Литературный портал "Что хочет автор" на www.litkonkurs.ru, e-mail: izdat@rzn.ru Проект: Второй Международный литературный конкурс "Вся королевская рать". Этап 3.

Автор: Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯННоминация: Очерки, эссе

Касыда

      КАСЫДА (или касидэ) – одна из форм большого лирического стихотворения, моноримический жанр восточной поэзии, в основном панегирического или дидактического характера. Касыда возникла в арабской литературе в доисламский период, затем получила распространение в других литературах Востока. Объем ее колеблется в пределах от 15 до 200 бейтов (двустиший). Схема рифмовки К.: аа-ба-ва-га, то есть рифмуются первые две строчки, а далее рифма повторяется в двустишиях через строку. Композиционно состоит из 3 частей, к-рые в переводе с арабского языка обозначают: насиб – лирическое вступление, васиф - изложение основного содержания, мадх - концовка, восхваление определенного лица. Образцы касыды создали аль-Маари, А.Рудаки, А.Навои. К касыде обращался Федерико Гарсиа Лорка в произведении «Диван Тамариты» (сразу же, по горячим следам, хотелось бы объяснить значение слова «диван». Итак, диван (персидск.) – это сборник стихов восточных поэтов, систематизированных по различным стихотворным формам: касыды, газели и рубоят. Название также было заимствовано западными поэтами у восточных. Вспомним «Западно-восточный диван» В.Гёте). «Дивана Тамариты» состоит из газелей и касыд. Сейчас же рассмотрим только последнюю форму :
   
    I
   
    КАСЫДА О РАНЕННОМ ВОДОЮ
   
    Хочу спуститься в глубь колодца,
    хочу подняться лестницей крутою,
    чтобы увидеть сердце,
    ужаленное темною водою.
   
    Теряя силы, бредил мальчик
    в венке из инея и крови.
    Ключи, колодцы и фонтаны
    клинки скрестили в изголовье.
    О вспышки страсти, всплески лезвий,
    о белой смерти пение ночное!
    О желтый прах сыпучего рассвета
    среди пустыни зноя!
    Один на свете, бредил мальчик
    с уснувшим городом в гортани.
    Прожорливую тину заклинало
    приснившихся фонтанов бормотанье.
    Агония дугою выгибалась
    и, выпрямляясь, холодела.
    Сплелись двумя зелеными дождями
    агония и тело.
   
    Хочу спуститься в глубь колодца,
    и черпать смерти снадобье густое,
    и впитывать ее замшелым сердцем,
    чтобы найти пронзенного водою..
   
    II
   
    КАСЫДА О ПЛАЧЕ
   
    Я захлопнул окно,
    чтоб укрыться от плача,
    но не слышно за серой стеной
    ничего, кроме плача.
   
    Не расслышать ангелов рая,
    мало сил у собачьего лая,
    звуки тысячи скрипок
    на моей уместятся ладони.
   
    Только плач - как единственный ангел,
    только плач - как единая свора,
    плач - как первая скрипка на свете,
    захлебнулся слезами ветер
    и вокруг - ничего, кроме плача.
   
    III
   
    КАСЫДА О ВЕТВЯХ
   
    В Тамарите - сады и своры,
    и собаки свинцовой масти
    ждут, когда опустеют ветви,
    ждут, когда их сорвет ненастье.
   
    Есть там яблоня в Тамарите,
    грозди слез ее ветви клонят.
    Соловей там гасит рыданья,
    а фазан их пепел хоронит.
   
    Не печалятся только ветви -
    одного они с нами склада:
    в дождь не верят и спят так сладко,
    словно каждая стала садом.
   
    На коленях качая воду,
    ждали осени две долины.
    Шло ненастье слоновьим шагом,
    частокол топча тополиный.
   
    В Тамарите печальны дети,
    и всю ночь они до восхода
    ждут, когда облетят мои ветви,
    ждут, когда их сорвет непогода.
   
    IV
   
    КАСЫДА О ПРОСТЕРТОЙ ЖЕНЩИНЕ
   
    Видеть тебя нагой - это вспомнить землю.
    Ровную землю, где ни следа подковы.
    Землю без зелени, голую суть земную,
    замкнутую для времени: грань алмаза.
   
    Видеть тебя нагою - постигнуть жажду
    ливня, который плачет о хрупкой плоти,
    и ощутить, как море дрожит и молит,
    чтобы звезда скатилась в его морщины.
   
    Кровь запоет по спальням, и станет эхом,
    и тишину расколет клинком зарницы -
    но не тебе дознаться, в каких потемках
    спрячется сердце жабы и сон фиалки.
   
    Бедра твои - как корни в борьбе упругой,
    губы твои - как зори без горизонтов.
    Скрытые в теплых розах твоей постели,
    мертвые рты кричат, дожидаясь часа.
   
   
    V
   
    КАСЫДА О БЕЗДОМНОМ СНЕ
   
    Жасмин и бык заколотый. Светает.
    Булыжник. Арфа. Карта. Полудрема.
    Быком жасмина девушка рядится,
    а бык - исчадьем сумрака и рева.
   
    Будь это небо маленьким ребенком,
    полночи бы жасмином расцветало
    и бык нашел бы синюю арену
    с неуязвимым сердцем у портала.
   
    Но это небо - стойбище слоновье,
    жасмин - вода, но тронутая кровью,
    а девушка - ночной букет забытый,
    у подворотни брошенный на плиты.
   
    Жасмин и бык. И люди между ними
    в пустотах сна подобны сталактитам.
    Слоны и облака сквозят в жасмине,
    и девичий скелет - в быке убитом.
   
    VI
   
    КАСЫДА О НЕДОСЯГАЕМОЙ РУКЕ
   
    Я прошу всего только руку,
    если можно, раненую руку.
    Я прошу всего только руку,
    пусть не знать ни сна мне, ни могилы.
   
    Только б алебастровый тот ирис,
    горлицу, прикованную к сердцу,
    ту сиделку, что луну слепую
    в ночь мою последнюю не впустит.
   
    Я прошу одну эту руку,
    что меня обмоет и обрядит.
    Я прошу одну эту руку,
    белое крыло моей смерти.
   
    Все иное в мире - проходит.
    Млечный след и отсвет безымянный.
    Все - иное; только ветер плачет
    о последней стае листопада.
   
    VII
   
    КАСЫДА О РОЗЕ
   
    Роза,
    уже становясь неземною,
    искала не утренний проблеск -
    искала иное.
   
    Не жаждала света,
    ни тьмы не просила, ни зноя -
    рубеж полусна-полуяви,
    искала иное.
   
    Роза,
    застыв под луною,
    на небе искала не розу -
    искала иное.
   
    VIII
   
    КАСЫДА О ЗОЛОТОЙ ДЕВУШКЕ
   
    В воде она застыла -
    и тело золотое
    затон позолотило.
   
    Лягушками и тиной
    пугало дно речное.
    Пел воздух соловьиный
    и бредил белизною.
    Ночь таяла в тумане,
    серебряном и светлом,
    за голыми холмами
    под сумеречным ветром.
   
    А девушка вздыхала,
    над заводью белея,
    и заводь полыхала.
   
    Заря горела ясно,
    гоня стада коровьи,
    и, мертвая, угасла
    с венками в изголовье.
    И соловьи рыдали
    с горящими крылами,
    а девушка в печали
    расплескивала пламя.
   
    И тело золотое
    застыло цаплей белой
    над золотой водою.
   
    IX
   
    КАСЫДА О СМУТНЫХ ГОРЛИЦАХ
   
    Две горлицы в листьях лавра
    печалились надо мною.
    Одна из них была солнцем,
    другая была луною.
    Спросил я луну: "Сестрица,
    где тело мое зарыли?" -
    "Над сердцем моим", - сказала,
    а солнце раскрыло крылья.
    И я вдалеке увидел,
    по пояс в земле шагая,-
    две снежных орлицы взмыли,
    п девушка шла нагая.
    Спросил я у них: "Сестрицы,
    где тело мое зарыли?" -
    "Над сердцем", - луна сказала,
    а солнце сложило крылья.
    И я двух нагих голубок
    увидел в тени орлиной -
    и были одна другою,
    и не было ни единой.
   
   
   Низами Гянджеви. Касыда
   Труден путь, и черен мир вокруг, не гони коня среди тумана.
   Бытие вези в страну души, хоть на миг спасая от изъяна.
   
   Этих черных воронов гони ты из сада сердца своего,
   Гамаюна счастья призови, - жди его, тоскуя неустанно.
   
   Роза, ты родною стала мне, скинь же покрывало, не стыдясь,
   Мудрости шербет себе налей, смело к цели двигайся желанной.
   
   Там, где слуги духа пир вершат, не сиди с нахмуренным лицом,
   Виночерпию подобен будь, в кубок лей вино струей багряной.
   
   Ты мечтать о рае перестань, и об аде думать, друг, не смей;
   На голову ада наступи, зачеркни Эдем обетованный.
   
   Если только ты своей рукой прикоснулся к миру духа, друг, -
   То престол небесный сотряси и сорви его канаты, пьяный.
   
   Без шагов на этот путь вступи, слово то скажи без языка,
   Виждь, не глядя, начерти в душе лик грядущих дней благоуханный.
   
   Низами, такая тайна здесь, что ее не сможешь ты открыть,
   Знаков этих нет, не разъясняй, бойся этой тайны несказанной.

Дата публикации:02.03.2005 18:03