Свет лампы, одинокой над землею,
Слепит мои глаза. Шепчу с тоской:
Мне никогда уже не быть с тобою,
Мне никогда не полюбить другой.
Люблю тебя! В порывах безутешных,
В печали, в покаянии, в мечтах,
В снегах, в дождях: осенних, летних,
вешних, -
В беспамятстве, в отчаяньи, в стихах –
Везде! одним стремлением исполнен,
Селил тебя. Желаний не щадя,
Я возводил тебе злаченый полдень,
А вечер сочинял из хрусталя.
Услады ночи, призрачные Утра –
Все было в этой сказочной стране.
И горы... Нет! Вселенну изумруда
Я дарствовал, любимая, тебе.
Ты не со мной – ревущая реальность.
Ты рядом – грезам отданная блажь.
И никакая жизни привокзальность,
И никакой заманчивый витраж,
Скрывающий бездушия пейзажи
За яркостью стеклянной мишуры,
Не отвоюют, не коснутся даже
Ни пяди, ни молекулы мечты,
Ничем не приглянувшейся той яви,
Что бродит, плесневеет и чадит
В захламленной, загаженной канаве,
Где глас распутный верок, зинок, лид.
Иных не счесть. Но мне иных не надо.
Кричи, разумник: "Он сошел с ума!"
Мне сумасшествие пустынное – отрада!
А все публичные твои дома – тюрьма!
Поди же прочь! Я с ней останусь лишь.
И пусть она ни в полдень, ни в вечёре,
Ни в утрах, ни в ночи, под спелость
вишнь,
Не говорит со мной в лазурном доле.
Пусть косточки тех ягод, с милых губ
Скользнувши, падают уж не в мою ладонь.
И счастье, не дождавшись медных труб,
Взобралось на скучающий перрон,
К которому не ходят поезда,
К которому теперь моя дорога
Уж не лежит. И стоном: Где она?! –
Я не тревожу собственного Бога.
И только шелест боязливый по листве
Крадется, словно вор в карман пустой.
В сей час пишу Послание тебе,
Чтобы потом прочесть его другой.
|
|