.
холод в тепло обращая,
трутся. Летит без оглядки к бедру
колких мурашек стая.
И нет бы - залечь на кровать, сбросив все,
укрывшись друг другом и пледом.
Но мозг - не о том, о другом, о своем,
о неудобном, о детском:
"Я никогда. И она никогда.
Хоть не в иголку, а все же...";
"Я никогда. Он не раз и не два...
Сам говорил. Боже!
Что я могу? Ничего! Засмеет!
Скажет..." ("Не боги! Смелее!")
"Может быть, ляжем?" - "Зачем?"
- "Я замерз". -
"Ляжем". - "Скорей!" - "Скорее!" -
Если б не Колю поить - баю-бай! -
и нам бы хватило водки... -
"А помнишь, как в первый?.."
- "Не вспоминай!" -
...рвались бы колготки! И глотки
кричали: "Ты мой!", "Ты моя!". Поцелуй
не знал бы границ и пауз... -
"Сними". - "Не хочу". - ...заплывая за буй,
впивался б в межбедренный хаос.
"Ну почему? Почему? Почему?!" -
"Ну хорошо". - "Ну слава..." -
"Прочь! Я сама". - "Дай помогу". -
"Прочь! Я тебе сказала".
Заколка, с сирени слизавшая цвет.
Рубашка с пятном у запястья.
Пол. ПолувЕр. Полу-я. Полусвет.
Полу-она. Счастье.
• • •
- Ну-с, приготовились. Дубль второй.
(Лето. Жара. Съемка.)
Юный любовник дрожит под тахтой.
Мужу жена - кротко:
"...а достирав, прилегла на часок:
сном меня всю обуяло.
Вас не ждала я так рано, милорд..." -
"Значит... - Муж пьян. - ...стирала?" -
"Так. Пустяки. Две сорочки, камзол..." -
"Что-о?!" Понесла ахинею!
- Оля, камзол не стирают! - Пардон!
"Чистила". - "Щеткою?" - "Ею".
Входит служанка... - Оксана, ты где?
Входит служанка... С-лу-жан-ка...
-Ой, извините, бегу! "Кхе-кхе-кхе". -
"Что еще там?" - "К вам дам". -
"Дама?!" - "Ага". - "Кто такая?" - "А черт...
то есть... а бог ее знает".
"С лестницы! В шею! Под поезд! За кос-
мы!" - Ну, всё. Вылезаю.
Мне надоело. - Куда ты? Посто... "Ой!
Эт-то что такое?" -
"Сударь, к вам дам-ма... Ма-ма..." - "Родной!
Не виновата я!" "Оль-ля!
Как ты посмела?!" - "Привет, господа!
Доброго вам... Василий?!!
Так я и знала! И ты, брат, туда..."
Супруга! Любовницы!! Вилы!!!
"Что происходит?! - хозяин вскричал. -
Кто эта дама? Кто этот
голый небритый опухший нахал?!"
- Паша, давай пистолеты!
Лето. Шесть соток. Краснеющий бор.
Ветер, ласкающий заводь...
Кончилась водка - снимаем кино.
Камера - добрая память.
• • •
...так мне казалось. А впрочем, валяй -
влеки меня в топь лукавства.
разум проворный, за коим Маклай
с Миклухой собрались бы разом
в дальний поход. Ум мой редок, цены
нет ему... Что ты смеешься?
Что ты хихикаешь, дочь сатаны?
Думаешь, это все ложь, да?
Думаешь, я дурачина какой?
Просто какой-нибудь Филя?
Нет! Я - мыслитель! Я - Лев! Я - Толстой!
Я тот, кто "Легенду о Тиле"
сложил; тот, кто "Эврику!", сев на горшок,
ученую дикому миру
выложил, как под печать протокол
с известьем: очистить квартиру.
Сиамский мудрец! Предводитель волхвов!
Великий проныра Чикуид!..
Снеси на помойку свои два в одном:
во мне их за тысчу будет!
Во мне... Ну да ладно. Устал я. Сдаюсь.
Трубите отбой, янычары!
Вы отсмеялись: сточились по грусть
бравые ваши кинжалы.
- Всё, мне пора. Поднимайся. Пошли.
- Сколько уже? - Двенадцать.
- Счас. Прикурю. - На меня не дыми.
- Элементарно, Ватсон.
А по дороге: - Ты любишь кого..?
- Что? - Ты кого-нибудь любишь?
- Да. - И кого же? - Тебя одного.
- Шутишь? - Ни капельки! - Шутишь!
- Ну... - перед самым порогом: - ...а ты?
А я ей ответил круто:
- Кроме себя - никого, извини.
(Вернитесь назад на минуту.)
• • •
Лето в зените. Купаемся. Пьем.
Она - кока-колу, я - пиво.
Взор устремляется за кораблем -
тем, что рука устремила
моя в дальний путь. Это первый его.
Да и последний, к несчастью:
Скоро наступит его Ватерло...
"О! Кто идет к нам! Здрасьте!" -
"Здравствуйте, мистер! Хелоу, мадам!
Что? Корабли пускаем?" -
(Где-то вдали Пиаф: "...грегорьян...")
"Да, так сказать. Отдыхаем".
"Ну, отдыхайте". - И дальше пошел
(похмелье не знает застоя).
Временем этим бумажный гандол
вышел в открытое море.
"Знаешь, а я ведь скучал по тебе". -
"Шутишь?" - "Ни капельки". - "Шутишь". -
(Герой - по тебе, а пиит - по главе
прошлой.) Развернут кукиш.
Счет на табло... "Быть не может. Когда?
День лишь один не встречались". -
"Этот один мне - как нож, как "Нева"
(лезвие) к горлу!.. Ales!"
Следом - молчанье. Кораблик плывет -
медленно, шатко, но все же.
Дама с собачкой, как дьявол и черт,
одна на одну похожи,
подле стоят. Сигарета в зубах
(ныне - трофеи дантиста).
И как среди ясного неба: Бах!!
Выстрел! На помощь! Убийство!
"Нет, не на долго - недели на две".
(Она уезжает! Гибель!)
Дьявол с собачкой подходят к воде...
"Стойте!.." Ну всё! Утопили!
• • •
Что ж, уезжает... Поеду и я.
Она - через сутки. Я - завтра.
Впрочем... Сегодня! Сбирайся, родня!
К бабушке едем - в Рапла.
"Билеты купили?" - "Ага". - "И когда?" -
"Вечером. В девять поезд".
Коля с усмешкой: "Ах, да - среда. -
И следом: - За это стоит!"
"С кем?" - "Сам с собою... С теткой.
С сестрой
двоюродной..." Как проверишь?
Обе живут за иною горой,
куды... "А когда приедешь?" -
"Надо подумать". - Придумал. Сказал:
"Двадцать девятого, где-то".
Вздрогнула: "Значит..." Ответный удар
произведен! Победа!
Как по-другому. Я тоже с усам,
и я, чай, не пальцем единым!
Она, понимаешь, ту-ту, к дедам,
а я во свои палестины?..
А я восвояси, один как перст?
Как братец Иван без Алены?
Как Юрий Никулин без трех невест?
Тем более - жен?! Что вы!
Нет, дорогая. Пускай лишь в листах,
лишь на словах мой выигрыш.
Но волей-неволей другому шах,
коль мат пред собою увидишь,
поставишь. Что делать? Простите, ваш ход.
(Простите мне эту шалость:
не мною игра введена в обиход
под именем Месть...) Встала.
"Значит, - шепнула чуть слышно мне. -
Больше мы этим летом..."
Карты в руках. Я на белом коне,
но... никуда не еду.
• • •
Победа: веранда, приемник, тахта,
крылья и кровь на газете
(муха, аминь!). 20.30. Среда.
Сергея Есенина плети
секут крышу дома (Антонов, давай
ври про "...тебе взгрустнется").
Небо грузиноподобно: "Вай!
Где ж ты мое солнце?"
Победа: два ломтика хлеба, сыр,
Голландии что не снится.
Не снится и Берну, в который Штир-
лиц послал отравиться
Плейшнера... Ветви скребутся в стекло...
Неужто грозы испугались?..
Как настроение? - спросите. - В-во! -
воспрянет большой палец.
"Времени - десять. Ты слышишь?" - "Угу". -
(Час, как несет поезд
меня самого, тетку, сестру...)
"Павел, имей же совесть". -
"Мама, уйди". - "Что - уйди? Выключай.
Или - потише..." - "Ладно".
(А проводница: "Кто будет чай?" -
Ее бы натурщицей - к Пабло.)
Победа! Одиннадцать. Силы исход.
"Что бы придумать такое?"
"Ах белый... - А дядя - шутник! - ...теплоход".
Ага, самолет! Каноэ!..
Велосипед! Превосходно! Но где?
Может, украсть у соседа?
Ребус, шарада, кроссворд, буриме...
Точно! У Васьки! Еду!
Молния. Ливень. Субботник в аду!
Хичхок демонстрирует слайды.
Тень промелькнула. "Ты кто??!" - "Вельзевул!.."
Суворов форсирует Альпы!
|
|