А потом хорошо для смеха побывать с виду смертным дурачком таким и пройтись по улице, зная, что ты – вне смерти, как боги.
Юрий Мамлеев, «Бегун».
Здание цирка напоминало летающею тарелку, оставленную на краю парка экипажем, приземлившемся «по нужде». Это безлюдное место с другими целями обычно не посещали, - то, что летний кинотеатр и туалет-спутник были разрушены, ничего не изменило. Почти уже готовое яйцо, появившейся на их месте церкви, покрылось золотистой коркой, с бетонного же купола шутовской тарелки сыпался ржавый песок.
- Слоны под куполом цирка! – когда-то сострил я, объясняя товарищу происхождение пятен цвета боткинской мочи на днище летательного аппарата. Это было зимой, в воскресенье, в промозглую ветреную погоду, в которую даже пришельцам не остается ничего другого, кроме как смешаться с местными в «Стройке» - баре напротив, том самом, где с четырнадцатилетней девочкой меня застали знакомые ее родителей.
- Ка-пец, - прочел я по ее губам и, оглянувшись, увидел за столиком парочку пришельцев, погрузивших хоботки в стаканы с оранжевой жидкостью. Всосав все, один из них (уже без хоботка - самка) подошел ко мне:
- Мы отвезем ее домой.
Больше девочку я не видел. Возможно, ей уже пятнадцать, а может сорок семь – я не знаю, как течет время в том мире, где кружащиеся под куполом слоны в ужасе не в силах совладать с собственной физиологией.
А я умер. Потом. Погиб от неизвестной болезни, к причинам которой похищенная девственница не имеет никакого отношения. Поэтому забудем ее. И начнем все заново.
Цирк напоминает космический корабль пришельцев. Под его куполом аплодисменты звучат редко, чаще – под позолоченным куполом церкви, выстроенной на месте туалета. Те, кого никто не ждет, кому никто не поможет, кто неизлечим и обречен, щедро сдают на анализы в полинявшем полумраке парка решетчатых чудес. Такая у него судьба – служить местом удовлетворения нужд: физиологических (малых), духовных (больших) или просто жажды развлечений. Хоспис для доходяг вроде меня.
Я заразился в последнюю ночь седьмого мая девяностых, наивно недооценив опасность микроба, живущего в худенькой, всегда уставшей, флегматичной девушке. Ее имя, нелюбимое мною с детства, почему-то не вызвало настороженности, и губительный микроорганизм, пахнущий Лаурой Биаджотти, внедрился под мою кожу в темном пустынном парке, - собаку, с которой она гуляла (без хоботка, самка) пришлось привязать к дереву.
Микроб действовал катастрофически быстро. Первое проявление болезни заметила через день она же, внезапно прервав мою быструю сбивчивую речь:
- Ты с ума сошел!!!
О, если бы только это! Всего через несколько лет недуг вошел в последнюю стадию, и к сумасшествию прибавились другие симптомы. Вот они: каждый вечер (после пяти) я шел (опорно-двигательный аппарат) по зловонным аллеям (органы обоняния), возвращаясь с работы (желчный пузырь, прямая кишка) домой (ротовое отверстие, пищевод, белки-углеводы). Я знал, что неизлечим, что симптомы будут мучить меня до последнего дня. И последний день наступил. Я умер. Приняв по описи все, чем я владел (Zorg, немного дисков, три дорогих пломбы) меня переселили в ад, в котором последний день повторялся бесконечно, сменяя себя собой же.
Вы спросите, почему я не пытался излечиться? Я пытался. Слонялся по городу и сам себе прописывал лекарство, дозы становились все больше и больше, я глотал в надежде, что, опьянев сам, смогу напоить и то, что в моей голове пахло Лаурой Биаджотти. Может быть, меня могла спасти какая-нибудь инъекция. Или, например, если бы приложили трубку и послушали то, что у меня там внутри…
- Не дышите! Говорите, я слушаю!
- Алё, привет…
- Оийй, при-иве-ет! Как ты?
- Нормально. Умер вот недавно.
- Понятно, а я думаю – куда пропал? Ну а как жизнь?
- Да так… А у тебя?
- Ой, кошмар, в Киев скоро переезжать!
- Ого, это же тот, то есть, не близкий свет…
Она тут же забудет о звонке, жуя что-то уткнется в телевизор: плаксивая ведущая рассказывала историю жизни четырнадцатилетней Русалочки, которой зов звезд не позволял полюбить принца с перебитым носом.
- Ты веришь в инопланетян? (Кто звонил? Опять этот твой гомик?).
- Нет. (Да.).
- Почему? (Что ему нужно?).
- Да фигня это все. (Фигня это все). Бери вон, я тебе тоже бутерброд сделала. (Ты же знаешь, я сплю только с тобой).
А может, я умер не от болезни, а погиб в результате несчастного случая при эксплуатации человека человеком?
Помню, в один из последних дней электронное табло на супермаркете высветило «17-25». У меня, судя по ощупанным карманам, таких денег не было. И видимо, не только у меня – в подземном переходе мне то и дело подносили стаканчики, наподобие тех, которые я с упоением осушал еще недавно, теперь же мне предлагали их наполнить. Опустив монетку в один из игровых автоматов, я подождал, пока старушка трижды показала жестами, как 25% моих предков когда-то распяли Христа. Ни бонуса, ни призовой игры…
Выйдя из подземелья, я столкнулся с женщиной, несшей похоронный венок. Взглянув красными глазами побитой собаки и поправив платок, она отошла к витрине и прислонила венок к стеклу как раз под надписью: «Подключись! 30 дополнительных минут всего за 75 гривень!». «Соблазнительно», - подумал я, - «за дополнительные полчаса жизни всего 75 гривень, это недорого. Тем более, если учесть, что все наши общие с нею моменты я могу пересчитать по пальцам». Возбужденный возможностью неожиданного бонуса, я стал загибать пальцы и загнул ровно двадцать восемь. Подключусь и буду выплачивать по 75 гривень этой искусственной почке, или что оно там. Опустил деньги в стаканчик – и она появляется неизвестно откуда, как в тот последний день, когда вдруг возникла здесь же, на остановке у супермаркета, с большим продуктовым пакетом в руке. Я спрятался за спинами массовки и понял – в ее двухкомнатной квартире появился пришелец (с хоботком, самец). Ведь только эти твари, не умея еще обращаться с грудью, мучают землянок, а, научившись курить – перебираются в двухкомнатные квартиры других женщин, и те добывают для них шуршащие коконы из супермаркетов: я тебе (я только с тобой) бутерброд сделала (занимаюсь любовью).
Ветер раскачивал над ее головой рекламный такелаж, и никто не заметил пролетевших в моей голове лет (это сколько же мы не виделись? Пустяки, всего лишь срок годности купленных ею продуктов). И за секунды под моим мертвым взглядом вспенились белки и вспузырились углеводы, превращая в яд содержимое цветных упаковок.
Позже, сожрав очередной (увы, уже не свежий) бутерброд, ее пришелец выкатил глаза, взвыл и конвульсивно вытянулся на диване. Все было кончено. Он лежал, уставившись в потолок безумными зрачками малиново-красного цвета, как на фотографии у кота, служившего четырнадцатилетней нимфе. И когда через приоткрытую форточку слегка подуло, разбавляя тяжелый влажный воздух комнаты, с дивана соскользнула тягучая молекула Лауры Биаджотти.
В этот же момент, наступая на мертвых рыбок, протискиваясь между клубами смрадного дыхания, я вынюхивал следы ее босых ножек среди окурков и плевков туберкулезников на белесой слизи асфальта. Пригибаясь под тлеющими в парах выделений деревьями, я бредил только одним – оторвать ее от земли и, втянув перебитым носом ее запах, сжать зубы на ее шее, чтобы потом протолкнуть в кровавую ранку раздвоенный язык и, погружаясь во вкус корейского мяса, из которого она состоит (здорова ли собака?), чувствовать, как она безвольно обвисает на моих руках, и как каждый новый толчок одного на двоих сердца перекачивает в меня вязкий яд. С каждым новым толчком, до последней капли, до бешеной аритмии, и пока выдох не станет вдохом, и пока не вспенится желтым по черному…
… и в неразборчивом шепоте кружащих меня под куполом пришельцев не станут различимы слова:
- Ты худой, совсем-совсем худой. Ты голодный? У меня есть с собой, хочешь, я дам тебе бутерброд?
- В моем дворе кататься по очереди предлагали только те, у кого не было велосипеда.
- Ты о чем? Странный ты какой-то… Не живой…
За стеклом сквозь меня (я ведь умер) проносятся автомобили и даже, когда мы на минуту остановились, беспрепятственно проходит одноногий нищий. До того, как автомобили сорвались на зеленый, я успеваю увидеть, как он, прижав только что полученные монеты к ручке костыля, прыжками приближается к огромной микроволновой печи на рекламном щите с надписью: «Новая функция - шашлык!». И не в силах более сопротивляться, я сгибаюсь пополам на заднем сидении маршрутки, зажав руками рот и пытаясь сдержать неотвратимую рвоту.
Январь-май 2004, Запорожье.
|
|