Зубы болят даже у беззубых. Такой это, понимаешь, подлый
ингредиент в организме, что от него чаще всего на стенку ле-
зешь. У меня, когда "клык мудрости" (а, может, "глупости"?)
заныл, я сидел, выгнанный женой на балкон под дождь, курил
одну за другой сигареты и думал: "Вот отор-вало бы мне луч-
ше ногу! Любую - хоть правую, хоть левую. Лежал бы себе в
реанимации и улыбался от счастья! "Человек - существо от со-
вершенства далекое, всем известно. Прекрасно ведь понимает,
что курить вредно - это даже на Мальборо написано, а - курит!
Знает, что употреблять алкоголь в больших количествах чревато
утренней мигренью и полной амнезией: "Ой! Чё ж я вчера-то на-
творил?" - и все равно употребляет. Разную дрянь выдумал се-
бе на голову, губит все части тела, какие только возможно, и хо-
дит довольный. Пока не тряхнут его за шкирку серьезные пос-
ледствия.
Но пить-курить можно и бросить, а вот с зубами полная непонят-
ность. Если вы купили щетку с вращающейся боеголовкой, пас-
ту с пеной как из огнетушителя, то все равно от стоматолога не
застрахованы. По принципу паука и мухи. Какая бы муха умная
и осторожная ни была, раз у нее крылья есть и она летает - один
черт в паутину попадет! Я одну девоньку знавал, которая пошла
учиться на стоматологический в Мед, потому что дико боялась в
жизни двух вещей: покойников и зубных врачей. Считает - раз
сама стоматолог, то здорово замаскировалась!
"А как же трупы в анатомичке?" - интересуюсь по поводу перво-
го пункта.
"А-а! - машет облегченно рукой, - И не вижу! Нам на факультет
только головы от них присылают!".
Да, с отдельно взятой головой легче справиться, чем с цельным
телом. Потому, наверное, из всего врачебного племени глазники
да зубники самые уравновешенные, не нервные люди. Тех, кто
по психиатрии пошел, это утверждение не касается. Я в утрен-
ней очереди за пивом рассказ очевидца слышал - если долго
со психами общаться, сам начинаешь чертиков ловить.
А в зубодеры скорей всего набирают, как в спецназ - по здоровью.
Я их сколько за проклятую несчастную жизнь ни встречал - ну,
чисто лоси!
Недавно, с дуру наслушавшись рекламы, решил сделать профи-
лактику кариеса. Как затмение нашло! И в этом затмении попер-
ся в районную поликлинику. Опытным-то с моей профилактикой
возиться недосуг было, они умирающих от зубной боли спаса-
ли. Вот и отдали меня на растерзание милой студентке-практи-
кантке, которая обращалась с бедной моей голо-вой, как с выше-
упомянутым отдельно взятым предметом. Не посоветовавшись
с мозгами, что пока шевелились в этом предмете, разбабахала
своим отбойником весь мой кариес, аж до нерва. А нерв очнул-
ся и прореагировал. Да так, что я понял - почему у нас вивисек-
ция запрещена.
- Ничего, больной! - успокаивает меня эта, едрит ее в корягу,
отличница-старшекурсница, - Мы нерв всего за сутки угробим
мышьячком и поставим на зубик постоянную пломбу. А пока
походите с временной. Отвлекитесь от боли, посетите концерт,
сегодня Баха в филармонии дают…
…Как я до дома на троллейбусе дополз, помню слабо, стакан
водяры засадил - не помогает. Как жена иголкой пломбу под-
цепила и мышьяк из дупла выковыривала - все в тумане. Баш-
ка на плечах подпрыгивает и думать не желает. Потом включил-
ся рефлекс самозащиты, часа в три ночи. Поймал тачку и поехал
в ночную зубодерню.
…А дальше речь уже не обо мне (со мной-то все боле-менее бла-
гополучно решилось: зуб мне выломали, семнадцатый по счету,
и всех делов! Подумаешь, у меня еще их до фига осталось!). А
речь пойдет о другом клиенте.
Сижу на лавке, анестезию мне хирург уже поставил. И расплы-
ваюсь в улыбке: боль отступает, мир из черно-белого кино плав-
но превращается в цветное.
Заходит мужчина с довоенным велосипедом в поводу. Шины
деревянные по кафелю стучат, в прикрученной на руль авоське
стеклотара брякает, а правая сторона хари у мужика отвисла и
шлепает по плечу.
- Фут, фто ли, жупы, р-р-ут? - осведомляется.
- Фут! - отвечаю.
Мужик читает табличку на двери в кабинет: "Удаление (платное).
85 рублей".
- А ефли денеф ни фыфа? - спрашивает.
Я ему советую идти к участковому врачу, там - бесплатно.
- Помф я! Беф фафафта, беф фофифа (бомж, без паспорта, без
полиса).
Я развожу руками.
Мужик просит посторожить агрегат, напоминающий лисапед, и
уходит в ночь. Через десять минут, как и обещал, возвращает-
ся, крутя в мозолистой своей лапе блестящие ободранные ходи-
ки.
- Купиф? - говорит с надеждой.
Смотрю на раритет: величиной с чайное блюдце, на стальной
длинной цепи. Такой железякой можно смело от трех разбой-
ников отбиться. На циферблате корявая надпись шариковой
зеленой ручкой: "За верную службу! Генерал Деникин". Весе-
лые часики, но покупать чего-то юмора не хватает.
- Денеф ни фыфа, - отвечаю.
Мужик горячо убеждает, что часы не ворованные, это ему коре-
ша за углом одолжили.
На шум выходит хирург из кабинета. Лицо ласковое, как у мах
новского гебиста Левы Задова, и такой же здоровый, плечами
косяки задевает.
- Натурой не беру! - пресекает вопрос бомжа и, обращаясь ко
мне:
- Вот подумайте, что у меня здесь - ломбард? Я что потом, ча-
сы и велосипеды пойду в аптеку на новокаин менять?
- Тофтор! - плачет мужик, - не тофоти то грефа! У феня так морта
фолит, я шелофека жа фошемьтефят фять руфлеф упить мофу!
Дальше были: плач, угрозы; потом мне вырвали из заморожен-
ной челюсти зуб; потом снова в коридоре угрозы и плач…
Кончилось тем, что зубастый бомж все-таки избавился от зуба,
клятвенно уверив врача, что деньги утром принесет. Велосипед
в залог, а вернее, на хранение оставил, чтоб не мешал под виа-
дуком с оглоблей стоять…И ушел бы сей природный феномен
из моей памяти, как все мимолетное, эпизодическое, не встреть
я его еще раз.
Слушайте:
Подался я в то время в теплые края, в Киев. Есть там на Голо-
сеевской площади у готеля "Мир" одна сверхсекретная кофей-
ня, что открывается чуть ли не в восемь утра. И цены божес-
кие, но барменша вечно пасмурная, не проспавшаяся. Сижу
утречком, в окошко гляжу, кофеек прихлебываю. Баба Ганя за
стойкой стаканы трет со скрипом, по радио местному почему-то
ковбойские кантри гоняют, не Хохляндия, а прямо Дикий Запад.
Гангстеров в стетсонах и с кольтами не хватает. Только об этом
подумал - врывается в дверь гангстер. Вид, конечно, не вестер-
новский, скорее бичуганский: пиджак облупленный в клетку, на
помочах штаны от упраздненной школьной формы, кеды со
шнурками из медной проволоки. А к лапе привязаны те самые
ходики со штампом "За верную службу!" Но цепь другая, более
мощная, от унитазного бачка. Он их, видать, так с самого Урала
в руках и несет, потому как ни в какой карман такой аппарат не
по-местится. "Купиф?" - вспоминается мне классическая фраза.
Но мужик произносит другое.
- Штакан шфоботный ефть? - говорит он бабе Гане.
Тут я зубастого бомжа окончательно распознал, по оригиналь-
нейшему диалекту, хотя харя у него опухла на этот момент со-
вершенно в другую сторону.
- Заказывайте что-нибудь, - глядя в даль, нудит баба Ганя.
- Штакан шфоботный жакажыфаю! - режет правду-матку бомж.
Баба Ганя, с лицом задумчивой слонихи, смотрит сквозь, а по-
том предлагает сделку:
- Вытащи мне десяток столов на улицу под тент, будет тебе ста-
кан.
- Инфалит я! - ноет бомж, - нисся много вешу поттымать, тай шта-
кан, жлытня!
- Тогда, значит, пустые стаканы не выдаем, - и уплывает безжа-
лостная барменша в кухню, прихватив поднос с посудой.
Я гляжу на мужика сочувственно, а колотит его с бодунища, как
девственницу на ночном кладбище. Советую:
- Ты хоть из горла хлебани, полегчает.
- Видиф? - показывает мне бутылек огуречного лосьена, - Какой
фр-рак нар-рота такие уфкие гор-рлыфки вытумал?!
Он затравленно обозревает пространство своими выпученно-зап-
лывшими глазками, мимолетно зацепляется взглядом на спортив-
ной шапочке, под которой прячется моя чашка кофе и… Вот тут-
то и начинается вся трагикомедия, которую, если посмотреть - ни
за что не забудешь.
…На соседнем пластиковом столике торчит высокая салфетница,
набитая туалетной бумагой. И бомж производит естественный
жест - выбрасывает прочь ветошь и начинает выколачивать ку-
лаком по донышку свой лосьен в халявную посуду. Операция
занимает у него около полуминуты. Тихонечко, без стука, ста-
вит порожний бутылек на стол. Глубоко выдыхая, обнимает пра-
вой клешней салфетницу, а левую относит вверх, как завзятый
фехтовальщик.
На роже у него появляется загадочная улыбка послеполуден-
ного фавна.Поверьте: никакими словами, ни на каком языке не-
возможно передать, как у человека меняется лицо, когда он,
пытаясь поднести отвоеванный у природы стакан ко рту, дер-
гая его все сильнее, пытаясь раскачать, отвинтить, оторвать,
в итоге понимает, что салфетница со столом - единое целое,
дизайн такой.А бороться с ударом судьбы ему нужно оператив-
но, иначе буфетчица вынырнет на подозрительные звуки и -
хана. Сначала он пытается замочить и обсосать бумажную сал-
фетку, но коэффициент полезного действия выходит минималь-
ный; вычерпывать чайной ложкой жидкость из стакана? - ну
попробуйте, если ложечка пластмассовая и согнуть ее под долж-
ным углом невозможно.
И это нетрезвое ископаемое, этот малограмотный ахреноптерикс
находит единственно верное, гениальное по простоте решение:
раскорячив ноги по-тяжелоатлетски, а потрескавшиеся от жажды
губы уперев в край салфетницы, спешно, но плавно поднимает
двумя руками стол и вливает в себя коктейль "Нафиг закусь".
Часть лосьена, конечно, пропадает в его декольте. И у меня на-
чинает резать глаза от накативших огуречно-потнистых волн. Что-
бы перебить атмосферу, я закуриваю моршанскую "Приму", а это,
кто не нюхал, напоминает жженую коровью лепешку, наструган-
ную в портянку старого партизана.
На посторонние запахи шариком-фигариком выкатывается баба
Ганя.
- У нас не курят! - для затравки наезжает на меня. Я испуганно
пихаю с шипом чинарик в кофе.
- А-а! - говорит вульгарному бомжу, - Уже вытаскивать начал?
Я тебе в придачу еще пирожок с капустой дам!
Мужик, грохоча, ставит стол на четыре конечности, но сам пока
разогнуться не может. И, поскольку ротовая полость у него при-
клеена к салфетнице, он произносит туда гулко и почти без ак-
цента: "Не забудь, орясина, его гвоздями к тарелке приколо-
тить!"…
…А бутылек, кстати, не разбился.
|
|